Хроники республики и вандеи. Свобода, ведущая народ Свобода, ведущая народ


В своем дневнике молодой Эжен Делакруа 9 мая 1824 года записал: «Почувствовал в себе желание писать на современные сюжеты». Это не было случайной фразой, месяцем раньше он записал подобную же фразу «Хочется писать на сюжеты революции». Художник и раньше неоднократно говорил о желании писать на современные темы, но очень редко реализовывал эти свои желания. Происходило это потому, что Делакруа считал «...следует жертвовать всем ради гармонии и реальной передачи сюжета. Мы должны обходиться в картинах без моделей. Живая модель никогда не соответствует точно тому образу, который мы хотим передать: модель либо вульгарна, либо неполноценна, либо красота ее настолько иная и более совершенная, что все приходится менять».

Красоте жизненной модели художник предпочитал сюжеты из романов. «Что же следовало бы сделать, чтобы найти сюжет? - спрашивает он себя однажды. - Открыть книгу, способную вдохновить, и ввериться своему настроению!» И он свято следует своему собственному совету: с каждым годом книга все больше становится для него источником тем и сюжетов.

Так постепенно вырастала и крепла стена, отделявшая Делакруа и его искусство от действительности. Таким замкнувшимся в своем уединении и застала его революция 1830 года. Все, что еще несколько дней назад составляло смысл жизни романтического поколения, мгновенно было отброшено далеко назад, стало «выглядеть мелким» и ненужным перед грандиозностью свершавшихся событий. Изумление и энтузиазм, пережитые в эти дни, вторгаются в уединенную жизнь Делакруа. Действительность теряет для него свою отталкивающую оболочку пошлости и обыденности, обнаруживая настоящее величие, которое он никогда в ней не видел и которое искал прежде в поэмах Байрона, исторических хрониках, античной мифологии и на Востоке.

Июльские дни отозвались в душе Эжена Делакруа замыслом новой картины. Баррикадные бои 27, 28 и 29 июля во французской истории решили исход политического переворота. В эти дни был свергнут король Карл Х - последний представитель ненавистной народу династии Бурбонов. Впервые для Делакруа это был не исторический, литературный или восточный сюжет, а самая настоящая жизнь. Однако, прежде чем этот замысел воплотился, ему предстояло пройти длинный и сложный путь изменений.

Р. Эсколье, биограф художника, писал: «В самом начале, под первым впечатлением увиденного, Делакруа не намеревался изобразить Свободу посреди ее приверженцев... Он хотел просто воспроизвести один из июльских эпизодов, как, например, смерть д"Арколя». Да, тогда было много совершено подвигов и принесено жертв. Героическая смерть д"Арколя связана с захватом повстанцами парижской ратуши. В день, когда королевские войска держали под обстрелом висячий Гревский мост, появился молодой человек, который бросился к ратуше. Он воскликнул: «Если я погибну, запомните, что меня зовут д"Арколь». Он действительно был убит, но успел увлечь за собой народ и ратуша была взята. Эжен Делакруа сделал набросок пером, который, может быть, и стал первым наброском к будущей картине, О том, что это был не рядовой рисунок, говорят и точный выбор момента, и законченность композиции, и продуманные акценты на отдельных фигурах, и архитектурный фон, органически слитый с действием, и другие детали. Этот рисунок действительно бы мог служить эскизом к будущей картине, но искусствовед Е. Кожина считала, что он так и остался просто наброском, не имеющим ничего общего с тем полотном, которое Делакруа написал впоследствии. Художнику уже становится мало фигуры одного только д"Арколя, бросающегося вперед и своим героическим порывом увлекающего повстанцев. Эту центральную роль Эжен Делакруа передает самой Свободе.

Художник не был революционером и сам признавал это: «Я мятежник, но не революционер». Политика мало интересовала его, поэтому он и хотел изобразить не отдельный мимолетный эпизод (пусть даже и героическую смерть д"Арколя), даже не отдельный исторический факт, а характер всего события. Так, о месте действия, Париже, можно судить только по куску, написанному на заднем плане картины с правой стороны (в глубине едва видно знамя, поднятое на башне собора Нотр-Дам), да по городским домам. Масштабность, ощущение необъятности и размаха происходящего - вот что сообщает Делакруа своему огромному полотну и чего не дало бы изображение частного эпизода, пусть даже и величественного.

Композиция картины очень динамична. В центре картины расположена группа вооруженных людей в простой одежде, она движется в направлении переднего плана картины и вправо. Из-за порохового дыма не видно площади, не видно и как велика сама эта группа. Напор толпы, заполняющей глубину картины, образует все нарастающее внутреннее давление, которое неизбежно должно прорваться. И вот, опережая толпу, из облака дыма на вершину взятой баррикады широко шагнула прекрасная женщина с трехцветным республиканским знаменем в правой руке и ружьем со штыком в левой. На ее голове красный фригийский колпак якобинцев, одежда ее развевается, обнажая грудь, профиль ее лица напоминает классические черты Венеры Милосской. Это полная сил и воодушевления Свобода, которая решительным и смелым движением указывает путь бойцам. Ведущая людей через баррикады, Свобода не приказывает и не командует - она ободряет и возглавляет восставших.

При работе над картиной в мировоззрении Делакруа столкнулись два противоположных начала - вдохновение, внушенное действительностью, а с другой стороны, уже давно укоренившееся в его сознании недоверие к этой действительности. Недоверие к тому, что жизнь может быть прекрасна сама по себе, что человеческие образы и чисто живописные средства могут передать во всей полноте замысел картины. Это недоверие и продиктовало Делакруа символическую фигуру Свободы и некоторые другие аллегорические уточнения.

Художник переносит все событие в мир аллегории, отражает идею так, как поступал и боготворимый им Рубенс (Делакруа говорил молодому Эдуарду Мане: «Надо видеть Рубенса, надо Рубенсом проникнуться, надо Рубенса копировать, ибо Рубенс - это бог») в своих композициях, олицетворяющих отвлеченные понятия. Но Делакруа все-таки не во всем следует своему кумиру: свободу у него символизирует не античное божество, а самая простая женщина, которая, однако, становится царственно величественной. Аллегорическая Свобода полна жизненной правды, в стремительном порыве идет она впереди колонны революционеров, увлекая их за собой и выражая высший смысл борьбы - силу идеи и возможность победы. Если бы мы не знали, что Ника Самофракийская была вырыта из земли уже после смерти Делакруа, можно было предположить, что художника вдохновлял этот шедевр.

Многие искусствоведы отмечали и упрекали Делакруа за то, что все величие его картины не может заслонить того впечатления, которое вначале оказывается лишь еле заметным. Речь идет о столкновении в сознании художника противоположных стремлений, что оставило свой след даже и в завершенном полотне, колебание Делакруа между искренним желанием показать действительность (какой он ее видел) и непроизвольным стремлением поднять ее на котурны, между тяготением к живописи эмоциональной, непосредственной и уже сложившейся, привычной к художественной традиции. Многих не устраивало, что самый безжалостный реализм, приводивший в ужас благонамеренную публику художественных салонов, соединяется в этой картине с безупречной, идеальной красотой. Отмечая как достоинство ощущение жизненной достоверности, которая никогда прежде не проявлялась в творчестве Делакруа (и никогда потом больше не повторилась), художника упрекали за обобщенность и символичность образа Свободы. Впрочем, и за обобщенность других образов, ставя художнику в вину, что натуралистическая нагота трупа на первом плане соседствует с наготой Свободы. Эта двойственность не ускользнула и от современников Делакруа, и от более поздних ценителей и критиков Даже 25 лет спустя, когда публика уже привыкла к натурализму Гюстава Курбе и Жана Франсуа Милле, Максим Дюкан все еще неистовствовал перед «Свободой на баррикадах», забывая о всякой сдержанности выражений: «Ах, если Свобода такова, если эта девка с босыми ногами и голой грудью, которая бежит, крича и размахивая ружьем, то она нам не нужна. Нам нечего делать с этой постыдной мегерой!»

Но, упрекая Делакруа, что можно было противопоставить его картине? Революция 1830 года отразилась и в творчестве других художников. После этих событий королевский трон занял Луи-Филипп, который старался представить свой приход к власти чуть ли не единственным содержанием революции. Многие художники, взявшиеся именно за такой подход к теме, устремились по пути наименьшего сопротивления. Революция, как стихийная народная волна, как грандиозный народный порыв для этих мастеров как будто вообще не существует. Они словно торопятся забыть обо всем, что видели на парижских улицах в июле 1830 года, и «три славных дня» предстают в их изображении вполне благонамеренными действиями парижских горожан, которые были озабочены только тем, как бы поскорее обзавестись новым королем взамен изгнанного. К числу таких произведений можно отнести картину Фонтена «Гвардия, провозглашающая королем Луи-Филиппа» или полотно О. Верне «Герцог Орлеанский, покидающий Пале-Рояль».

Но, указывая на аллегоричность главного образа, некоторые исследователи забывают отметить, что аллегоричность Свободы вовсе не создает диссонанса с остальными фигурами картины, не выглядит в картине настолько инородной и исключительной, как это может показаться с первого взгляда. Ведь остальные действующие персонажи по существу и по своей роли тоже аллегоричны. В их лице Делакруа как бы выводит на передний план те силы, которые совершили революцию: рабочих, интеллигенцию и плебс Парижа. Рабочий в блузе и студент (или художник) с ружьем - представители вполне определенных слоев общества. Это, несомненно, яркие и достоверные образы, но эту их обобщенность Делакруа доводит до символов. И аллегоричность эта, которая отчетливо ощущается уже в них, в фигуре Свободы достигает своего высшего развития. Это грозная и прекрасная богиня, и в то же время она дерзкая парижанка. А рядом прыгает по камням, кричит от восторга и размахивает пистолетами (будто дирижируя событиями) юркий, взлохмаченный мальчишка - маленький гений парижских баррикад, которого через 25 лет Виктор Гюго назовет Гаврошем.

Картиной «Свобода на баррикадах» заканчивается романтический период в творчестве Делакруа. Сам художник очень любил эту свою картину и приложил много усилий, чтобы она попала в Лувр. Однако после захвата власти «буржуазной монархией» экспозиция этого полотна была запрещена. Только в 1848 году Делакруа смог еще один раз, и даже на довольно длительное время, выставить свою картину, но после поражения революции она надолго попала в запасник. Подлинное же значение этого произведения Делакруа определяется вторым его названием, неофициальным. Многие уже давно привыкли видеть в этой картине «Марсельезу французской живописи».

Недавно наткнулся на картину Эжена Делакруа "Свобода, ведущая народ" или "Свобода на баррикадах". Картина написана по мотивам народного бунта 1830 г. против последнего из династии Бурбонов Карла Х. Но эту картину относят к символу и образу Великой Французской Революции.

А давайте мы этот "символ" Великой Французской Революции рассмотрим подробно с учётом фактов об этой Революции.

Итак справа налево: 1) - светловолосый европеец с благородными чертами лица.

2) с оттопыренными ушами, очень похожий на цыгана, с двумя пистолетами кричит и бежит вперёд. Ну, подросткам всегда хочется в чём-то себя самоутвердить. Хоть в игре, хоть в драке, хоть в бунте. Но на нём белая офицерская лента с кожаной сумкой и гербом. Так что, возможно, что это личный трофей. А значит этот мальчик подросток уже убивал.

3) и с удивительно СПОКОЙНЫМ ЛИЦОМ , с французским флагом в руке и фригийским колпаком на голове (типа - я француженка) и оголённой грудью. Тут невольно вспоминается участие парижских женщин (возможно, что проституток) во взятии Бастилии. Разгорячённые вседозволенностью и падением законности и порядка (т.е. опьянённые воздухом свободы), женщины в толпе бунтовщиков вступили в перепалку с солдатами на стенах крепости Бастилия. Они стали оголять свои интимные места и предлагать себя солдатам- "Зачем в нас стрелять? Лучше бросьте оружие, спуститесь к нам и "любите" нас! Мы дарим вам свою любовь в обмен на ваш переход на сторону восставшего народа!" Солдаты выбрали бесплатную "любовь" и Бастилия пала. Про то, что голые задницы и письки с сиськами парижанок взяли Бастилию, а не штурмующая революционная толпа, об этом сейчас молчат, чтоб не портить мифологизированную "картину" "революции". (Чуть не сказал - "Революции достоинства", ибо вспомнились киевские майдауны с окраинскими флагами.). Получается, что "Свобода, ведущая народ", это хладнокровная семитская женщина лёгкого нрава (голая грудь) замаскированная под француженку.

4) взирающий на голую грудь "Свободы". Грудь - красивая, и возможно, что это последнее, что он видит в своей жизни красивого.

5) ,- сняли куртку, сапоги и штаны. Причинное место его "Свобода " видит, а от нас оно скрыто ногой убитого. Бунты, ой, революции, они всегда не без грабежа и раздевания.

6) . Лицо слегка отрешённо. Волос чёрный и кучерявый, глаза слегка на выкате, крылья носа приподняты. (Кто в курсе, тот понял.) Как только у него цилиндр на голове в динамике боя не свалился и даже так прекрасно сидит на голове? В общем, этот молодой "француз" мечтает о перераспределении общественного богатства в свою пользу. Ну или в пользу своей семьи. Наверное не хочет стоять в лавке, а хочет быть как Ротшильд.

7) За правым плечом буржуа в цилиндре, находится,- с саблей в руке и пистолетом за поясом, и белой широкой лентой через плечо (похоже, что снятой с убитого офицера), лицо - явно южанина.

Теперь вопрос,- где французы, которые как-бы европейцы (европеоиды) и которые как-бы делали Великую Французскую революцию??? Или уже тогда 220 лет назад французы были все поголовно тёмными "южанами"? Это при том, что Париж не на Юге, а на Севере Франции. Или, это не французы? Или это те, кого называют "вечные революционеры" в любой стране???

Готика — это не стиль; готика никогда не кончалась: соборы строились по 800-900 лет, соборы сгорали дотла и отстраивались заново. Соборы бомбили и взрывали. И снова возводили. Готика — это образ самовоспроизведения Европы, ее воли к жизни. Готика — это сила городов, ибо соборы возводились решением городской коммуны и были общим делом сограждан.

Соборы — это не только памятники религии. Готика — это образ республики, потому что соборы воплощают прямую спину городов и единую волю общества. Готика — это сама Европа, и сегодня, когда сгорел собор Парижской Богоматери, кажется, что Европе пришел конец.

Ничего более символического со времен 11 сентября 2001 года в мире не случалось. Уже прозвучало: закончилась европейская цивилизация.

Трудно не поставить пожар Нотр-Дама в череду событий, разрушающих, опровергающих Европу. Все одно к одному: буйства «желтых жилетов», Брексит, брожения в Евросоюзе. А теперь рухнул шпиль великого готического собора.

Нет, Европа не закончилась.

Готику в принципе нельзя разрушить: это самовоспроизводящийся организм. Как и республика, как и сама Европа, готика не бывает аутентичной — про заново отстроенный собор, как и про заново созданную республику, нельзя сказать «новодел» — это значит не понимать природу собора. Собор и республика строятся ежедневными усилиями, они всегда умирают, чтобы воскреснуть.

Европейскую идею республики жгли и топили много раз — но она живет.

1.

«Плот «Медузы», 1819, художник Теодор Жерико

В 1819 году французский художник Теодор Жерико пишет картину «Плот «Медузы». Сюжет известен — крушение фрегата «Медуза».

Вопреки существующим прочтениям, я трактую эту картину как символ гибели Французской революции.

Жерико был убежденным бонапартистом: вспомните его кавалергардов, идущих в атаку . В 1815 году Наполеон терпит поражение под Ватерлоо, и союзники отправляют его в смертное изгнание на остров Святой Елены.

Плот на картине — это и есть остров Св. Елены; а затонувший фрегат — Французская империя. Империя Наполеона представляла симбиоз прогрессивных законов и колониальных завоеваний, конституции и насилия, агрессии, сопровождающейся отменой крепостного права в захваченных областях.

Победители наполеоновской Франции — Пруссия, Британия и Россия — в лице «корсиканского чудовища» подавили даже воспоминание о той Французской революции, которая когда-то отменила Старый порядок (пользуясь выражением де Токвилля и Тэна). Повержена французская империя — но вместе с ней уничтожена и мечта об объединенной Европе с единой конституцией.

Затерянный в океане плот, безнадежный приют некогда величественного замысла — вот что написал Теодор Жерико. Жерико закончил картину в 1819-м — с 1815 года искал, как выразить отчаяние. Прошла реставрация Бурбонов, пафос революции и подвиги старой гвардии осмеяны — и вот художник написал Ватерлоо после разгрома:

вглядитесь, трупы на плоту лежат вповалку как на поле сражения.

Холст написан с точки зрения проигравших, мы стоим среди мертвых тел на выброшенном в океан плоту. У баррикады трупов есть главнокомандующий, мы видим лишь его спину, одинокий герой машет платком — это тот самый корсиканец, что приговорен умереть в океане.

Жерико написал реквием революции. Франция мечтала объединить мир; утопия потерпела крушение. Делакруа, младший товарищ Жерико, вспоминал, как потрясенный картиной учителя, он выбежал из мастерской художника и бросился бежать — бежал от переполнявших чувств. Куда бежал — неизвестно.

2.

Делакруа принято называть революционным художником, хотя это не соответствует действительности: Делакруа не любил революций.

Ненависть к республике передалась Делакруа генетически. Говорят, художник был биологическим сыном дипломата Талейрана, который революции ненавидел, — а официальным отцом художника считался министр иностранных дел Французской республики Шарль Делакруа, отправленный в почетную отставку, чтобы освободить кресло для реального отца своего отпрыска. Слухам верить обидно, не верить невозможно. Певец свободы (кто не знает картину «Свобода, ведущая народ»?) есть плоть от плоти беспринципного коллаборациониста, что присягал всякому режиму, лишь бы удержаться у власти, — это странно, но, если изучить холсты Делакруа, можно найти сходство с политикой Талейрана.


«Ладья Данте» Делакруа

Непосредственно после холста «Плот «Медузы» появляется картина Делакруа «Ладья Данте». Еще один затерянный в водной стихии челн, причем стихия, как и нижний план картины «Плот «Медузы», заполнена страдающими телами. Данте с Вергилием в восьмой песне Ада переплывают реку Стикс, в которой корчатся «гневливые» и «обиженные», — перед нами та же самая старая гвардия, что лежит, перебитая, на плоту Жерико. Сравните ракурсы тел — это те же самые персонажи. Данте/Делакруа проплывает поверх поверженных без сострадания, минует горящий адский город Дит (читай: сожженную империю) и удаляется прочь. «Они не стоят слов, взгляни, и мимо», — сказал флорентиец, но Данте имел в виду стяжателей и филистиров, Делакруа говорит иное. Если «Плот «Медузы» — это реквием революционной империи, то «Ладья Данте» оставляет бонапартизм в реке забвения.

В 1824 году Делакруа пишет очередную реплику на «Плот» Жерико — «Смерть Сарданапала». Ложе восточного тирана плывет по волнам разврата и насилия — рабы убивают наложниц и коней подле смертного одра повелителя, дабы царь умер вместе со своими игрушками. «Смерть Сарданапала» — описание правления Людовика XVIII, Бурбона, ознаменованного фривольными забавами. На сравнение европейской монархии с ассирийской сатрапией вдохновил Байрон: драму «Сарданапал» (1821 г.) читали все. Делакруа повторил мысль поэта: после крушения великих замыслов, объединяющих Европу, настало царство разврата.


«Смерть Сарданапала» Делакруа

Байрон мечтал расшевелить сонную Европу: был луддитом, обличал жадную Британию, сражался в Греции; мужество Байрона возбудило гражданственную риторику Делакруа (помимо «Смерти Сарданапала» см. холст «Резня на Хиосе»); однако в отличие от английского романтика Делакруа не склонен к брутальным проектам. Как и Талейран, художник взвешивает возможности и выбирает золотую середину. В главных холстах — вехи политической истории Франции: от республики — к империи; от империи — к монархии; от монархии — к конституционной монархии. Этому проекту посвящена следующая картина.

3.

«Свобода, ведущая народ» Делакруа

Великая революция и великая империя исчезли в океане истории, новая монархия оказалась жалкой — тоже утонула. Так возникает третья реплика Делакруа на «Плот «Медузы» — хрестоматийная картина «Свобода, ведущая народ», изображающая парижан на баррикаде. Принято считать это полотно символом революции. Перед нами баррикада 1830 года; власть Карла X, сменившего Людовика XVIII на престоле, — опрокинута.

Бурбонов прогнали! Снова видим плот, плывущий среди тел, — на сей раз это баррикада.

За баррикадой — зарево: горит Париж, горит старый порядок. Это ведь так символично. Полуобнаженная женщина, воплощение Франции, машет знаменем подобно несчастному на плоту «Медузы». Ее надежда имеет адрес: известно, кто идет на смену Бурбонам. Зритель заблуждается насчет пафоса произведения, перед нами лишь смена династий — свергнуты Бурбоны, трон перешел к Луи-Филиппу, представляющему Орлеанскую ветвь Валуа. Инсургенты на баррикаде не ратуют за народную власть, они сражаются за так называемую Хартию 1814 года при новом короле, то есть за конституционную монархию.

Чтобы не было сомнений в преданности художника династии Валуа, Делакруа в этом же году пишет «Битву при Нанси», вспоминает событие 1477 года. В этой битве пал Карл Х Бургундский, и огромное герцогство Бургундское переходит под корону Валуа. (Какая рифма: Карл Х Бургундский и Карл Х Бурбон пали к вящей славе Валуа.) Если не рассматривать полотно «Свобода, ведущая народ» вместе с «Битвой при Нанси», то смысл картины ускользает. Перед нами, несомненно, баррикада и революция — но своеобразные.

Какие политические взгляды у Делакруа? Скажут, он за свободу, поглядите: Свобода ведет народ. Но куда?

Вдохновителем Июльской революции 1830 года был Адольф Тьер, тот самый Тьер, который спустя 40 лет, в 1871 году, — расстреляет Парижскую коммуну. Именно Адольф Тьер дал путевку в жизнь Делакруа, написав отзыв о «Ладье Данте». Это был тот самый Адольф Тьер, которого называли «карлик-чудовище», и тот самый «король-груша» Луи-Филипп, на которого социалист Домье нарисовал сотни карикатур, за что и был заключен в тюрьму, — вот ради их торжества и стоит полунагая Марианна со знаменем. «И были они среди наших колонн подчас знаменосцами наших знамен», — как горько сказал поэт Наум Коржавин сто с лишним лет спустя после написания сыном Талейрана знаменитой революционной картины.

Карикатуры Домье на Луи-Филиппа «король-груша»

Скажут, что это вульгарный социологический подход к искусству, а картина сама по себе говорит иное. Нет, картина говорит именно это — если читать то, что на картине нарисовано.

Картина призывает к республике? К конституционной монархии? К парламентской демократии?

К сожалению, не бывает баррикад «вообще», как не бывает «внесистемной оппозиции».

Делакруа не писал случайных холстов. Его холодный, сугубо рациональный мозг находил нужные реплики в политических баталиях. Он работал с целенаправленностью Кукрыниксов и с убежденностью Дейнеки. Общество формировало заказ; оценив его жизнеспособность, художник брался за кисть. Многие желают видеть в этом живописце бунтаря — но и в сегодняшних «желтых жилетах» многие видят «бунтарей», и большевики долгие годы именовали себя «якобинцами». В том-то и курьез, что республиканские взгляды практически спонтанно трансформируются в имперские — и наоборот.

Республики возникают из сопротивления тирании — бабочка рождается из гусеницы; метаморфоза социальной истории вселяет надежду. Постоянная трансформация республики в империю и обратно — империи в республику, этот возвратно-поступательный механизм представляется своего рода perpetuum mobile западной истории.

Политическая история Франции (впрочем, и России тоже) демонстрирует постоянную трансформацию империи в республику, и республику — в империю. То, что революция 1830 года завершилась новой монархией, — полбеды; важно то, что жажду социальных перемен интеллигенция утолила: ведь при монархии образовался парламент.

Разросшийся аппарат администрации с ротацией раз в пять лет; при обилии членов парламента ротация касается десятка человек в год. Это парламент финансовой олигархии; вспыхивают мятежи — безобразников расстреливали. Есть офорт Домье «Улица Транснанен, 19»: художник в 1934 году нарисовал расстрелянную семью протестующих. Убитые горожане могли бы стоять на баррикаде Делакруа, думая, что сражаются за свободу, — но вот лежат вповалку, словно трупы на плоту «Медузы». И расстрелял их тот самый гвардеец с кокардой, что стоит подле Марианны на баррикаде.

4.

1830 год — начало колонизации Алжира, Делакруа делегирован с миссией государственного художника в Алжир. Он не пишет жертв колонизации, не создает полотна, равного пафосом «Резне на Хиосе», в котором клеймил турецкую агрессию в Греции. Алжиру посвящены романтические полотна; гнев — в сторону Турции, главная страсть художника отныне — охота.

Полагаю, что во львах и тиграх Делакруа видел Наполеона — сравнение императора с тигром было принятым — и нечто большее, чем конкретного императора: силу и власть. Хищники, терзающие лошадей (вспомните «Бег свободных лошадей» Жерико), — неужели это только мне кажется, что изображена империя, терзающая республику? Не существует более политизированной живописи, нежели «охоты» Делакруа, — художник позаимствовал метафору у дипломата Рубенса, который через «охоты» передавал трансформации политической карты. Слабый обречен; но обречен и сильный, если грамотно организована травля.


«Бег свободных лошадей» Жерико

В 1840 году политика Франции направлена на поддержку египетского султана Махмута-Али, воюющего с Турецкой империей. В альянсе с Англией и Пруссией французский премьер-министр Тьер призывает к войне: надо взять Константинополь! И вот Делакруа пишет в 1840 году гигантское полотно «Взятие Константинополя крестоносцами» — пишет именно тогда, когда требуется.

В Лувре зритель может пройти мимо «Плота «Медузы», «Ладьи Данте», «Смерти Сарданапала», «Свободы, ведущей народ», «Битвы при Нанси», «Взятие крестоносцами Константинополя», «Алжирских женщин» — и зритель уверен, эти картины — глоток свободы. В действительности в сознание зрителя имплантировали то представление о свободе, праве и равенстве, которое было удобно финансовой буржуазии XIX века.

Данная галерея есть пример идеологической пропаганды.

Июльский парламент при Луи-Филиппе стал инструментом олигархии. Оноре Домье рисовал оплывшие лица воров-парламентариев; рисовал также ограбленный народ, вспомните его прачек и вагоны третьего класса — а ведь на баррикаде Делакруа мнилось, что все заодно. Самого Делакруа социальные перемены уже не занимали. Революция, как это понимал сын Талейрана, состоялась в 1830 году; прочее — излишне. Правда, свой автопортрет 1837 года художник пишет на фоне зарева, но не стоит обольщаться — это отнюдь не пожар революции. Дозированное понимание справедливости с годами сделалось популярным среди социальных мыслителей. Это в порядке вещей — зафиксировать социальные изменения в том пункте, который кажется прогрессивным, а дальше, мол, наступит варварство (сравните пожелание остановить русскую революцию на февральском этапе).

Нетрудно увидеть, как всякая новая революция словно бы опровергает предыдущую. Предыдущая революция предстает по отношению к новому протесту «старым режимом» и даже «империей».

Июльский парламент Луи-Филиппа напоминает Европарламент сегодняшнего дня; во всяком случае, сегодня словосочетание «Брюссельская империя» стало привычным для риторики социалистов и националистов. Против «Брюссельской империи» восстают и бедняки, и националисты, и правые, и левые — говорят едва ли не о новой революции. А ведь в недавнем прошлом проект Общей Европы сам был революционным по отношению к тоталитарным империям ХХ века.

Недавно казалось, что это панацея для Европы: объединение на республиканских, социал-демократических принципах — а не под сапогом империи; но метаморфоза в восприятии вещь обычная.

Симбиоз республики-империи (бабочки-гусеницы) характерен для европейской истории: Наполеоновская империя, Советская Россия, Третий рейх — именно характерны тем, что империя вырастала из республиканской фразеологии. И вот Брюсселю предъявлен тот же набор претензий.

5.

Европа социал-демократии! С тех пор как в тоталитарные диктатуры направили свои гусиные перья Аденауэр и де Голль, впервые за семьдесят лет и на глазах моих, меняется твоя таинственная карта. Концепция, что была создана усилиями победителей фашизма, расползается и рушится. Общая Европа останется утопией, и сочувствия плот в океане не вызывает.

Объединенная Европа более им не нужна. Национальные государства — вот новая мечта.

Национальные центробежные силы и протесты государственные не совпадают по мотивам, но действуют синхронно. Страсти каталонцев, шотландцев, валлийцев, ирландцев; государственные претензии Польши или Венгрии; политика страны и общенародное волеизъявление (Британия и Франция); социальный протест («желтые жилеты» и греческие манифестанты) — это вроде бы явления разного порядка, но трудно отрицать, что, действуя в унисон, все участвуют в общем деле — разрушают Европейский союз.

Буйство «желтых жилетов» именуют революцией, действия поляков именуют национализмом, «Брексит» — это политика государственная, но, разрушая Европейский союз, разнокалиберные инструменты работают сообща.

Если сказать радикалу в желтом жилете, что он действует заодно с австрийским националистом, а греческому борцу за права сообщить, что он помогает польскому проекту «от моря до моря», манифестанты не поверят;

как не верит Меланшон в то, что он заодно с Марин Ле Пен. Как надо именовать процесс уничтожения Евросоюза: революция — или контрреволюция?

В духе идей Американской и Французской революций ставят знак равенства между «народом» и «государством», однако реальный ход событий постоянно разводит понятия «народ», «нация» и «государство». Кто протестует сегодня против Объединенной Европы — народ? нация? государство? «Желтые жилеты» — очевидно желают предстать «народом», выход Британии из ЕС — это шаг «государства», а протест Каталонии — это жест «нации». Если Евросоюз — это империя, то какой из этих шагов следует назвать «революцией», а какой «контрреволюцией»? Спросите на улице Парижа или Лондона: во имя чего надо разрушить договоренности? Ответ будет достоин баррикад 1830 года — во имя Свободы!

Под свободой традиционно понимают права «третьего сословия», так называемые «буржуазные свободы». Договорились считать сегодняшний «средний класс» своего рода эквивалентом «третьего сословия» восемнадцатого века — и средний класс заявляет свои права в пику нынешним чиновникам государства. В этом и состоит пафос революций: производитель восстает против администратора. Но использовать лозунги «третьего сословия» все труднее: понятия «ремесло», «профессия», «занятость» так же туманны, как понятия «собственник» и «орудие труда». «Желтые жилеты» пестры по составу; но это никак не «третье сословие» 1789 года.

Сегодняшний глава маленькой французской антрепризы не производитель, он сам занимается администрированием: принимает и сортирует заказы, обходит налоги, проводит часы у компьютера. В семи случаях из десяти его наемными рабочими являются уроженцы Африки и выходцы из республик бывшего Варшавского блока. На баррикадах сегодняшних «желтых жилетов» немало «американских гусаров» — так в годы Великой французской революции 1789 года именовали выходцев из Африки, которые, пользуясь хаосом, учиняли расправы над белым населением.

Про такое говорить неловко, но «американских гусаров» сегодня на порядок больше, чем в ХIХ веке.

«Средний класс» переживает сейчас поражение — но все же средний класс обладает политической волей, чтобы оттолкнуть барки с беженцами от берегов Европы (вот еще одна картина Жерико) и заявить о своих правах не только по отношению к правящему классу, но, что важнее, и по отношению к инородцам. И как может быть новый протест единым, если он направлен на распад объединения? Национальный протест, националистические движения, социальные требования, монархический реваншизм и призыв к новому тотальному проекту — все сплелось воедино. Но и Вандея, восставшая против Республики, — была разнородным движением. Собственно «вандейский мятеж» был крестьянским, направленным против республиканского администрирования, а «шуаны» были роялистами; объединяло мятежников одно — желание утопить плот «Медузы».

«Анри де Ларошжаклен в битве при Шоле» Поля-Эмиля Бутиньи — один из эпизодов вандейского мятежа

То, что мы наблюдаем сегодня, — не что иное, как Вандея XXI века, разновекторное движение против общеевропейской республики. Термин «Вандея» использую как определение видовое, как именование того процесса, что сокрушит республиканскую фантазию. Вандея, есть процесс перманентный в истории, это антиреспубликанский проект, направленный на превращение бабочки в гусеницу.

Как ни парадоксально звучит, борьбы за собственно гражданские права — на теперешнем плоту «Медузы» не происходит. Страдающий «средний класс» не обделен ни избирательным правом, ни свободой собраний, ни свободой слова. Борьба идет за нечто иное — и если обратить внимание на то, что борьба за отказ от взаимных обязательств в Европе совпала с отказом от сочувствия инородцам, то ответ прозвучит странно.

Идет борьба за равномерное право на угнетение.

Рано или поздно, но Вандея обретает своего вожака, причем вожак аккумулирует все антиреспубликанские претензии в единый имперский сюжет.

«Полития» (утопия Аристотеля) всем хороша, но для того, чтобы существовало общество имущественно равных граждан, требовались рабы (по Аристотелю: «рожденные рабами»), и это место рабов сегодня вакантно. Вопрос не в том, соответствует ли сегодняшний средний класс былому третьему сословию; вопрос страшнее — кто именно займет место пролетариата и кого определят на место рабов.

Делакруа по этому поводу холста не написал, но ответ тем не менее существует; история давала его не раз.

А офицер, незнаемый никем,
Глядит c презреньем, холоден и нем,
На буйных толп бессмысленную толочь
И, слушая их исступленный вой,
Досадует, что нету под рукой
Двух батарей: рассеять эту сволочь.

Вероятно, так и произойдет.

Сегодня собор сгорел, а завтра новый тиран сметет республику и уничтожит Европейский союз. Так может случиться.

Но, будьте уверены, история готики и республики на этом не закончится. Найдется новый Домье, новый Бальзак, новый Рабле, новый де Голль и новый Виолле-ле-Дюк, который отстроит Нотр-Дам заново.

Только советское искусство ХХ столетия можно сравнить с французским искусством XIX века по его гигантскому влиянию на мировое искусство. Именно во Франции гениальные живописцы открыли тему революции. Во Франции сложился метод критического реализма
.
Именно там - в Париже - впервые в мировом искусстве революционеры со знаменем свободы в руке смело взошли на баррикады и вступили в бой с правительственными войсками.
Трудно понять, как тема революционного искусства могла родиться в голове молодого замечательного художника, выросшего на монархических идеалах при Наполеоне I и Бурбонах. Имя этого художника - Эжен Делакруа (1798-1863).
Оказывается, в искусстве каждой исторической эпохи можно обнаружить зерна будущего художественного метода (и направления) отображения классовой и политической жизни человека в социальной среде общества окружающей его жизни. Зерна дают всходы только тогда, когда гениальные умы удобрят свою интеллектуальную и художествленную эпоху и создадут новые образы и свежие идеи для понимания многообразной и вечно объективно меняющейся жизни общества.
Первые семена буржуазного реализма во европейском искусстве были посеяны в Европе Великой Французской революцией. Во французском искусстве первой половины XIX века Июльская революция 1830 г. создала условия для появления нового художественного метода в искусстве, который лишь сто лет спустя – в 1930-е годы в СССР назовали "социалистическим реализмом".
Буржуазные историки ищут любого повода, чтобы принизить значение вклада Делакруа в мировое искусство, и исказить его великие открытия. Они собрали все сплетни и анекдоты, придуманные их собратьями и критиканами за полтора столетия. И вместо исследования причин его особой популярности в прогрессивных слоях общества им приходится врать, выкручиваться и выдумывать небылицы. И все по приказу буржуазных правительств.
Разве могут буржуазные историки писать правду об этом смелом и отважном революционере?! Канал «Культура» купил, перевёл и показал самый гадкий фильм ВВС об этой картине Делакруа. А разве либерал в доску М. Швыдкой со своей командой мог поступить иначе?

Эжен Делакруа: «Свобода на баррикадах»

В 1831 г. видный французский живописец Эжен Делакруа (1798-1863) выставил в Салоне свою картину "Свобода на баррикадах". Первоначально название картины звучало как «Свобода, ведущая народ». Он посвятил ее теме Июльской революции, взорвавшую Париж в конце июля 1830 г. и свергнувшую монархию Бурбонов. Банкиры и буржуи воспользовались недовольством трудящихся масс, чтобы заменить одного невежественного и жёсткого короля более либеральным и покладистым, но таким же алчным и жестоким Луи Филиппом. Его позднее прозвали «королем банкиров»
На картине изображена группа революционеров с республиканским триколором. Народ объединился и вступил в смертельный бой с правительственными войсками. Крупная фигура отважной француженки с национальным флагом в правой руке возвышается над отрядом революционеров. Она призывает восставших парижан дать отпор правительственным войскам, защищавшим насквозь прогнившую монархию.
Воодушевленный успехами революции 1830 г., Делакруа приступил к работе над картиной 20 сентября, чтобы прославить Революцию. В марте 1831 г. он получил за нее награду, а в апреле выставил картину в Салоне. Картина своей неистовой силой прославлявших народных героев отталкивала буржуазных посетителей. Они упрекали художника за то, что он показал только "чернь" в этом героическом действии. В 1831 года министерство внутренних дел Франции купило "Свободу" для Люксембургского музея. Через 2 года "Свободу", сюжет которой посчитали слишком политизированным Луи Филипп, напуганный ее революционным характером, опасным в период царствования союза аристократии и буржуазии, приказал свернуть картину в рулон и возвратить автору (1839). Аристократических бездельников и денежных тузов не на шутку испугал ее революционный пафос.

Две правды

"Когда возводят баррикады, то всегда возникает две правды – по одну и другую сторону. Не понимает этого только идиот" – такую мысль высказал выдающийся советский русский писатель Валентин Пикуль.
Две правды возникают и в культуре, искусстве и литературе – одна буржуазная, другая – пролетарская, народная. Эту вторую правду о двух культурах в одной нации, о классовой борьбе и диктатуре пролетариата высказали К. Маркс и Ф. Энгельс в "Коммунистическом манифесте" в 1848 году. А вскоре – в 1871 г. – французский пролетариат поднимет восстание и установит свою власть в Париже. Коммуна – вторая правда. Народная правда!
Французские революции 1789, 1830, 1848, 1871 годов подтвердят наличие историко-революционной темы не только в искусстве, но в самой жизни. И за это открытие мы должны быть благодарны Делакруа.
Вот почему буржуазным историкам искусства и искусствоведам так не нравиться эта картина Делакруа. Ведь он не просто изобразил борцов с прогнившим и сдыхающим режимом Бурбонов, а прославил их как народных героев, смело идущими на смерть, не боясь погибнуть за правое дело в боях с полицейскими и войсками.
Образы, им созданные, оказались настолько типичными и яркими, что они навсегда врезались в память человечества. Не героями только Июльской революции стали созданные им образы, а героями всех революций: французских и русских; китайских и кубинских. Гром той революции звучит до сих пор в ушах мировой буржуазии. Ее герои звали народ на восстания в 1848 году в странах Европы. В 1871 г. громили буржуазную власть коммунары Парижа. Революционеры подняли массы трудящихся на борьбу с царским самодержавием в России в начале ХХ века. Эти французские герои до сих пор зовут на войну с эксплуататорами народные массы всех стран мира.

"Свобода на баррикадах"

Советские русские искусствоведы с восхищением писали об этой картине Делакруа. Самое яркое и полное описание ее дал один из замечательных советских авторов И. В. Долгополов в первом томе очерков об искусстве «Мастера и шедевры»: "Последний штурм. Ослепительный полдень, залитый жаркими лучами солнца. Звенит набат. Рокочут пушки. Клубятся облака порохового дыма. Вольный ветер развевает трехцветное республиканское знамя. Его высоко подняла ввысь величественная женщина во фригийском колпаке. Она зовет восставших в атаку. Ей незнаком страх. Это сама Франция, призывающая своих сынов к правой битве. Свистят пули. Рвется картечь. Стонут раненые. Но непреклонны бойцы «трех славных дней». Парижский гамен, дерзкий, юный, что-то гневно кричащий в лицо врагу, в лихо надвинутом берете, с двумя огромными пистолетами в руках. Рабочий в блузе, с опаленным боями, мужественным лицом. Молодой человек в цилиндре и черной паре – студент, взявший оружие.
Смерть рядом. Безжалостные лучи солнца скользнули по золоту сбитого кивера. Отметили провалы глаз, полураскрытый рот убитого солдата. Блеснули на белом эполете. Обрисовали жилистые голые ноги, залитую кровью рваную рубаху лежащего бойца. Ярко сверкнули на кумачовом кушаке раненого, на его розовой косынке, восторженно взирающего на живую Свободу, ведущую его братьев к Победе.
«Поют колокола. Грохочет бой. Яростно звучат голоса сражающихся. Великая симфония Революции радостно рокочет в полотне Делакруа. Все ликование раскованной силы. Народный гнев и любовь. Вся святая ненависть к поработителям! Живописец вложил свою душу, молодой жар сердца в этот холст.
"Звучат алые, пунцовые, багряные, пурпурные, красные цвета, и согласно вторят им голубые, синие, лазурные колера, сочетаясь с яркими ударами белого. Синий, белый, красный – цвета стяга новой Франции – ключ колорита картины. Мощна, энергична лепка полотна. Полны экспрессии, динамики фигуры героев. Незабываем образ Свободы.

Делакруа создал шедевр!

«Живописец соединил, казалось, невозможное – протокольную реальность репортажа с возвышенной тканью романтической, поэтической аллегории.
«Колдовская кисть художника заставляет нас поверить в реальность чуда – ведь сама Свобода стала плечом к плечу с восставшими. Эта картина – поистине симфоническая поэма, воспевающая Революцию».
Совсем иначе описывали эту картину наемные борзописецы "короля банкиров" Луи Филлипа. Долгополов продолжает: «Отзвучали залпы. Затихли бои. Спета «Марсельеза». Изгнаны ненавистные Бурбоны. Наступили будни. И снова разгорелись страсти на живописном Олимпе. И снова мы читаем слова, полные грубости, ненависти. Особенно постыдны оценки фигуры самой Свободы: «Эта девка», «мерзавка, сбежавшая из тюрьмы Сен-Лазар».
«Неужели в эти славные дни на улицах была одна только чернь?» – вопрошает другой эстет из лагеря салонных лицедеев. И этого пафоса отрицания шедевра Делакруа, этого бешенства «академистов» хватит еще надолго. Кстати, вспомним маститого Синьоля из Школы изящных искусств.
Максим Декан, потеряв всякую сдержанность, писал: «Ах, если Свобода такова, если это девка с босыми ногами и голой грудью, которая бежит, крича и размахивая ружьем, она нам не нужна, нам нечего делать с этой постыдной мегерой!».
Примерно так ее содержание характеризуют буржуазные историки искусства и искусствоведы сегодня. Посмотрите на досуге фильм ВВС в архиве канала «Культура», чтобы убедиться в моей правоте.
«Парижская публика через два с половиной десятилетия вновь увидела баррикады 1830 года. В роскошных залах выставки звучала «Марсельеза», гремел набат.» – так писал И. В. Долгополов о выставленной картине в салоне 1855 г.

«Я бунтовщик, а не революционер».

«Я выбрал современный сюжет, сцену на баррикадах. .. Если я и не сражался за свободу отечества, то, по крайней мере, должен прославить эту свободу», - сообщал Делакруа своему брату, имея в виду картину «Свобода, ведущая народ».
Между тем, Делакруа не может быть назван революционером в советском смысле этого слова. Он родился, вырос и прожил жизнь в монархическом обществе. Он писал свои картины на традиционные исторические и литературные темы в монархические и республиканские времена. Они вытекали из эстетики романтизма и реализма первой половины XIX века.
Понимал ли сам Делакруа, что он "натворил" в искусстве, внеся дух революционности и создав образ революции и революционеров в мировое искусство?! Буржуазные историки отвечают: нет, не понимал. Действительно, откуда он мог в 1831 году знать, какими путями будет развиваться Европа в ближайшие столетие. До Парижской коммуны он не доживет.
Советские историки искусства писали, что «Делакруа... не переставал быть горячим противником буржуазного порядка с его духом корысти и наживы, враждебным свободе человека. Он испытывал глубокое отвращение как к мещанскому благополучию, так и к той лощеной пустоте светской аристократии, с которой ему нередко случалось соприкасаться...». Однако, "не признавая идей социализма, он не одобрял революционного способа действия". (История искусства, Том 5; эти тома советской истории мирового искусства также имеются в интернете).
Всю творческую жизнь Делакруа искал куски жизни, которые до него находились в тени и на которые никому в голову не приходило обратить внимание. Задуматься, почему эти важные куски жизни играют такую огромную роль в современном обществе? Почему они требуют внимания творческой личности к себе не меньше, чем портреты королей и наполеонов? Не меньше чем полуголые и приодетые красотки, которых так любили писать неоклассики, неогреки, помпейцы.
И Делакруа отвечал, потому что "живопись – это сама жизнь. В ней природа предстает перед душой без посредников, без покровов, без условностей."
По воспоминаниям современников Делакруа был монархистом по убеждениям. Утопический социализм, анархические идеи его не интересовали. Научный социализм появится только в 1848 г.
Салоне 1831 года он показал картину, которая - правда на короткое время - сделала его славу официальной. Ему даже вручили награду - ленточку Почетного легиона в петлицу. Ему хорошо заплатили. Продались и другие холсты:
«Кардинал Ришелье слушает мессу в Пале-Рояле» и «Убийство архиепископа Льежского», и несколько больших акварелей, сепия и рисунок «Рафаэль в своей мастерской». Деньги были, был и успех. Эжен имел основания быть довольным новой монархией: были деньги, успех и слава.
В 1832 г. его пригласили выехать с дипломатической миссией в Алжир. Он с удовольствием отправился в творческую командировку.
Хотя отдельные критики восхищались талантом художника и ожидали от него новых открытий, "Свободу на баррикадах" правительство Луи Филиппа предпочло держать в хранилище.
После того как в 1833 году Тьер поручил ему роспись салона, заказы подобного рода следуют вплотную, один за другим. Ни одному французскому художнику в девятнадцатом веке не удалось расписать такое количество стен.

Рождение ориентализма во французском искусстве

Делакруа использовал поездку для создания новой серии картин из жизни арабского общества – экзотические костюмы, гаремы, арабские скакуны, восточная экзотика. В Марокко он сделал пару сотен эскизов. Часть из них влил в свои картины. В 1834 г. Эжен Делакруа выставил в Салоне картину "Алжирские женщины в гареме". Открывшийся шумный и необычный мир Востока поразил европейцев. Это новое романтическое открытие новой экзотики Востока оказался заразительным.
Другие живописцы устремились на Восток, и почти каждый привозил сюжет с нетрадиционным героями, вписанными в экзотическую обстановку. Так в европейском искусстве, во Франции, с лёгкой руки гениального Делакруа родился новый самостоятельный романтический жанр – ОРИЕНТАЛИЗМ. Это был его второй вклад в историю мирового искусства.
Слава его возрастала. Он получил множество заказов на роспись потолков в Лувре в 1850-51 гг.; Тронного зала и библиотеки палаты депутатов, купола библиотеки пэров, потолка галереи Апполона, холла в отеле де Виль; создавал фрески для парижской церкви Сен-Сюльпис в 1849-61 гг.; украшал Люксембургский дворец в 1840-47 гг. Этими творениями он навсегда вписал свое имя в историю французского и мирового искусства.
Эта работа хорошо оплачивалась, и он, признанный одним из крупнейших художников Франции, не вспоминал о том, что "Свобода" надежно спрятана в хранилище. Однако в революционный 1848 год вспомнила о ней прогрессивная общественность. Она обратилась к художнику с предложением написать новую подобную картину о новой революции.

1848 год

"Я бунтарь, а не революционер" – отвечал Делакруа. Другими славами заявил, что он бунтарь в искусстве, но не революционер в политике. В тот год, когда по всей Европе шли бои пролетариата, не поддержанного крестьянством, рекой лилась кровь по улицам европейских городов, он занимался не революционными делами, не принимал участия в уличных боях вместе с народом, а бунтовал в искусстве - занимался реорганизацией Академии и реформированием Салона. Казалось ему было безразлично, кто победит: монархисты, республиканцы или пролетарии.
И все-таки он откликнулся на призыв общественности и попросил чиновников выставить свою "Свободу" в Салоне. Картину привезли из хранилища, но не решились выставлять: накал борьбы было слишком высоким. Да автор особо и не настаивал, понимая, что потенциал революционности у масс был необъятен. Пессимизм и разочарование одолевали его. Он никогда не предполагал, что революция может повториться в таких страшных сценах, которые он наблюдал в начале 1830-х, и в те дни в Париже.
В 1848 году картину требовал Лувр. В 1852 - Вторая империя. В последние месяцы Второй империи "Свободу" снова рассматривали как великий символ, и гравюры с этой композиции служили делу республиканской пропаганды. В первые годы правления Наполеона III картину опять признают опасной для общества и отправляют в запасник. Через 3 года - в 1855 г. - ее извлекают оттуда и будут демонстрировать на международной художественной выставке.
В это время Делакруа переписывает некоторые детали на картине. Возможно, он делает темнее ярко-красный тон колпака, чтобы смягчить его революционный вид. В 1863 году Делакруа умирает у себя дома. И через 11 лет "Свобода" поселяется в Лувре навсегда...
Салонное искусство и только академическое искусство было всегда центральным в творчестве Делакруа. Только служение аристократии и буржуазии он считал своим долгом. Политика не волновала его души.
В том революционном 1848 г. и в последующие годы он увлекся Шекспиром. Рождались новые шедевры: "Отелло и Дездемона", "Леди Макбет", "Самсон и Делила". Он написал еще одно полотно "Женщин Алжира". Эти картины не прятали от публики. Наоборот расхваливали на все лады, как и его росписи в Лувре, как и полотна его алжирской и марокканской серий.
Революционная тема не умрет никогда
Кому-то кажется, что историко-революционная тема сегодня умерла навсегда. Лакеям буржуазии так хочется, чтобы она умерла. Но движения от старой загнивающей и бьющейся в конвульсиях буржуазной цивилизации к новой некапиталистической или, как ее называют, социалистической, - точнее сказать - к коммунистической многонациональной цивилизации остановить никому не удастся, потому что это объективный процесс. Как буржуазная революция билась более полувека с аристократическими сословиями, так и социалистическая революция пробивает себе путь к победе в тяжелейших исторических условиях.
Тема взаимосвязанности искусства и политики давно утвердилась в искусстве и художники ее поднимали и пытались выразить ее в мифологическом содержании, привычном для классического академического искусства. Но никому до Делакруа не приходило в голову попробовать создать образ народа и революционеров в живописи и показать простой народ, поднявшего восстание против короля. 
Тема народности, тема революции, тема героини в образе Свободы уже как призраки бродили по Европе с особой силой с 1830 по 1848 год. Не только Делакруа думал над ними. Другие художники тоже пытались раскрыть их в своем творчестве. Пытались поэтизировать и революцию, и ее героев, мятежный дух в человеке. 
Можно перечислить немало картин, появившихся в тот период времени во Франции. Домье, Мессонье писали баррикады и народ, но никто из них не изобразил революционного героев из народа так ярко, так образно, так красиво, как Делакруа. 
Разумеется, ни о каком социалистическом реализме никто не мог даже мечтать в те годы, не то что говорить. Даже Маркс с Энгельсом не видели "призрака коммунизма", бродящего по Европе вплоть до 1848 г. Что же говорить о художниках!?
Однако из нашего 21-го века видно и понятно, что все советское революционное искусство соцреализма вышло из "Баррикад" Делакруа и Мессонье. Неважно, понимали это сами художники и советские историки искусства или не понимали; знали, видели эту картину Делакруа или нет. Время изменилось кардинально: капитализм достиг высшей стадии империализма и в начале ХХ века начал загнивать. Деградация буржуазного общества приняла жестокие формы отношений между трудом и капиталом. Последний пытался найти спасение в мировых войнах, фашизме.

В России


Самым слабым звеном в капиталистической системе оказалась дворянско-буржуазная Россия. Забурлило недовольство масс в 1905 году, однако царизм устоял, оказался крепким орешком. Но репетиция революции оказалась полезной. В 1917 году пролетариат России одержал победу, совершил первую в мире победоносную социалистическую революцию и установил свою диктатуру.
Художники не оставались в стороне и писали революционные события в России и в романтическом ключе, как Делакруа, и в реалистическом. Они разработали новый метод в мировом искусстве, названный "социалистическим реализмом".
Можно привести насколько примеров. Кустодиев Б. И. на своей картине"Большевик" (1920) изобразил пролетария гигантом, Гиливером, шагающим над лилипутами, над городом, над толпой. В руках он держит красный флаг. На картине Коржева Г. М. "Поднимающий знамя" (1957-1960) рабочий поднимает красное знамя, которое только что выронил революционер, убитый полицейскими.

Разве не знали эти художники творчества Делакруа? Не знали, что начиная с 1831 года французские пролетарии выходили на революции с трехкалором, а парижские коммунары с красным знаменем в руках? Знали. Знали они и скульптуру Франсуа Рюда (1784-1855) "Марсельеза", что украшает Триумфальную арку в центре Парижа.
Мысль об огромном влиянии картины Делакруа и Мессонье на советскую революционную живопись я нашел в книгах английского историка искусства Кларка (T. J. Clark). В них он собрал немало интересных материалов и иллюстраций из истории французского искусства, относящихся к революции 1948 года, и показал картины, в которых звучали выше обозначенные мною темы. Он воспроизвел иллюстрации этих картин других художников и описал идейную борьбу во Франции того времени, которую велась весьма активно в искусстве и критике. Кстати, ни один другой буржуазный историк искусства не интересовался революционной тематикой европейской живописи после 1973 г. Тогда вышли впервые труды Кларка из печати. Затем их переиздавали в 1982 и 1999 годах.
-------

The Absolute Bourgeois. Artists and Politics in France. 1848-1851. L., 1999. (3d ed.)
Image of the People. Gustave Courbet and the 1848 Revolution. L., 1999. (3d ed.)
-------

Баррикады и модернизм

Борьба продолжается

Борьба за Эжена Делакруа продолжается в истории искусства уже полтора столетия. Буржуазные и социалистических теоретики искусства ведут длительную борьбу вокруг его творческого наследия. 
Буржуазные теоретики не хотят вспоминать о его знаменитой картине "Свобода на баррикадах 28 июля 1830 года". По их мнению ему достаточно того, чтобы называться «Великим романтиком». 
И действительно, художник вписался как в романтическое, так и в реалистическое направления. 
Его кисть писала и героические и трагические события истории Франции в годы схваток республики и монархии. Писала кисть и красивых арабских женщин в странах Востока. С его легкой руки начинается ориентализм в мировом искусстве XIX века. Его приглашали расписывать Тронный зал и библиотеку палаты депутатов, купол библиотеки пэров, потолок галереи Апполона, холл в отеле де Виль. Создавал фрески для парижской церкви Сен-Сюльпис (1849-61). Работал над украшением Люксембургского дворца (1840-47) и росписью потолков в Лувре (1850-51). Никто кроме Делакруа во Франции XIX века не приблизился по своему таланту к классикам эпохи Возрождения. Своими творениями он навсегда вписал свое имя в историю французского и мирового искусства. 
Он совершил немало открытий в области технологи красочного письма. Он отказался от классических линейных композиций и утвердил главенствующую роль цвета в живописи XIX века
Поэтому буржуазные историки любят писать о нем как о новаторе, предтече импрессионизма и других направлений в модернизме. Они тянут его в область упадочного искусства конца XIX в. - начала XX в. Этому и была посвящена выставка, упомянутая выше. 



Недавно наткнулся на картину Эжена Делакруа "Свобода, ведущая народ" или "Свобода на баррикадах". Картина написана по мотивам народного бунта 1830 г. против последнего из династии Бурбонов Карла Х. Но эту картину относят к символу и образу Великой Французской Революции.

Описание картины в Википедии - https://ru.wikipedia.org/wiki/...

А давайте мы этот "символ" Великой Французской Революции рассмотрим подробно с учётом фактов об этой Революции.


Итак справа налево: 1) лежит убитый офицер Французской Армии - светловолосый европеец с благородными чертами лица.

2) Черноволосый кучерявый мальчишка с оттопыренными ушами, очень похожий на цыгана, с двумя пистолетами кричит и бежит вперёд. Ну, подросткам всегда хочется в чём-то себя самоутвердить. Хоть в игре, хоть в драке, хоть в бунте. Но на нём белая офицерская лента с кожаной сумкой и гербом. Так что, возможно, что это личный трофей. А значит этот мальчик подросток уже убивал.

3) "Свобода"- молодая женщина с чётко выраженными семитскими чертами и с удивительно СПОКОЙНЫМ ЛИЦОМ , с французским флагом в руке и фригийским колпаком на голове (типа - я француженка) и оголённой грудью. Тут невольно вспоминается участие парижских женщин (возможно, что проституток) во взятии Бастилии. Разгорячённые вседозволенностью и падением законности и порядка (т.е. опьянённые воздухом свободы), женщины в толпе бунтовщиков вступили в перепалку с солдатами на стенах крепости Бастилия. Они стали оголять свои интимные места и предлагать себя солдатам- "Зачем в нас стрелять? Лучше бросьте оружие, спуститесь к нам и "любите" нас! Мы дарим вам свою любовь в обмен на ваш переход на сторону восставшего народа!" Солдаты выбрали бесплатную "любовь" и Бастилия пала. Про то, что голые задницы и письки с сиськами парижанок взяли Бастилию, а не штурмующая революционная толпа, об этом сейчас молчат, чтоб не портить мифологизированную "картину" "революции". (Чуть не сказал - "Революции достоинства", ибо вспомнились киевские майдауны с окраинскими флагами.). Получается, что "Свобода, ведущая народ", это хладнокровная семитская женщина лёгкого нрава (голая грудь) замаскированная под француженку.

4) Раненный молодой мужчина взирающий на голую грудь "Свободы". Грудь - красивая, и возможно, что это последнее, что он видит в своей жизни красивого.

5) Раздетый убитый ,- сняли куртку, сапоги и штаны. Причинное место его "Свобода " видит, а от нас оно скрыто ногой убитого. Бунты, ой, революции, они всегда не без грабежа и раздевания.

6) Молодой буржуа в цилиндре с винтовкой . Лицо слегка отрешённо. Волос чёрный и кучерявый, глаза слегка на выкате, крылья носа приподняты. (Кто в курсе, тот понял.) Как только у него цилиндр на голове в динамике боя не свалился и даже так прекрасно сидит на голове? В общем, этот молодой "француз" мечтает о перераспределении общественного богатства в свою пользу. Ну или в пользу своей семьи. Наверное не хочет стоять в лавке, а хочет быть как Ротшильд.

7) За правым плечом буржуа в цилиндре, находится фигура - а ля "пираты Карибского моря" ,- с саблей в руке и пистолетом за поясом, и белой широкой лентой через плечо (похоже, что снятой с убитого офицера), лицо - явно южанина.

Теперь вопрос,- где французы, которые как-бы европейцы (европеоиды) и которые как-бы делали Великую Французскую революцию??? Или уже тогда 220 лет назад французы были все поголовно тёмными "южанами"? Это при том, что Париж не на Юге, а на Севере Франции. Или, это не французы? Или это те, кого называют "вечные революционеры" в любой стране???