Индейцы северной америки (native americans). " Кровожадные индейцы " (35 фото) Картины художников индейцы играют на инструментах



Искусство Америки и культура индейцев, в частности, остается для европейцев большой загадкой. Уничтожив коренных жителей Америки, никто не постарался сохранить их богатое наследие. Но есть современные творцы, которые помнят и чтут своих предков. Они работают в традиционном стиле культуры американских индейцев.
Тотемы и шаманы
Индейская Америка - мир, с головы до пят пропитанный магией. Духи сильных животных и мудрых предков слились в одно целое - поклонение родовому животному, тотему. Люди-волки, люди-олени и люди-росомахи встретили изумленных европейцев в лесах дикой Северной Америки.

Но мистическую связь с духами животных и праотцов нельзя поддерживать без Посредника - шамана. Власть его огромна, и уступает только власти вождя - если только он не соединяет в себе обе эти роли. Шаман вызывает дождь и разгоняет тучи, он приносит жертвы и защищает от врагов, он поет и заклинает мир.


Искусство Америки - культура индейцев

Шаманизм и тотемизм, давно забытые европейцами, потрясли белых людей: это было как возвращение к почти изгладившемуся в памяти глубокому детству человечества. Поначалу пришельцы из Европы презрительно насмехались над "дикарями"; но спустя века они узнали в индейцах самих себя тысячи лет назад, и смех сменился благоговейным ужасом перед древними тайнами.



Мистическая культура Америки жива и сейчас. Это она дала миру великого шамана Карлоса Кастанеду - и в то же время кокаин и галлюциногены. В изобразительном искусстве индейская Америка проникнута колдовством; полупрозрачные тени и животные с человеческими глазами, молчаливые грозные шаманы и ветхие тотемы - вот излюбленные образы арта на индейскую тематику.

Чужие глаза

Искусство всякой великой цивилизации особенно, непохоже на иные традиции. В Америке великих индейских цивилизаций было несколько - и все они удивительно отличались от всего известного и привычного в Евразии и Африке.


Чудесный и странный индейский стиль не интересовал жадных до золота конкистадоров; когда же они ушли в прошлое, люди искусства с любопытством всмотрелись в картины и украшения, в храмы и наряды аборигенов Америки.



Нельзя так сразу сказать, в чем разгадка этого стиля. Может быть, это "примитивный" минимализм: на картинах индейцев нет лишних деталей, их зарисовки поражают своей лаконичностью и невероятной убедительной силой. Кажется, будто какие-то боги отбрасывают мелочи, оставляя в первозданном виде саму суть своих творений: нематериальные идеи воронов, оленей, волков и черепах...



Грубые и угловатые линии в сочетании с ярчайшими красками - вот еще одна примета индейского искусства, взятая на вооружение современными стилизаторами. Порой такие творения напоминают что-то среднее между наскальной живописью и брачной пляской павлина.


Ностальгия по Золотому веку

Но все это еще не объясняет притягательности наследия индейской Америки для современного искусства. Чтобы получить ответ, нам придется пойти дальше.


Самым главным и страшным разочарованием древнего человечества был переход от вольной охоты и собирания плодов к земледелию и скотоводству. Мир, построенный на отношении к природе, как к матери, безвозвратно рухнул: чтобы прокормиться, людям пришлось превратить землю в дойную корову, насильно вспахивая ее и безжалостно срезая стебли пшеницы.



Человек, доселе свободный и неотделимый от окружающего мира, стал его хозяином - но одновременно и рабом. Горький плач по утрате доверительных отношений с природой и Богом - вот содержание всех мифов и легенд о былом Золотом веке, о потерянном рае, о вкушении греха и падении человека.



Но индейцы не изведали до конца этой катастрофы, такой же неизбежной, как прощание с детством. Когда европейцы пришли к ним, простодушные аборигены были намного ближе к лику первозданной природы; они еще могли и имели право чувствовать себя ее любимыми детьми. И европейцам осталось только завидовать и разрушать.


Художественный мир индейской Америки - последний подарок навсегда ушедшей первобытной культуры. Нам остается только бережно хранить его. Так же, как наши далекие потомки сохранят последние картины и фильмы с животными и деревьями - тогда, когда мы окончательно уничтожим природу на планете, и станем плакать о потерянном зеленом мире. Ведь история человечества - это история неизбежных потерь и постоянного захода Солнца: без этого не было бы рассвета.




Сыновья Маниту. Подборка портретов

Когда то давным давно на континенте Абайя Айала жили, воевали, мирились очень разные народы...
Вам это название ничего не говорит? А ведь именно так коренные жители нынешней Центральной Америки называли континент задолго до прибытия к его берегам экспедиции Христофора Колумба 12 октября 1492 года

Фешин Николай:


Индеец изТаоса

Один из самых распространенных мифов об индейцах -их красный цвет кожи. Когда мы слышим слово «краснокожий», то тут же представляем индейца с раскрашенным лицом и перьями в волосах. Но на самом деле, когда европейцы стали появляться на Североамериканском континенте, они называли местных аборигенов «дикими», «язычниками» или просто «индейцами». Они никогда не употребляли слова «краснокожие». Данный миф придумал в XVIII веке Карл Линней, шведский ученый, который поделил людей на: homo Europeans albescence (человек белый европейский), homo Europeans Americus rubescens (человек красный американский), homo asiaticus fuscus (человек желтый азиатский), homo africanus niger (африканский черный человек). При этом Карл отнес красный цвет лица к боевой раскраске индейцев, а никак не к естественному цвету, но людьми, которые никогда в своей жизни не встречали этих самых раскрашенных личностей, идейцы были навсегда названы «краснокожими». Настоящий цвет кожи индейцев - бледно-коричневый, поэтому сами индейцы стали называть европейцев «бледнолицыми».


Таосский знахарь (1926)

Таосский вождь (1927-1933)

Пьетро (1927-1933)

Индейцы – коренные жители Северной и Южной Америки. Это название они получили из-за исторической ошибки Колумба, который был уверен, что приплыл в Индию. Вот некоторые из самых известных племен:

Абенаки. Это племя жило на территории США и Канады. Абенаки не были оседлыми, что давало им преимущество в войне с ирокезами. Они могли бесшумно растворяться в лесу и неожиданно нападать на врага. Если до колонизации в племени насчитывалось около 80 тыс. индейцев, то после войны с европейцами их осталось меньше одной тысячи. Сейчас их численность достигает 12 тыс., и живут они преимущественно в Квебеке (Канада). О них подробнее тут

Команчи. Одно из самых воинственных племен южных равнин, насчитывавших некогда 20 тыс. человек. Их храбрость и мужество в боях заставляло врагов относиться к ним уважительно. Команчи первые, кто интенсивно стал использовать лошадей, а также поставлять их другим племенам. Мужчины могли брать себе в жены несколько женщин, но если жена была уличена в измене, ее могли убить или отрезать ей нос. Сегодня команчей осталось около 8 тыс., и проживают они в Техасе, Нью-Мексико и Оклахоме.

Апачи. Кочевое племя, селившееся в Рио-Гранде, а затем переселившееся на юг, в Техас и Мексику. Основным занятием была охота на буйвола, который и стал символом племени (тотемом). Во время войны с испанцами были почти полностью истреблены. В 1743 году вождь апачей заключил с ними перемирие, положив свой топор в яму. Отсюда и пошла крылатая фраза: «зарыть топор войны». Сейчас в Нью-Мексико проживает примерно полторы тысячи потомков апачей. О них тут

Чероки. Многочисленное племя (50 тысяч), населявшее склоны Аппалачей. К началу 19 века чероки стали одними из самых культурно развитых племен Северной Америки. В1826 году вождь Секвойя создал слоговую азбуку языка чероки; были открыты бесплатные школы, учителями в которых были представители племени; а самые богатые из них владели плантациями и чернокожими рабами

Гуроны – племя, насчитывающее в 17 веке 40 тыс. человек и проживавшие в Квебеке и Огайо. Они первыми вступили в торговые отношения с европейцами, и благодаря их посредничеству стала развиваться торговля между французами и другими племенами. На сегодняшний день в Канаде и США проживает около 4 тыс. гуронов. Подробнее тут

Могикане – некогда могущественное объединение пяти племен, численностью около 35 тыс. человек. Но уже в начале 17 века в результате кровопролитных войн и эпидемий, их осталось меньше тысячи. В основном они растворились в других племенах, однако небольшая горстка потомков знаменитого племени проживает сегодня в штате Коннектикут.

Ирокезы. Это наиболее известное и воинственное племя Северной Америки. Благодаря способностям к изучению языков, они успешно вели торговлю с европейцами. Отличительная особенность ирокезов – их маски с крючковатым носом, которые были призваны защищать хозяина и его семью от болезней

Это карта расселения индейских племен, крупных и мелких. В состав одного крупного племени могут входить несколько мелких. Тогда индейцы называют это "союзом". Например, "союз пяти племен" и т. д.

Очередное исследование, посвященное расселению человека по планете, обернулось сенсацией: оказалось, что прародиной индейцев является Алтай. Об этом ученые говорили еще сто лет назад, но только сейчас антропологи из университета Пенсильвании совместно с коллегами из Института цитологии и генетики Сибирского отделения РАН смогли представить доказательства этой смелой гипотезы. Они взяли образцы ДНК у индейцев и сравнили их с генетическим материалом алтайцев. И у тех и у других обнаружили редкую мутацию в Y-хромосоме, передающейся от отца к сыну. Определив примерную скорость мутации, ученые поняли, что генетическое расхождение народностей произошло 13-14 тысяч лет назад - к тому времени предки индейцев уже должны были преодолеть «Берингов» перешеек, чтобы обосноваться на территории современных США и Канады. Теперь ученым предстоит выяснить, что заставило их сняться с комфортного с точки зрения охоты и обитания места и пуститься в дальнее и опасное путешествие

Alfredo Rodriguez.

Kirby Sattler



Little Bear Hunkpapa Brave

Robert Griffing


Пауни. 1991

Charles Frizzell

Pow-WowSinger


Cun-Ne-Wa-Bum, Тот, Кто Смотрит На Звёзды.


Wah-pus, Кролик. 1845

Elbridge Ayer Burbank - Chief Joseph (Nez Perce Indian)

Elbridge Ayer Burbank - Ho-Mo-Vi (Hopi Indian)

Karl Bodmer - Chief Mato-tope (Mandan Indian)

Gilbert Stuart Chief Thayendanega (Mohawk Indian)


Ma-tu, Pomo Medicine Man, painting by Grace Carpenter Hudson


Sitting Bear – Arikara

Эти слова президент Венесуэлы Уго Чавес произнес на церемонии открытия акведука в одном из прежде забытых Богом селений в штате Сулия 12 октября, по случаю даты, которая прежде праздновалась как «День открытия Америки», а ныне отмечается в Венесуэле как День индейского сопротивления.

искал раскраску, нашёл весьма занимательный текст

Й.Г.Коль,Путешествие вокруг Великой Воды.1850
перевод Вешки

Наблюдать дикаря перед зеркалом – самое комичное зрелище для европейца. Тщеславие и восхищение собой видны в нем, как в парижской кокетке. Он даже превосходит ее. Тогда как она меняет фасон своей шляпки и цвет платья три или четыре раза в год, индеец меняет цвет своего лица – так как его внимание приковано к этой части своего тела – ежедневно.
Я наблюдал здесь за тремя или четырьмя молодыми индейцами и видел их каждый день с новой раскраской на лицах. Они принадлежали к аристократии своего бэнда и были явными франтами. Я видел их праздно слоняющимися с большим достоинством и с видом очень серьезным, с зелеными и желтыми полосами на носах и с трубками подмышкой, завернутыми в широкие одеяла-плащи. Они всегда были вместе и видимо образовывали клику.
Ежедневно, когда мне представлялась возможность, я зарисовывал раскраску на их лицах, и через какое-то время получил коллекцию, разнообразие которой поразило меня самого. Странные сочетания, возникающие в калейдоскопе, можно назвать невыразительными в сравнении с тем, что воображение индейца производит на его лбу, носу и щеках. Я попробую дать некоторое описание, насколько позволят слова.
Больше всего в их расположении цветов меня поразили две вещи. Первое, что их не волновало естественное разделение лица на части. И второе – экстраординарная смесь изящества и гротеска.
Временами, правда, они использовали естественное разделение, создаваемое носом, глазами, ртом, и т.д. Глаза обводились правильными цветными кругами. Желтые или белые полосы располагались гармонично и на равном расстоянии ото рта. По щекам наносился полукруг из зеленых точек, центром которого было ухо. Иногда также лоб пересекался линиями, идущими параллельно его естественным очертаниям. Это всегда выглядело как-то по-человечески, так сказать, потому что основные формы лица оставались неизменными.
Обычно, однако, эти правильные узоры приходятся не по вкусу индейцам. Им нравится контраст, и они часто разделяют лицо на две половины, к оформлению которых подходят по-разному. Одна будет темной – скажем, черной или синей – а другая достаточно светлой, желтой, ярко красной или белой. Одна будет пересечена жирными полосами, оставляемыми пятью пальцами, тогда как другую причудливо раскрасят тонкими линиями, наносимыми с помощью кисти.
Это разделение производится двумя разными способами. Разделяющая линия иногда проходит по носу, и правая щека и половина погружаются во мрак, а левая выглядит, словно цветочная клумба под лучами солнца. Временами, однако, они рисуют линию поперек носа, так что глаза сверкают на фоне темного цвета, а под носом все яркое и блестящее.
Я часто спрашивал, если ли какое-либо значение у этих разнообразных узоров, но меня всегда заверяли, что это дело вкуса. Это были просто причудливые арабески, подобные вышивке их скво на мокасинах, поясах, кисетах и т.д.
Однако, существует определенный символизм в использовании цветов. Так, красный обычно представляет радость и веселье, черный – скорбь. Когда случается чья-нибудь печальная кончина, они растирают пригоршню угля по всему лицу. Если покойный только дальний родственник, всего лишь решетка из черных линий наносится на лицо. У них так же есть и полутраур, и они красят в черный цвет только половину лица по прошествии определенного времени.
Красный – это не только их радость, но и их любимый цвет. В основном они покрывают лицо ярко красным цветом, на который наносят другие цвета. Они используют в этих целях вермильон из Китая, привозимый им индейскими торговцами. Однако, этот красный ни в коем случае не обязателен. Часто цветом, на который наносятся другие цвета, является ярко желтый, для которого используется желтый крон, также приобретаемый у торговцев.
Они также очень неравнодушны и к берлинской лазури и используют этот цвет не только для раскраски своих лиц, но и в качестве символа мира на своих трубках и в качестве оттенка неба на своих могилах. Очень любопытный факт, между прочим, что вряд ли какой индеец отличает синий от зеленого. Я видел небо, которое они изображают на своих могилах в виде круглой арки, одинаково часто и того, и другого цвета. На языке сиу «тойя» означает и зеленый и синий, а много путешествовавший отец-иезуит рассказал мне, что подобное смешение преобладает среди многих племен.
Мне также рассказали, что у разных племен есть свой любимый цвет, и я склонен верить этому, хотя и не смог заметить никакого такого правила. В основном все индейцы видимо относятся к своему собственному медному цвету кожи с особым вниманием и усиливают его вермильоном, когда он кажется им недостаточно красным.
Я обнаружил во время путешествия к сиу, что существует определенный национальный стиль в раскраске лица. Сиу говорили о бедном индейце, который сошел с ума. И когда я спросил у некоторых из его присутствовавших соотечественников, каким образом проявлялось его безумие, они сказали: «О, он наряжается в перья и ракушки так смешно, и раскрашивает лицо так комично, что от этого можно умереть со смеху». Это было сказано мне людьми, настолько разукрашенными перьями, ракушками, зеленым, вермильоном, берлинской лазурью и желтым кроном, что я с трудом смог сдержать улыбку. Однако, я сделал из этого вывод: должно существовать что-то общепринятое и типичное в их пестром стиле, что легко может быть нарушено.
К тому же немного позже на американской государственной ярмарке я смог сделать из своих рисунков грандиозное открытие. Там показывали гигантского индейца, и хотя его лицо было раскрашено, я настаивал на том, что его раскраска фальшивая. Я, разумеется, получил лишь общее впечатление, и не мог показать, в каких линиях состояла ошибка, но я был в этом уверен. И точно подтвердилось, что это был псевдо-индеец, никто иной, как англосакс, неуклюже наряженный дикарем.

Индеец жил в неразрывной связи с природой, относясь к ней с трепетом и глубоким почтением; он постоянно обращался в своих молитвах к духам и силам, воплощавшим ее, пытаясь умилостивить и задобрить их. Его связь с природой была одновременно и прочной, и хрупкой: с одной стороны, она давала ему средства к жизни, с другой – постоянно напоминала и предупреждала о том, каким уязвимым созданием является человек и насколько менее и хуже он приспособлен к жизни в окружающем его мире, чем другие живые существа, находящиеся рядом с ним. Поэтому неудивительно, что в искусстве индеец пытался выразить свои глубоко личные чувства и ощущения, связанные с окружающим миром, – свои страхи, надежды и верования, которые жили в самой глубине его души.

Искусство индейцев было глубоко связано с их религиозными верованиями. К сожалению, в связи с разрушением традиционного образа жизни и старых религиозных верований и традиций была утрачена и способность как выражать, так и понимать тот глубочайший внутренний смысл, который был заключен в произведениях индейского искусства в период его расцвета. Этот смысл является сегодня недоступным не только белым искусствоведам, но и большинству самих индейцев. Как и искусство белого человека, индейское искусство сегодня является приятным приложением к жизни, причем легким и поверхностным; своего рода изящным жестом и улыбкой, посылаемой жизни. Оно уже больше не подпитывается той могучей и непреодолимой силой и мощью, которая обеспечивалась прямой связью с затаенным в глубинах человеческой души источником всей гаммы человеческих чувств и страстей. Лишь в тех немногих местах, в частности кое-где на юго-западе и северо-западе, а также в арктических районах, где традиционный образ жизни и культурные традиции удалось в значительной мере сохранить, могут иногда промелькнуть образцы подлинного индейского искусства.

Другая причина того, что индейское искусство в целом остается непонятым и недооцененным, состоит в том, его произведения выполнены в непривычном стиле. Западные люди, возможно, уделили бы ему больше внимания и изучали бы его более серьезно, если бы оно относилось либо к реализму, либо к абстракционизму, поскольку оба этих стиля на Западе хорошо известны. Однако традиционное искусство индейцев не является ни реалистическим, ни абстракционистским. Оно схематично и символично, и в этом оно напоминает искусство Древнего Египта. Древнеегипетская настенная живопись считалась забавной, необычной и «любительской», поскольку внешний рисунок выглядел очень простым и наивным. Древнеегипетская скульптура была удостоена большего внимания критиков и специалистов, поскольку ее отнесли к «реалистической», хотя она столь же пропитана символическим и религиозным смыслом, как и живопись. Индейское искусство пострадало от подобных же ошибочных и упрощенных оценок.

Индейское искусство никогда не ставило целью объективно отразить внешний мир. Его интересовала не внешняя сторона вещей; оно было обращено вовнутрь, его волновали прежде всего отзвуки и проявления внутренней жизни человека: видения, откровения, заветные мечты, чувства и ощущения. Это питало и самого художника, и это же он хотел увидеть в объекте своего творчества. В индейском искусстве эстетическое начало не было на первом плане, хотя у индейцев это чувство было очень сильно развито. Его главной задачей было передать и выразить некий таинственный, мистический смысл. Даже рисунки и изображения на одежде и домашней утвари носят оберегающее и врачующее предназначение; выражают связь со священным духом-хранителем или служат магическими символами, которые должны обеспечить удачу и процветание. Индейский художник, как и его древнеегипетский коллега, не стремился к написанию точного портрета человека или изображения животного. Его интересовала не внешняя оболочка, а душа и скрытая внутренняя сущность всего того, что его окружало. А как еще можно передать и изобразить такую тонкую и неуловимую вещь, как душа, если не через символы и другие подобные средства передачи своих ощущений и самовыражения?

За исключением памятников архитектуры, американские индейцы, судя по всему, не создали большого количества произведений искусства. Мы могли убедиться, что произведения древних строителей скальных поселений и маундов не уступают образцам как древней, так и средневековой европейской архитектуры. С другой стороны, в Северной Америке не было обнаружено – по крайней мере пока – ничего, что можно было бы сравнить с шедеврами настенной живописи, найденными в Альтамире, в Испании, или не менее знаменитыми образцами наскальной пещерной живописи в Ласко, во Франции. Сохранились лишь несколько скромных наскальных рисунков на возведенных в скалах «домах-поселениях», но они были сделаны индейцами навахо, появившимися здесь спустя много лет после того, как эти места покинули создатели этих уникальных архитектурных сооружений. Несколько рисунков было обнаружено и на стенах кив, доступ в которые был разрешен. Возможно, конечно, что ряд шедевров настенной живописи может быть обнаружен внутри кив, в ряде пуэбло, когда туда будет открыт доступ посторонним; ведь ряд памятников живописи и скульптуры Древнего Египта тоже был длительное время скрыт от посторонних глаз. Однако вполне вероятно, что сколько-нибудь значительное количество памятников индейского искусства так и не будет обнаружено. У индейцев просто не было склонности и желания их создавать. Исключение, о котором следует упомянуть, составляли художники и мастера резьбы по дереву северо-западных районов тихоокеанского побережья. Они украсили настоящими шедеврами стены знаменитых «длинных домов», а также опорные столбы жилых домов, столбы у мест захоронений, памятные столбы и знаменитые тотемные столбы (выражение «тотемный столб», хотя оно и применяется часто, является неправильным; на столбе изображались не только священные символы; это могли быть просто эмблема или отличительный родовой знак).

Единственным серьезным сходством между искусством Нового и Старого Света было использование специфических средств изображения – пиктографов, или петроглифов. Петроглифы – это смысловые знаки или символы, которые нарисованы, выдолблены или высечены на поверхности скалы, камня, в скальном укрытии или углублении, а также на стенах пещер. Они встречаются практически по всей Северной Америке. В качестве знаков-символов иногда используются человеческие фигурки, вытянутые и продолговатые, а также ступни, руки, ноги и пальцы. Более часто встречаются геометрические фигуры различной формы (круглой, овальной, квадратной, треугольной, трапециевидной) и их комбинации, а также удивительные ансамбли из своеобразно изображенных животных, птиц, пресмыкающихся и насекомых или их фрагментов. Иногда петроглифы изображены очень кучно, практически сведены в своего рода большое пятно, а иногда изображение одиночно, причем в отдаленном и труднодоступном месте.

Что петроглифы означали? Для чего были нарисованы? В некоторых случаях их, возможно, нанесли просто так, «от нечего делать», без какой-либо определенной цели. Какие-то «надписи», вероятно, оставили влюбленные, чтобы таким образом выразить свои чувства. Возможно, их оставили охотники, коротая время, пока поджидали добычу, или делая пометки о добытых трофеях. Может, это была памятная запись о встрече различных племен, собравшихся для того, чтобы заключить договор. Многие знаки имеют, скорее всего, отношение к охоте: это, возможно, своего рода «заговор» или талисман на удачную охоту. Но ряд из них, вполне вероятно, имеет сугубо личный характер: молодые люди, которые специально уходили, чтобы уединиться в безлюдном месте и получить откровение от духа-хранителя, могли оставить личный знак, чтобы выразить таким образом свои ощущения и впечатления. Автор этой книги часто поднимался на холм в долине в окрестностях Карризозо в штате Нью-Мексико. На его вершине, на камнях вулканического происхождения можно увидеть тысячи петроглифов самой разной формы, размера и представляющих самые различные сюжетно-смысловые комбинации. Они были нанесены 500–1000 лет назад людьми культуры джорнада, являющейся ветвью культуры могольон, которая, в свою очередь, имеет отдаленное родство с культурой хохокам. Находясь там, испытываешь ощущение, что находишься в священном месте и стоишь на священной земле, а эти знаки – не случайные каракули, а нечто очень таинственное и важное.

То, что североамериканский индеец не был увлечен монументальными видами искусства, в значительной степени объясняется тем, что он вел в основном кочевой образ жизни. Еще в большей степени это, возможно, объясняется его священным страхом и трепетом перед природой, боязнью и нежеланием нанести какой-либо ущерб живому окружающему миру. Природа была для него священна. Даже во время передвижений с одного места на другое он старался делать это таким образом, чтобы причинить природе как можно меньше ущерба. Он пытался не оставлять следов, ступая по земле, передвигаясь буквально «на цыпочках»; не сломать ни одной ветки, не сорвать ни одного листка; убирал с лица земли все следы от кострищ и лагерных стоянок. Он пытался передвигаться подобно легкому ветру. И как мы видели, старался, чтобы даже его могила была скромной и незаметной. Некоторые индейцы длительное время отказывались от использования предлагаемого белым человеком плуга, хотя и занимались сельским хозяйством, поскольку опасались, что железный лемех, врезаясь в тело матери-земли, причинит ей боль.

Однако, хотя индеец был практически незнаком с теми видами искусства, которые считаются наиболее значительными (хотя миниатюрное произведение искусства может быть столь же искусно выполнено и представлять такую же ценность, как и фреска), но в создании «домашних», бытовых вещей он достиг высочайшего уровня. Оружие, одежда, украшения, предметы и для религиозных ритуалов являлись образцами выдающегося мастерства. На этом уровне индейцы Северной Америки не имели себе равных. К тому же, в отличие от нашего общества, у индейцев художественные и творческие способности не были уделом лишь ограниченного круга лиц. Индейцы не считали эти способности каким-то исключительным даром. Есть все основания полагать, что насколько быстро эти способности гаснут и затухают в нашем обществе, настолько широко они развивались и распространялись среди индейцев. Практически любой индеец мог сделать кувшин или другое узорное изделие из керамики, сплести корзину, сшить кожаную одежду, изготовить конскую сбрую или нанести красками узор на боевой щит или палатку-типи. Большинство индейцев имели «золотые» руки и «живые» пальцы. Этому научили их условия жизни; а их постоянный контакт и общение с миром живой природы, божеств и священных духов, откровений и видений, магических знаков и символов был нескончаемым источником творческого вдохновения.

Опять же подчеркнем, что те образцы индейского искусства, которые сегодня можно увидеть в галереях и музеях, на самом деле не представляют подлинное, традиционное индейское искусство в том виде, в котором оно тогда существовало. Индейцы создавали шедевры из недолговечных материалов: кожи, дерева, перьев, шкур. Те образцы, которые, несмотря на их активную эксплуатацию и природное воздействие, сохранились и по сей день, редко когда были сделаны ранее середины XIX в., то есть уже в ту эпоху, когда влияние белого человека и его культуры было достаточно ощутимым. Предметов из более раннего периода до нас, к сожалению, дошло крайне мало. Как только европейцы появились на континенте, они немедленно начали торговать с индейцами, обменивая на мех и пушнину ножи, топорики, ружья, стеклянные бусы, колокольчики и бубенцы из латуни, металлические пуговицы, а также шерстяные и хлопчатобумажные ткани яркой раскраски. Можно сказать, что с середины XVIII в. индейцы уже подпали под влияние моды и вкусовых пристрастий белого человека. С одной стороны, ассортимент одежды и украшений у индейцев расширился, а с другой – их вкус, традиционно тонкий и изысканный, огрубел в ходе контактов с промышленной цивилизацией. Значительная часть того, из чего состояли те яркие и пышные наряды, в которых индейские вожди изображены на фотографиях XIX в. и которые вызывают у нас такое восхищение, была куплена у торговых компаний белых людей либо у белых лоточников.

Однако использование европейских материалов массового производства отнюдь не всегда наносило ущерб индейской культуре и искусству. Хотя они несли, с одной стороны, внешнюю мишурную пестроту и яркость, но, с другой, давали возможность индейцам вполне проявить свое богатое воображение и реализовать тягу к ярким и богатым цветовым палитрам, поскольку краски только природного происхождения и те материалы, которыми они пользовались раньше, не имели такого цветового многообразия, как промышленные, а подчас были неяркими и блеклыми. Конечно, влияние европейцев не было лишь поверхностным. Оно серьезно изменило вкусы, моду и фасон в одежде, да и саму внешность индейцев. До контактов с белыми индейские мужчины не носили курток, рубах и вообще верхней одежды, а большинство индейских женщин не носили блузок. Позднее индианки попали под очарование туалетов жен белых военных, которых они видели в фортах и гарнизонах. Они стали носить шелковые, атласные и бархатные вещи, украшать себя лентами, а также носить широкие юбки и накидки. Сегодняшние навахо, одежду которых туристы считают «традиционной одеждой индейцев», на самом деле имеют очень мало сходства с их соплеменниками, жившими 200 лет назад. Даже знаменитые ювелирные украшения навахо в общем-то являются современными, но никак не древними. Индейцев навахо научили их делать мастера-ювелиры по серебру из Мексики в 50-х гг. XIX столетия. Жизнь индейцев полностью изменилась с тех пор, как испанцы в 1540 г. пересекли Рио-Гранде и познакомили коренных жителей Северной Америки с лошадьми, огнестрельным оружием и другими диковинными и доселе неизвестными вещами.

Это, конечно, не означало, что индейцы растеряли свои традиционные творческие навыки и способности и перестали создавать произведения именно своего, индейского искусства. Индейцы впервые увидели белых четыре столетия назад, а их культура и постоянно развивавшиеся на ее основе самобытные творческие навыки и способности, как минимум, в 30 раз старше.

Во всех пяти основных районах распространения культур, выделенных нами на североамериканском континенте, наблюдается большое сходство в орудиях и всевозможных рукотворных изделиях, хотя доступное сырье для их изготовления в разных районах было различным. В лесной зоне основным материалом было дерево; на равнинах – кожи и шкуры; племена океанского побережья имели в изобилии морские раковины и материал, который они получали от охоты на морских животных. Несмотря на упомянутые сырьевые различия, благодаря распространению культур – диффузии и торговле – во всех районах, даже в тех, которые не являлись непосредственными соседями, мы наблюдаем сходство в создававшихся там орудиях и произведениях искусства.

Термином «диффузия» археологи и антропологи обозначают способ, которым материальная и духовная культура распространяется от одного народа к другому. Материальные предметы, а также религиозные и культурные идеи могут распространяться мирным путем: посредством смешанных браков или установлением союзнических отношений между различными племенами и сообществами. Они также могут распространяться и в результате войны: когда с убитых снимают оружие, одежду и личные вещи; а также когда берут пленных, то есть начинают общаться с людьми другой культуры, обычаев и традиций. Происходит взаимное влияние, причем иногда культура и традиции пленных постепенно могут оказать очень серьезное воздействие на тех, кто их пленил. Другим важным источником распространения культур является миграция населения. Например, только благодаря перемещению больших групп населения из Мексики на север стало возможно появление здесь имеющих мексиканские культурные корни площадок для игры в мяч, характерных для юго-запада, и маундов, столь широко представленных на юго-востоке Северной Америки.

Даже во времена древних охотников в Северной Америке наблюдалось родственное переплетение различных культур. Это подтверждает повсеместное распространение остроконечников, пластин, скребел и других каменных орудий, относившихся к различным культурам: кловис, скотсблаф и фолсомской. Торговля была распространена практически у всех племен, а некоторые специализировались на ней. Мойаве осуществляли торговые операции между Калифорнией и юго-западными районами, причем в обоих направлениях. Хопи были искусными посредниками в торговле солью и шкурами. Они также успешно распространяли красную охру, использовавшуюся для натирания тела, в том числе во время религиозных церемоний, которую добывали их соседи – хавасупаи в укромных и скрытых от посторонних глаз расщелинах Гранд-каньона.

Вполне вероятно, существовала активная торговля и недолговечными материалами, а также продуктами питания. Это могли быть сушеное мясо, кукурузная мука и различные деликатесы. Например, нам известно, что люди культуры хохокам экспортировали соль и хлопок. Но естественно, больше информации о торговых операциях нам предоставляют обнаруженные орудия из долговечных материалов, таких как камень и металл. Более 10 000 лет назад кремень из рудников в Элибейтс в Техасе активно распространялся по другим районам, а кремень из Флинт-Ридж в Огайо доставляли на атлантическое побережье и во Флориду. Большим спросом пользовался обсидиан, как черный, так и блестящий. Его добывали лишь в нескольких местах на юго-западе, а оттуда доставляли в районы, расположенные за тысячи километров от места добычи. Мы уже могли убедиться, каким большим спросом пользовался добываемый в Миннесоте катлинит, из которого делали «трубки мира».

Когда какое-то племя становилось зажиточным, а особенно когда оно начинало вести оседлый образ жизни и строить изысканные и дорогие дома, у него появлялась возможность покупать и предметы роскоши. Людям культуры хоупвелл, одной из самых ярких древнеиндейских культур, требовалось огромное количество очень дорогих материалов, чтобы обеспечить тот демонстративно роскошный и «транжирный» образ жизни, который они вели, не говоря уже о требовавших не меньших затрат церемониях при похоронах умерших, включая возведение гигантских могильных холмов. Из Алабамы они привозили нефрит; из района Аппалачских гор – пластинки слюды и кристаллы кварца; из Мичигана и Онтарио – куски кованой меди и кованого серебра. Помимо этого, люди культуры хоупвелл завозили и один из самых в то время востребованных товаров на континенте: морские раковины.

Раковины и бусы

Люди культуры кочизе, жившие на территории нынешней Аризоны, завозили морские раковины из районов тихоокеанского побережья 5000 лет назад. Их прямые потомки – люди культуры хохокам – приобретали у рыбаков далекой Калифорнии полный набор самых разных раковин: кардиум, оливелла и другие сорта. Раковины были особо притягательны благодаря их необычной, оригинальной форме и расцветке; они как бы хранили в себе таинственность и безбрежность океанских глубин. Художники хохокам использовали большие раковины моллюска для того, чтобы наносить на них узоры; они были первыми в мире, кто стал применять метод гравировки травлением, причем, как минимум, на три столетия раньше, чем его стали применять в Европе. На приподнятые части раковины наносился слой смолы, а на открытую часть – кислота, которую получали из забродившего сока сагуаро.

В скальных «домах-поселениях» и в пуэбло на юго-западе как раньше, так и сейчас из раковин вырезают кольца, подвески и амулеты, следуя традициям людей культуры хохокам. Ювелиры пуэбло, в особенности зуни, украшают ювелирные изделия жемчугом, кораллом и абалоном; а во время церемоний и праздников можно услышать звук труб, сделанных из раковин гигантского моллюска, которые достали из океанских глубин несколько столетий назад. Люди, возводившие маунды в юго-восточных районах, также играли на трубах из раковин гигантских моллюсков и пили свой «черный напиток» из чаш, представлявших собой покрытые гравировкой раковины. Из раковин брюхоногого моллюска делали украшенные гравировкой ожерелья, которые носили на груди жрецы и вожди племен.

Из более мелких раковин, таких как колюмелла, каури и маргинелла, делали украшения для накидок, головных уборов, поясов и ножных браслетов; на севере Равнин вошло в моду использовать зубчатую раковину – денталиум не только как украшение, но и в качестве платежного средства. В качестве денег эта раковина длительное время использовалась индейцами хупа и другими племенами центральной Калифорнии, которые приобретали ее на острове Ванкувер, расположенном далеко на севере.

Каждая раковина имела четко зафиксированную стоимость в зависимости от размера.

Наиболее известным примером использования бус и как украшения, и как платежного средства является вампум , который использовался ирокезскими и алгонкинскими племенами.

Вампум состоял из многочисленных дисков или трубочек из раковин белого, светло-коричневого, пурпурного и лавандового цвета; все они были тщательно обработаны и отшлифованы и соединены вместе в виде пояса. Их использовали во время важных ритуалов; в частности, вампум пускали по кругу вместе с трубкой мира как символ дружбы и примирения. Английские и голландские переселенцы очень быстро сориентировались и поставили на поток производство и реализацию вампумов. Фабрика по их производству работала в Нью-Джерси вплоть до Первой мировой войны. Сегодня вампум является основным индейским украшением; его носят либо отдельно, либо надевают между рядами бисера или бирюзы, коралла и других камней.

Индейцы умели искусно делать бусы из раковин и камней с древних времен; бусины тщательно вырезали из раковины, сверлили, отшлифовывали. Изготовление бус вручную было очень трудоемким делом, и на индейцев произвели очень сильное впечатление европейские бусы, сделанные промышленным способом: и количеством, и богатым разнообразием расцветки. В итоге изменился весь стиль индейской одежды. Колумб записал в вахтенном журнале, что, когда он впервые сошел на берег и предложил индейцам стеклянные бусы пурпурного цвета, «они схватили их и тут же надели на шею». В течение XVI–XVII вв. белые торговцы – испанцы, французы, англичане и русские – продали индейцам множество больших и крупных стеклянных бус самых разных видов. Большинство из них представляло собой очень искусную работу стеклодувов Испании, Франции, Англии, Голландии, Швеции, Венеции. Изделиям давали такие запоминающиеся названия, как «Падре», «Корналин д"Алеппо», «Солнце» и «Шеврон». Сегодня они пользуются таким же спросом у коллекционеров, как тогда у индейцев.

Ввиду крупного размера бусин изделия в основном использовали в качестве ожерелий. Когда в 1750 г. появились более мелкие бусины – «Бисер пони» (он был так назван, поскольку мешки с ним белые торговцы перевозили на пони) и «Зернистый бисер», – индейцы стали нашивать его на одежду или делать изделия с бисером на ткацком станке. Вскоре украшение бисером практически вытеснило украшение изделий при помощи игл дикобраза или перьев. В современную эпоху наибольшим успехом на юго-западе пользовался бисер бирюзового цвета сорта «Хаббл», сделанный в 20-х гг. XX столетия в Чехословакии. Он был продан индейцам навахо на торговой ярмарке в Аризоне и пользовался таким успехом, что индейцы его обменивали на кусочки настоящей бирюзы. Со временем в разных местах появились собственные стили украшения бисером, отличавшиеся как по цветовой гамме, так и по рисунку, который представлял собой либо геометрические фигуры различных форм и комбинаций, либо своеобразный природный пейзаж. Украшения наносили на одежду, занавески и домашнюю утварь, используя различные способы: на Равнинах и прилегающих к северо-западу плоскогорьях – ленивым швом; на северо-западе – крапчатым; ирокезские племена использовали украшение рельефом и набивку; сетчатую вышивку и ажурную строчку применяли в Калифорнии и на юго-востоке Большого Бассейна; на юге прерий делали заплетенные складки; чиппевы, виннебаго и другие племена района Великих озер использовали для этой цели небольшой ткацкий станок. Исключительные по красоте и качеству узоры и сегодня делают в индейских резервациях в штатах Айдахо, Северная Дакота, Оклахома, Нью-Мексико и Аризона.

Хотя украшения иглами дикобраза и перьями уступили пальму первенства бисеру, они по-прежнему остаются в моде у ряда племен. Сегодня орел, ястреб и другие птицы, оперение которых использовалось в боевых и прочих головных уборах из свисающих рядов перьев, находятся под защитой государства. Белые торговцы стали использовать перья страуса, раскрашенные в яркие цвета; а в случае необходимости – перья индюка. На религиозных праздниках и церемониях в пуэбло на Рио-Гранде вы увидите множество людей в шляпах с перьями, в масках, в праздничных одеждах с молитвенными жезлами в руках. Дикобраз также теперь стал редким животным. Сейчас изысканные узоры и украшения из его игл уже не наносятся на одежду и домашнюю утварь в северо-восточных штатах и на севере Равнин, где это животное когда-то водилось в изобилии. На таких украшениях специализировались ирокезы, гуроны, оттавы, чиппевы и виннебаго, а также сиу, арапахо и шайены. Иглы дикобраза длиной 12,5 см вымачивали в мыльной воде, чтобы они стали податливыми, а потом наносили на материал путем сгибания, нашивки или обертывания. Часто украшения из бисера и игл дикобраза наносили одновременно: гладкие отшлифованные иглы хорошо оттеняли места, покрытые бисером. Помимо бисера и игл дикобраза при ткачестве для художественного украшения использовался волос; он также применялся при вышивании, плетении и вязании. Как мы отмечали в первой главе, люди культуры анасази срезали волосы умерших и использовали их для украшений, а также для плетения сетей. Помимо этого часто использовали конский волос и собачью шерсть, а на Равнинах – шерсть лося и бизона.

В третьей главе мы рассказывали о способах получения кожи для изготовления одежды и для других целей; а ранее обращалось внимание на то, что кость, олений рог и рога других животных были главным сырьем для производства необходимых человеку вещей начиная со времен, когда первые древние охотники добывали мясо, шкуры и бивни мамонтов и мастодонтов. Также мы рассказывали о каменных орудиях на отщепах, которые первые охотники умели делать задолго до XX в. до н. э.

Изделия из металла

Металлические орудия появились у североамериканских индейцев с таким же запозданием, как и у их коллег-охотников в Европе. К этому времени они уже использовались в других районах, бывших своего рода «культурными очагами» и посылавших культурные импульсы по всему миру. Единственным исключением являлись изделия из меди. В Северной Америке умели работать с медью еще во времена распространения культур раннего медного века в ходе архаического периода; основными «медными» центрами являлись Висконсин, Миннесота и Мичиган. В те бесконечно далекие времена – в V–III вв. до н. э. – талантливые мастера из района Великих озер уже делали, возможно раньше всех в мире, медные наконечники стрел и копий, а также ножи и топоры. Позднее люди культур адена, хоупвелл и Миссисипи, особенно те представители последней культуры, кем исповедовался южный культ умерших, делали превосходные медные украшения в виде тарелок и блюд, а также подвески и прикладные украшения. Знаменитые декоративные, изысканно украшенные медные блюда, которые высокомерно уничтожали в ходе упоминавшегося потлатча, были сделаны из листов кованой меди. Однако, несмотря на эти достижения, обработка меди велась примитивным способом. Плавка была неизвестна; медь добывали из наиболее чистых рудных жил, затем расплющивали при помощи молота, а когда она достигала достаточно мягкого и податливого состояния, нарезали листы необходимой формы. Прямо на них выгравировывали узор, используя резцы из камня или кости. Медь обрабатывали холодным способом; иногда, вероятно, ее нагревали над огнем перед началом обработки молотом. Использование отливных форм из камня или глины было абсолютно неизвестно. Другие металлы, такие как атмосферное железо, свинец и серебро, обрабатывали тем же холодным способом, что и медь, правда, изделий из этих металлов делали мало.

Когда европейцы научили индейцев более простым и надежным способам производства серебра, страсть к серебряным украшениям просто захлестнула все индейское сообщество. Европейцы продавали индейцам листовое серебро, либо те сами делали листы, используя серебряные слитки и монеты, полученные в ходе торговли от европейцев. К 1800 г. ирокезские племена района озер, а также племена Равнин уже сами делали серебряные броши, пуговицы, серьги, подвески, гребни, пряжки, ожерелья, ручные и ножные браслеты. Сначала изделия полностью копировали английские, канадские и американские образцы. Вскоре индейцы стали покупать немецкое серебро, которое на самом деле не являлось серебром, а представляло собой сплав из цинка, никеля и меди. Оно было более дешевым по сравнению с чистым серебром, что позволило индейцам не только увеличить производство серебряных изделий, но и делать их по своему, самобытному замыслу – это касалось как вида изделия, так и его художественной обработки.

Своей популярности в юго-западных районах серебряные изделия обязаны кочевым племенам Равнин, которые были связующим звеном между этими районами и оседлым северо-западом. Почти сразу же появились тут мастера по серебру из Мексики, которые научили индейцев «песчаной отливке» с использованием форм из туфа и пемзы. Мексиканцы также продемонстрировали свой стиль изготовления серебряных изделий – испанский и испанский колониальный. Эти стили были быстро и хорошо усвоены навахо, которые стали их блестяще применять в своей собственной самобытной интерпретации. Сегодня, по прошествии более чем столетия, серебряные ювелирные украшения навахо представляют собой одно из наиболее высоких достижений современного американского искусства; достойно развивают традиции навахо и их соседи – зуни и хопи, с которыми они в свое время поделились секретами мастерства.

Знаменитые пояса кончо и типичные браслеты навахо являются созданием мастеров Равнин; а форма бисера и пуговиц, используемых навахо, серебряные украшения для седел и сбруи, а также «тыквенное ожерелье», напоминающее венок из распустившихся цветков тыквы, заимствованы у испанцев. Ожерелье напоминает по форме застежку на шлеме испанского кавалериста времен Кортеса; у него также был найя - талисман-оберег в форме перевернутого полумесяца, который всадник вешал на грудь коня – своего верного боевого друга. Испанцам же подобный талисман был навеян гербом мавров времен захвата Испании арабским халифатом; гербовая эмблема у мавров как раз была в форме полумесяца.

Обычно серебряные изделия навахо делались из цельного куска металла и были довольно крупными и массивными, а если их усыпали кусочками бирюзы, то они выглядели еще более внушительно. Ювелирные изделия зуни по сравнению с ними были скромными и миниатюрными. Они в основном представлены изящно выполненными грациозными изображениями птиц, бабочек, насекомых и мифологических существ, искусно сложенных из черного янтаря, коралла, граната и маленьких кусочков бирюзы; каждое изделие – это изумительная разноцветная мозаика, притягивающая и радующая взгляд. Зуни являются также признанными мастерами инкрустации и нанесения на изделия миниатюрных желобков и выемок. Что касается хопи, то изделия их мастеров напоминают изделия мастеров зуни миниатюрностью и изяществом; правда, хопи редко используют цветные камни, а на их серебряные изделия нанесена гравировка, мотивы которой напоминают узоры на керамических изделиях этого же племени. Хопи часто используют технику «накладки»: два листа серебра спаивают вместе, причем нижний зачернен посредством добавления серы; таким образом в изделии обеспечивается контраст – светлый и темный слои серебра взаимно оттеняют друг друга.

Навахо, зуни и хопи никогда не имели возможности самим добывать серебро – даже во времена настоящего «серебряного бума» в юго-западных районах. Дело было не только и не столько в технических сложностях, сколько в том, что белые уже давно наложили лапу на все недра и месторождения полезных ископаемых. Первоначально мастера-ювелиры навахо использовали в качестве сырья мексиканские песо и американские доллары, а когда им это запретили, стали покупать бруски и слитки у перекупщиков. Сегодня они покупают и серебро, и бирюзу у торговых агентов, которые, в свою очередь, берут их в странах Азии, на Ближнем Востоке и в Мексике. Очень часто бирюза в сегодняшних ювелирных изделиях является подделкой: на самом деле это не бирюза, а «коктейль» из стекловидной массы и цветного стекла. Сейчас очень немного настоящей бирюзы добывается на юго-западе, однако ее качество, увы, невысоко; 12–15 главных месторождений этого района, откуда она раньше добывалась, сейчас истощились, а ведь качество бирюзы было замечательное, и его сразу же подмечал опытный наметанный глаз. К сожалению, подавляющее большинство сегодняшних «ювелирных украшений навахо» вообще не имеет к индейцам никакого отношения, а производится в массовом порядке в Японии и на Тайване, а также белыми дельцами в Альбукерке или Лос-Анджелесе .

Сами индейцы, естественно, не стали понижать качество своих изделий, а тем более опускаться до подделок; они вынуждены были наблюдать, как свора жуликов и проходимцев беззастенчиво пользуется созданным усилиями мастеров навахо высоким спросом на эти изделия, фактически обесценивая индейцам рынок и дискредитируя сами изделия. За последние столетия эта печальная картина стала привычной для индейцев.

Плетение корзин, производство керамики и ткачество

Плетение корзин и производство керамики были теми видами деятельности, где творческий гений американского индейца, возможно, проявился наиболее ярко. Именно эта сфера индейского искусства, а также ткачество, на котором мы остановимся чуть позже, могут служить мерилом того, насколько утонченной, глубокой, открытой навстречу прекрасному была душа индейца. Белый человек не пользовался наконечниками для копий и стрел; перья, морские раковины, кость и рога животных, шкуры бизона, типи, томагавки и тотемные столбы мало что значили в его жизни. Однако ему каждый день приходится пользоваться корзинами, керамическими изделиями и самыми разными сосудами и емкостями, а также застилать одеялами свою кровать. Поэтому он может сравнить эти вещи своего повседневного обихода с теми, что окружают индейца. И если он будет честным перед самим собой, он вынужден будет признать, что вещи, которыми пользуется индеец, не только ничуть не хуже, а во многом и удобнее, и полезнее, и внешне привлекательнее.

В области плетения корзин и производства керамики индейцам не было равных; в значительной степени это верно и сейчас. Интересно отметить, что плетение корзин считается более сложным делом, чем производство керамики, и поэтому вроде бы должно быть «младше» по возрасту. Известно, однако, что по меньшей мере 10 000 лет назад в засушливых районах запада, где были распространены «культуры пустынь», от Орегона до Аризоны древние охотники умели делать плетеные и кольцевидные корзины, а также сандалии и охотничьи капканы и ловушки, используя те же технические приемы. В то же время первые керамические изделия появились в Америке, согласно датировке обнаруженных археологических находок, лишь примерно в 2000 г. до н. э., то есть на 6000 лет позже того, как индейцы овладели искусством плетения корзин.

Как ни странно, керамика впервые появилась и получила распространение не на юго-западе, который был лидером различного рода культурных достижений и нововведений по сравнению с другими районами и где уже в течение 1000 лет было известно земледелие, а на юго-востоке лесной зоны, где сельского хозяйства еще не знали. На юго-западе керамика появилась лишь где-то в 500–300 гг. до н. э. Но творческий созидательный импульс и в тот и в другой район пришел из древней Мексики, которая на протяжении всей истории имела более высокий уровень культуры по сравнению с районами, расположенными к северу. Опять же следует иметь в виду, что в то время не было границы между Центральной и Северной Америкой, не было никакой разделительной линии, препятствующей людям пересекать Рио-Гранде; они спокойно передвигались, неся с собой свои пожитки, обычаи и традиции.

В конце концов, искусство плетения корзин достигло на юго-западе более высокого уровня по сравнению с юго-востоком и любым другим районом. Однако все индейские племена Северной Америки прекрасно владели этим искусством. Они делали корзины для хранения, для переноски груза, для приготовления пищи. Корзины были и маленькие и огромные; и круглые и квадратные; с петлями и с ручками. Корзина-ящик, корзина-сито, корзина для помола, корзина для промывания кукурузы и желудей, корзина для отбива семян, корзина-ранец, корзина – ловушка для птиц и рыбы, корзина-шляпа, циновка, детская люлька и колыбель, корзины для праздничных церемоний, корзины для использования во время свадеб и похорон – все это мастерски делали индейцы. Ямы для хранения продуктов накрывали ветками, прутиками и узкими полосками коры; это натолкнуло на мысль плести циновки. Циновками и плетеными занавесками завешивали вход в пещеры и дома, чтобы не залетала пыль и не уходило тепло. В них также заворачивали тела умерших. Корзины плели настолько плотные, что в них можно было переносить пищу, семена и воду. В корзинах готовили пищу на кипятке, стирали, красили одежду, а также варили тисвин - индейское пиво и другие похожие алкогольные напитки. Для плетения использовался самый разнообразный материал: на юго-западе, в частности, использовали тростник, медвежью траву, иву и сумах; на юго-востоке – тростник, дуб, корни растений и кору; на северо-востоке – сладкую траву, твердую древесину, кедр и липу; на Равнинах – орешник и бизонью траву; в Калифорнии и на северо-западе – ель, кедр, кору вишни и «индейскую траву». Практически любой имеющийся под рукой природный материал можно было пропарить, покрасить и сделать достаточно податливым и удобным для плетения.

Сами изделия были столь же разнообразными, как и материалы, из которых их делали. Было три основных способа работы с сырьем и изготовления готовой продукции: сплетение, заплетание и свертывание кольцами. Изделия отличались замечательным разнообразием и по форме, и по рисунку. Изображения представляли либо геометрические фигуры и их комбинации, либо были связаны с человеком или природными мотивами. Готовые изделия часто украшались бубенцами, перьями, ракушками, бахромой из оленьей кожи, бисером, иглами дикобраза или другими украшениями. Буйная и богатая фантазия индейца, его неисчерпаемо глубокий и яркий внутренний мир полно отразились в тех замечательных произведениях искусства, которыми являлись и являются сделанные им плетеные изделия. До сих пор корзины высокохудожественного качества делают жители пуэбло, апачи и навахо, а особенно индейцы пима и папаго, живущие в Аризоне. Такие корзины являются дорогими, поскольку их изготовление требует много усилий и времени. Их делают для творческого самовыражения, а также для музеев и тех туристов, которые обладают высоким художественным вкусом и умеют ценить прекрасное. Если индейцу пима или папаго требуется какая-то емкость для личного пользования, ему сегодня проще купить металлическое изделие в магазине. Классические корзины относятся к той эпохе развития человечества, в том числе и индейцев, когда придавали большее значение предназначению и качеству вещи, чем сейчас.

В западных и юго-западных районах были распространены техника сплетения и кольцами; на востоке изделия «заплетали». Различные приемы использовались и при изготовлении керамики. На западе и юго-западе изделия делали, накладывая один кольцевидный слой глины на другой, а на востоке и юго-востоке глину разглаживали внутри или снаружи кувшина, служившего формой или шаблоном. Гончарный круг был неизвестен. Керамика не получила такого повсеместного распространения, как плетеные изделия; во многих районах, включая Калифорнию и северо-запад, ее вообще не производили, а пользовались лишь корзинами и другими плетеными изделиями.

Керамические изделия в основных районах их распространения – на юго-западе и на востоке – были схожими как по форме, так и по общему замыслу. В том, что касается видов и формы изделий, индейская керамика была гораздо более консервативной по сравнению с плетеными изделиями. Самобытностью отличались в основном рисунки и узоры на керамических изделиях, хотя люди культур хоупвелл, Миссисипи и южного культа умерших делали изделия в форме фигур людей и животных; сегодня эту традицию продолжают индейцы пуэбло. Рисунок выполнялся в краске или выгравировывался при помощи резцов из кости и камня; либо же отштамповывался при помощи пальцев, шнура, а также деревянных печатей и матриц. Скромное количество видов и форм изделий вполне компенсировалось сочной и разноцветной раскраской: белая, коричневая, красная и желтая краски, вместе и по отдельности, наносились при помощи кистей, тряпичных лоскутов или клоков меха. Краски наносились на влажную поверхность изделия до термообработки на разведенном огне. Устойчивый черный оттенок достигался путем обугливания на малом, закрытом пламени. После обжига изделия отборного качества для придания им атласного блеска и яркости шлифовались специальным приспособлением из кости или камня либо натирались влажной материей. Для того чтобы законченное изделие было особенно сверкающим и искрящимся, глину иногда смешивали с цветным песком или частицами слюды.

Лучшие образцы сегодняшней индейской керамики делаются на юго-западе. Именно благодаря творческим усилиям живущих здесь индейцев в течение последних 50 лет мы наблюдаем возрождение и настоящий всплеск интереса как к керамическим изделиям, так и другим рукотворным творениям индейских мастеров. Конечно, керамику делают далеко не во всех пуэбло юго-запада. В некоторых местах навыки этого искусства уже утрачены, в других основное внимание уделяется более доходному производству ювелирных украшений, а где-то делают простые изделия лишь для домашнего пользования. Наиболее высокого качества изделия делаются в пуэбло Сан-Ильдефонсо, Санта-Клара, Сан-Хуан, Акома и Зия. Именно в Сан-Ильдефонсо выдающиеся мастера керамики Мария и Хулио Мартинес создали в 1919 г. свои замечательные образцы, в которых выполненный матовой черной краской рисунок был нанесен на отшлифованную черную поверхность. Хулио Мартинес нарушил традицию, согласно которой керамические изделия изготовлялись только женщинами .

Двенадцать лет спустя жительница этого же пуэбло Розали Агийяр стала делать знаменитые изделия с инкрустированным рисунком. Из других племен юго-запада, сохранивших традиции производства керамики, следует выделить хопи, производящих, правда в ограниченном объеме, кувшины потрясающего качества, и марикопа, которые изготовляют замечательные вазы и великолепные кроваво-красные кувшины с высоким горлышком.

В 1900 г. гениальная индианка по имени Нампейо стала делать керамические изделия в духе древних традиций индейцев хопи. Однако хопи сегодня известны не только своими керамическими изделиями и серебряными украшениями; они в первую очередь знамениты куклами – «качинами». Искусство вырезать эти фигурки высотой от 7,5 до 45 см из куска хлопкового дерева не является древним; им владеют неполные сто лет. Эти куклы стали делать для того, чтобы помочь детям запомнить 250 божеств в мужском и женском обличье, которых «качины» изображают. Но если сами фигурки не являются древними, то изображаемые ими священные духи, живущие в горах на севере Аризоны и приходящие в селения хопи каждую зиму, безусловно, таковыми являются. Одно из таких селений, Ораиби , расположенное на возвышенности Хопи-Сорд-Меса, является, вероятно, старейшим на территории США местом, где постоянно проживают люди.

«Качины» делались так: на основание наносился слой белого каолина, поверх – рисунок яркой раскраски и разноцветные перьевые украшения. Руки, ноги, голова, головной убор куклы, а также предметы, вместе с которыми она изображалась, изготавливались отдельно и затем аккуратно приклеивались к основе. Эти оригинальные фигурки являются прекрасным образцом миниатюрного искусства. Поскольку это не культовые предметы, а обычные изображения, не считается неэтичным покупать их. И приезжие с радостью приобретают эти очаровательные маленькие шедевры, изображающие божество или загримированного под него индейца, исполняющего ритуальный танец во время религиозного праздника.

Численность индейцев хопи сейчас менее 6000 человек; лучшие произведения искусства индейцев пуэбло создаются мастерами из полдюжины поселений, в которых проживают менее 5000 человек. Самым многочисленным индейским племенем юго-запада являются навахо – их численность составляет около 80 000 человек. Они являются сносными «корзинщиками», безразличны к керамике и, безусловно, выдающиеся мастера по выпуску рукотворных изделий из серебра. Однако следует особо отметить ту область, в которой они за последние несколько столетий продемонстрировали по-настоящему неподражаемый собственный и самобытный стиль: это ткачество.

Ткачество было известно в Северной Америке еще в древние времена. Люди культур адена и хоупвелл делали вещи из текстиля 2000 лет назад, а спустя короткое время это искусство распространилось на Калифорнию и на район Великих Равнин. Изделия в то время делались вручную, без ткацкого станка. Из применявшихся приемов можно назвать вязание, вышивание тамбуром, петлей, сеткой, складками, скручивание и другие способы рукоделия. Безусловными лидерами в этой области были индейцы северо-западной части тихоокеанского побережья, особенно чилкаты, жившие на крайнем севере, на границе между Аляской и Канадой. Чилкаты, являющиеся ответвлением тлинкитов, делали парадные рубахи, а также одеяла, покрывала и знаменитые накидки , используя смесь из кусочков коры кедра и шерсти горного козла, выкрашенную белым, желтым, синим и черным цветом. Эти изделия пользуются большим спросом у коллекционеров и собирателей образцов художественного народного творчества. Как и селиш в северной Калифорнии, которые делали шерстяные одеяла и покрывала весьма высокого качества, чилкаты начали использовали в работе элементарную ткацкую раму, на которой работали вручную.

Настоящий ткацкий станок вошел в употребление только на юго-западе. Здесь большого успеха в ткачестве добились хопи; некоторое распространение оно получило и среди индейцев пуэбло. Но именно навахо обеспечили технический прогресс в этой области: начав с простого ременного станка, в котором один конец крепился к поясу ткачихи, а другой закреплялся вокруг дерева или одного из опорных столбов жилища, они усовершенствовали его до сложного вертикального ткацкого станка. Возможно, что местом его изобретения был американский юго-запад. Вначале в качестве сырья использовались растительные волокна и шерсть животных; затем стали применять хлопковую нить, а с 1600 г. и далее – овечью шерсть, которая стала доступна после того, как пришедшие в Нью-Мексико испанские переселенцы пригнали с собой стада овец. Сегодня главными мастерами ткачества в этих местах являются навахо, которые научились этому искусству у жителей пуэбло в 1700 г. Они делают одеяла и покрывала смелого фасона и расцветки в ряде мест на обширной территории, занимаемой резервацией навахо. Среди мест, прославившихся своими мастерами, можно назвать Чинле, Назлини, Клагето, Ти-Но-По, Лукачукай, Ганадо, Уайд-Руинз и два десятка других.

Искусством ткачества занимаются женщины-навахо. А вот искусство песчаных рисунков – это уже прерогатива мужчин. Выполнение подобных рисунков относилось к компетенции шамана, поскольку они имели не только религиозное, но и врачующее назначение. Больной садился на землю, и под чтение молитв и исполнение песнопений шаман начинал рисовать вокруг него рисунок на песке. По мере выполнения рисунка болезнь должна была уходить в него, а изображенные на рисунке божества должны были явить свои чудодейственные силы. Затем, на закате солнца, рисунок стирался с лица земли, и болезнь должна была исчезнуть вместе с ним. Выполнение рисунков на песке было распространено среди навахо, папаго, апачей и жителей пуэбло; хотя надо сказать, что термин «песчаный рисунок» или «рисунок на песке» является неточным и вводит в заблуждение. Только основание, на которое наносится рисунок, состоит из песка; сам же рисунок наносится не цветными красками, а цветными, растолченными в порошок материалами: растениями, древесным углем и пыльцой, которые искусно высыпаются тонкой струйкой между пальцами на песок. Для выполнения такого рисунка требовались точность, терпение и выдержка и исключительная память, поскольку нужно было точно воспроизвести на песке традиционный рисунок, предусмотренный ритуалом, причем исключительно по памяти.

Живопись

В области живописи, как и в ювелирном деле, изготовлении плетеных изделий и керамики, юго-западный район шел во главе индейского Возрождения, которое наблюдается в последнее время. Его лидерство отчасти объясняется тем, что жители этого района избежали уничтожения своего образа жизни и культуры, с чем столкнулись племена Восточного и Западного побережья, а также полного выселения и сгона с родных земель, которые пережили индейцы Равнин и юго-востока. Индейцы юго-запада прошли через унижение и нищету и периоды горькой ссылки и изгнания; но в целом они сумели остаться на землях предков и смогли сохранить определенную преемственность образа жизни и культуры.

В целом в Соединенных Штатах очень много художников самых разных школ и направлений; но это такая большая страна, что между различными культурными центрами существует весьма слабая связь; о существовании и плодотворной деятельности исключительно одаренных и талантливых художников могут ничего не знать в расположенных на большом отдалении Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Эти два города не являются такими же культурными центрами, какими являются в своих странах Лондон, Париж и Рим. По этой причине существование на юго-западе уникальной школы индейских художников если и не было проигнорировано, то не сыграло роли, сопоставимой с теми талантами, которые в ней представлены. В меньшей по масштабам стране подобное самобытное направление безусловно получило бы немедленное и долгосрочное признание. В течение полувека индейские художники юго-запада создавали замечательные работы, полные яркой самобытности. Интерес к ним, а также к индейской литературе дает надежду на возрастание роли индейского искусства во всей американской культуре.

Вскоре после окончания Первой мировой войны небольшая группа белых художников, ученых и жителей Санта-Фе и его окрестностей создали движение, получившее название движение Санта-Фе. Они ставили задачей познакомить мир с тем мощным творческим потенциалом, которым обладали индейцы. В результате их усилий в 1923 г. была создана Академия индейского изобразительного искусства. Она всячески помогала художникам, организовывала выставки, и в конце концов Санта-Фе стал одним из важнейших центров изобразительного искусства США, причем имеющим одинаково важное значение как для индейских, так и для белых художников.

Как ни удивительно, колыбелью современного индейского искусства стал Сан-Ильдефонсо – небольшое поселение пуэбло, где именно в это время восходила звезда знаменитых мастеров керамики Хулио и Марии Мартинес. Даже сегодня Сан-Ильдефонсо является одним из самых маленьких пуэбло; его население – всего 300 человек. Еще более удивительным является то, что основателем движения по возрождению индейского искусства считается Кресченцио Мартинес, двоюродный брат Марии Мартинес. Кресченцио (Обитель Лося) был одним из молодых индейских художников, которые в начале XX в. экспериментировали с водяными красками по примеру белых живописцев. В 1910 г. он уже работал очень плодотворно и привлек внимание организаторов движения Санта-Фе. К несчастью, он безвременно умер от испанского гриппа во время эпидемии; это произошло в 1918 г., когда ему было всего 18 лет. Но его почин был продолжен; вскоре в Сан-Ильдефонсо работали уже 20 молодых художников; вместе с талантливыми гончарами они плодотворно трудились в этих маленьких Афинах на берегах Рио-Гранде.

Их творческий импульс проник в окрестные пуэбло и в конце концов достиг апачей и навахо, вовлекая и их в эту «творческую лихорадку». В самом Сан-Ильдефонсо появился еще один знаменитый художник – это был племянник Кресченцио по имени Ава Цире (Алфонсо Ройбал); он был сыном знаменитого гончара, и в его жилах текла кровь навахо. Из других выдающихся мастеров искусств периода настоящего всплеска творческой энергии, наблюдавшегося в 20–30-х гг. XX в., можно назвать таоских индейцев Чиу Та и Еву Мирабаль из пуэбло Таос, Ма Пе Ви из пуэбло Зия, Руфину Виджил из Тесуке, То Пове из Сан-Хуана и индейца хопи Фреда Каботи. Одновременно выдвинулась целая плеяда художников из племени навахо, известного своей способностью к быстрому усвоению и оригинальной, самобытной переработке творческих идей; вот имена наиболее выдающихся из них: Китс Бигэй, Сибил Яззи, Ха Со Де, Куинси Тахома и Нед Нота. Говоря об апачах, следует упомянуть Алана Хаузера. И как бы в довершение к упомянутому, в это же время на Равнинах была создана собственная художественная школа кайовов при финансовой поддержке белых энтузиастов; основателем этой школы считается Джордж Кибоун. А художник из индейцев сиу Оскар Хауи оказал влияние на развитие всего индейского изобразительного искусства.

Сегодня индейское изобразительное искусство является одной из самых быстро и буйно растущих ветвей на дереве американской скульптуры и живописи. Современному индейскому художнику близки абстрактные и полуабстрактные мотивы, хорошо знакомые ему по традиционным индейским узорам на кожаных изделиях из бисера и игл дикобраза, а также на керамике. Проявляя все более растущий интерес к своему прошлому, индейские художники пытаются переосмыслить таинственные геометрические изображения на древних керамических изделиях и найти на их основе новые творческие подходы и решения. Они изучают такие направления в современном искусстве, как реализм и перспектива, чтобы на их основе найти свою собственную самобытную стилистику. Они пытаются соединить реализм с фантазийными мотивами, навеянными природой, поместив их в ограниченное двухмерное пространство, что еще раз вызывает аналогию с искусством Древнего Египта. Издревле индейские художники использовали яркие, чистые, полупрозрачные краски, часто только главных составляющих цветовой гаммы, придерживаясь при этом индивидуальной цветовой символики. Поэтому если, на взгляд белого человека, он видит лишь обычный узор, то смотрящий на картину индеец проникает в нее гораздо глубже и пытается воспринять истинный посыл, исходящий от создавшего картину художника.

В палитре индейского художника нет места для мрачных тонов. Он не использует тени и распределение светотени (то, что называется игрой света и тени). Вы ощущаете простор, чистоту окружающего мира и природы, кипучую энергию движения. В его работах чувствуются бескрайние просторы американского континента, что очень сильно контрастирует с мрачной, замкнутой и тесной атмосферой, исходящей от картин многих европейских художников. Работы индейского художника можно, наверное, сравнить, пускай только по настрою, с жизнеутверждающими и открытыми в бесконечность полотнами импрессионистов. Более того, эти картины отличает глубокое духовное содержание. Они только кажутся наивными: в них присутствуют глубокие импульсы традиционных религиозных верований.

В последние годы индейские художники успешно экспериментировали с абстрактным направлением современного искусства, сочетая его с теми абстрактными мотивами или, по крайней мере, могущими таковыми казаться, которые присутствуют в плетеных изделиях и керамике, а также аналогичными мотивами религиозных знаков и символов. Индейцы проявили способности и в области скульптуры; они успешно выполняли пространные, переходящие друг в друга фрески и лишний раз доказали, что практически в любом виде современного искусства их талант и фантазия могут быть востребованы и в любом из них они смогут проявить свою самобытность.

Можно сделать вывод, что, несмотря на общий упадок традиционных форм индейского искусства (хотя и имеется ряд очень важных исключений из этой тенденции), индейцы не только не растратили свой творческий потенциал и не утратили своих творческих способностей, но и пытаются все более и более активно применять их, в том числе и на новых, пока нетрадиционных для них направлениях. По мере того как индейский народ вступает в XXI в. с надеждой и все возрастающей энергией, будет расти интерес не только к отдельным индейским художникам, но и к индейцам в целом; к их духу, к их отношению к жизни и образу жизни. В свою очередь, искусство белого человека только обогатится, впитав в себя яркую и уникальную самобытность индейского искусства и всей индейской культуры.

Трудно передать достоверно тот благоговейный ужас, с которым образованная Европа взирала на племена индейцев Северной Америки.
"Боевой клич индейцев представляют нам как нечто настолько ужасное, что его невозможно выдержать. Его называют звуком, который заставит даже самого отважного ветерана опустить свое оружие и покинуть шеренгу.
Он оглушит его слух, от него застынет душа. Этот боевой клич не позволит ему услышать приказ и почувствовать стыд, да и вообще сохранить какие-либо ощущения, кроме ужаса смерти".
Но пугал не столько сам боевой клич, от которого стыла кровь в жилах, сколько то, что он предвещал. Европейцы, сражавшиеся в Северной Америке, искренне чувствовали: попасть живыми в руки чудовищных раскрашенных дикарей означает судьбу пострашнее смерти.
Это вело к пыткам, человеческим жертвоприношениям, каннибализму и снятию скальпов (и все имело ритуальное значение в культуре индейцев). Это особенно способствовало возбуждению их воображения.


Самым ужасным было, вероятно, зажаривание заживо. Одного из британцев, выживших в Мононгахела в 1755 г., привязали к дереву и сжигали заживо между двумя кострами. Индейцы в это время танцевали вокруг.
Когда стоны агонизирующего человека стали слишком настойчивыми, один из воинов пробежал между двумя кострами и отсек несчастному гениталии, оставляя его истекать кровью до смерти. Тогда завывания индейцев прекратились.


Руфус Путмен, рядовой из провинциальных войск Массачусетса, 4 июля 1757 г. записал в своем дневнике следующее. Солдата, схваченного индейцами, "нашли зажаренным самым печальным образом: ногти на пальцах были вырваны, губы отрезаны до самого подбородка снизу и до самого носа сверху, его челюсть обнажилась.
С него сняли скальп, грудь рассекли, сердце вырвали, вместо него положили его патронную сумку. Левая рука оказалась прижатой к ране, томагавк оставили у него в кишках, дротик пронзил его насквозь и остался на месте, был отрезан мизинец на левой руке и маленький палец на левой ноге".

В том же году иезуит отец Рубо встретил группу индейцев племени оттава, которые вели через лес несколько пленных англичан с веревками вокруг шеи. Вскоре после этого Рубо догнал боевой отряд и поставил свою палатку рядом с их палатками.
Он увидел большую группу индейцев, которые сидели вокруг костра и ели жареное мясо на палочках, словно это был барашек на небольшом вертеле. Когда он спросил, что это за мясо, индейцы оттава ответили: это зажаренный англичанин. Они указали на котел, в котором варились остальные части разрубленного тела.
Рядом сидели восемь военнопленных, перепуганных до смерти, которых заставили наблюдать за этим медвежьим пиром. Люди были охвачены неописуемым ужасом, подобным тому, который испытывал Одиссей в поэме Гомера, когда чудовище Сцилла уволокло с борта корабля его товарищей и бросило их перед своей пещерой, чтобы сожрать на досуге.
Рубо, пришедший в ужас, пытался протестовать. Но индейцы оттава не захотели его даже выслушать. Один молодой воин грубо сказал ему:
- У тебя французский вкус, у меня - индейский. Для меня это хорошее мясо.
Затем он пригласил Рубо присоединиться к их трапезе. Похоже, индеец обиделся, когда священник отказался.

Особую жестокость индейцы проявляли к тем, кто сражался с ними их же методами или почти усвоил их охотничье искусство. Поэтому нерегулярные лесные караульные патрули подвергались особому риску.
В январе 1757 г. рядовой Томас Браун из подразделения капитана Томаса Спайкмена рейнджеров Роджерса, одетых в зеленую военную форму, получил ранение в бою на заснеженном поле с индейцами племени абенаков.
Он ползком выбрался с поля боя и встретился с двумя другими ранеными солдатами, одного из них звали Бейкер, вторым был сам капитан Спайкмен.
Мучаясь от боли и ужаса из-за всего происходящего, они подумали (и это была большая глупость), что могут безопасно развести костер.
Почти мгновенно появились индейцы-абенаки. Брауну удалось уползти от костра подальше и спрятаться в кустарнике, из которого он наблюдал за развернувшейся трагедией. Абенаки начали с того, что раздели Спайкмена и сняли с него скальп, пока тот был еще жив. Затем они ушли, прихватив с собой Бейкера.

Браун говорил следующее: "Видя эту ужасную трагедию, я решил уползти по возможности дальше в лес и умереть там от полученных ран. Но так как я был близко к капитану Спайкмену, он меня увидел и умолял, ради всего святого, дать ему томагавк, чтобы он мог покончить с собой!
Я отказал ему и уговаривал его молиться о милосердии, так как он мог прожить всего еще несколько минут в этом ужасающем состоянии на замерзшей земле, покрытой снегом. Он просил меня передать его жене, если я доживу до того времени, когда вернусь домой, о его страшной гибели".
Вскоре после этого Брауна схватили индейцы-абенаки, вернувшиеся на место, где они сняли скальп. Они намеревались насадить голову Спайкмена на шест. Брауну удалось выжить в плену, Бейкеру - нет.
"Индейские женщины раскололи сосну на мелкие щепки, подобные небольшим вертелам, и вонзили их в его плоть. Затем сложили костер. После этого приступили к совершению своего ритуального обряда с заклинаниями и танцами вокруг него, мне приказали делать то же самое.
По закону сохранения жизни пришлось согласиться... С тяжелым сердцем я изображал веселье. Они перерезали на нем путы и заставили бегать вперед и назад. Я слышал, как несчастный молил о милосердии. Из-за непереносимой боли и мучений он бросился в огонь и исчез".

Но из всех индейских практик самое большое внимание ужасающихся европейцев привлекало снятие скальпов, которое продолжалось еще и в девятнадцатом столетии.
Несмотря на ряд нелепых попыток некоторых благодушных ревизионистов утверждать, будто снятие скальпов зародилось в Европе (возможно, среди вестготов, франков или скифов), совершенно понятно: оно практиковалось в Северной Америке задолго до того, как там появились европейцы.
Скальпы играли серьезную роль в североамериканской культуре, так как они использовались в трех различных целях (а возможно, служили всем трем): для "замещения" мертвых людей племени (вспомним, как индейцы всегда беспокоились о тяжелых потерях, понесенных на войне, следовательно, об уменьшении численности народа), чтобы умилостивить духов погибших, а также для смягчения скорби вдов и других родичей.


Французские ветераны Семилетней войны в Северной Америке оставили много письменных воспоминаний об этой страшной форме увечья. Приведем отрывок из записей Пушо:
"Сразу после того, как солдат падал, они подбегали к нему, коленями вставали ему на плечи, в одной руке зажав прядь волос, а в другой - нож. Они начинали отделять кожу от головы и отрывать ее одним куском. Это они делали очень быстро, а затем, демонстрируя скальп, издавали крик, который называли "кличем смерти".
Приведем и ценный рассказ очевидца-француза, который известен только по своим инициалам - Ж.К.Б.: "Дикарь немедленно схватил свой нож и быстро сделал надрезы вокруг волос, начиная с верхней части лба и заканчивая затылком на уровне шеи. Затем он встал ногой на плечо своей жертвы, лежащей лицом вниз, и двумя руками стащил скальп за волосы, начиная с затылка и перемещаясь вперед...
После того как дикарь снимал скальп, если он не боялся, что его начнут преследовать, он вставал и начинал соскребать с него кровь и плоть, оставшиеся там.
Затем он делал обруч из зеленых ветвей, натягивал на него скальп, словно на тамбурин, и какое-то время ждал, чтобы он подсох на солнце. Кожу красили в красный цвет, волосы собирали в узел.
Затем скальп прикрепляли к длинному шесту и триумфально несли на плече в деревню или в то место, которое выбиралось для него. Но при приближении к каждому месту на своем пути он издавал столько криков, сколько у него было скальпов, извещая о своем прибытии и демонстрируя свою отвагу.
Иногда на одном шесте могло оказаться до пятнадцати скальпов. Если их было слишком много для одного шеста, то индейцы украшали скальпами несколько шестов".

Невозможно ничем приуменьшить значение жестокости и варварства североамериканских индейцев. Но их действия следует рассматривать и в рамках контекста их воинственных культур и анимистических религий, и в рамках более крупной картины общей жестокости жизни в восемнадцатом столетии.
Жители городов и интеллектуалы, которые испытывали благоговейный ужас от каннибализма, пыток, человеческих жертвоприношений и снятия скальпов, с удовольствием посещали публичные казни. А при них (до введения гильотины) приговоренные к казни мужчины и женщины умирали мучительной смертью в течение получаса.
Европейцы не возражали, когда "предателей" подвергали варварскому ритуалу казней через повешение, утопление или четвертование, как в 1745 г. казнили повстанцев-якобитов после восстания.
Они особенно не протестовали, когда головы казненных насаживали на колы перед городами в качестве зловещего предупреждения.
Они терпимо переносили повешение на цепях, протаскивание матросов под килем (обычно это наказание завершалось фатальным исходом), а также телесные наказания в армии - настолько жестокие и суровые, что многие солдаты умирали под плетью.


Европейских солдат в восемнадцатом столетии заставляли повиноваться военной дисциплине плетью. Американские туземные воины вели борьбу за престиж, славу или за общее благо клана или племени.
Более того, массовые грабежи, мародерство и общее насилие, следовавшие за большинством успешных осад в европейских войнах, превосходили все, на что оказывались способны ирокезы или абенаки.
Перед холокостами террора, подобного разграблению Магдебурга в Тридцатилетней войне, бледнеют зверства в форте Уильям-Генри. В том же 1759 г. в Квебеке Вульф был полностью удовлетворен обстрелом города зажигательными ядрами, не беспокоясь о том, какие страдания пришлось переносить невинным мирным жителям города.
Он же оставлял после себя опустошенные районы, применяя тактику выжженной земли. Война в Северной Америке была кровавым, жестоким и ужасающим делом. И наивно рассматривать ее как борьбу цивилизации с варварством.


Помимо сказанного, специфический вопрос снятия скальпов содержит в себе и ответ. Прежде всего, европейцы (особенно - группы нерегулярных войск, подобные рейнджерам Роджерса) отвечали на снятие скальпов и причинение увечий по-своему.
Тому, что они смогли опуститься до варварства, содействовало щедрое вознаграждение - 5 фунтов стерлингов за один скальп. Это была ощутимая добавка к денежному жалованию рейнджера.
Спираль зверств и встречных зверств головокружительно вознеслась ввысь после 1757 г. С момента падения Луисбурга солдаты победоносного Хайлендерского полка отрубали головы всем индейцам, попавшемся им на пути.
Один из очевидцев сообщает: "Мы убили огромное количество индейцев. Рейнджеры и солдаты Хайлендерского полка никому не давали пощады. Мы снимали скальпы повсюду. Но нельзя отличить скальп, снятый французами, от скальпа, снятого индейцами".

Эпидемия снятия скальпов европейцами стала настолько безудержной, что в июне 1759 г. генералу Амхёрсту пришлось выпустить чрезвычайный приказ.
"Всем разведывательным подразделениям, а также всем остальным подразделениям армии под моим командованием, несмотря на все представившиеся возможности, запрещается снимать скальпы у женщин или детей, принадлежащих противнику.
По возможности их следует забирать с собой. Если такой возможности нет, то их следует оставлять на месте, не причиняя им никакого вреда".
Но какая польза могла быть от такой военной директивы, если все знали, что гражданские власти предлагают премию за скальпы?
В мае 1755 г. губернатор Массачусетса Уильям Шерл и назначил 40 фунтов стерлингов за скальп индейца-мужчины и 20 фунтов - за скальп женщины. Это, казалось, находилось в согласии с "кодексом" дегенеративных воинов.
Но губернатор Пенсильвании Роберт Хантер Моррис проявил свою склонность к геноциду, нацелившись на детородный пол. В 1756 г. он назначил вознаграждение, равное 30 фунтам стерлингов, за мужчину, но 50 фунтов - за женщину.


В любом случае, презренная практика назначения вознаграждения за скальпы аукнулась самым отвратительным образом: индейцы пошли на мошенничество.
Все началось с очевидного обмана, когда американские туземцы приступили к изготовлению "скальпов" из лошадиных шкур. Затем была введена практика убийства так называемых друзей и союзников только для того, чтобы делать деньги.
В достоверно документированном случае, произошедшем в 1757 г., группа индейцев чероки убила людей из дружественного племени чикасави только ради получения вознаграждения.
И, наконец, как отмечал почти каждый военный историк, индейцы стали экспертами в "размножении" скальпов. Например, те же чероки, по общему мнению, сделались таким мастерами, что могли изготовить четыре скальпа с каждого убитого ими солдата.