Научно-исследовательская работа по литературе. Роль историй-страшилок в рассказе И.С.Тургенева "Бежин луг" проект по литературе (7 класс) на тему

Работа представляет собой анализ рассказа И.С.Тургенева "Бежин луг" с точки зрения использования и роли историй-страшилок, которые рассказывают ребята ночью у костра. Ученики определяют особенности образов, которые встречаются в страшилках: домовой, русалка, духи, привидения. Знакомят слушателей с историями-страшилками своей территории.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Муниципальное казённое общеобразовательное учреждение

Верховинская средняя общеобразовательная школа № 29 имени А.Н.Корчагина

Тугулымский городской округ Свердловской области

Научно-исследовательская работа

по литературе

Хорзова Кристина,

Хайрова Елена,

ученицы 6 класса

МКОУ Верховинская СОШ № 29.

Руководитель

Шандыбина Наталья Александровна,

учитель русского языка

и литературы

МКОУ Верховинская СОШ № 29

С.Верховино, 2017 г

Введение ……………………………………………………………………3-4

1.Основная часть. Истории-страшилки в рассказе Тургенева « Бежин луг»

1.1.Образ домового в русской мифологии и рассказе Тургенева «Бежин луг»…………………………..………………………………………………5-8

1.2.Образ русалки в фольклоре и рассказе Тургенева………………………….…………………………………………8-9

1.3.Разрыв-трава……………….…………………………………………..9-10

1.4.Философский смысл рассказа…...……………………………………1-11

Заключение………………………………………………………………….12

Список использованной литературы……………………………………..13

Приложение…………………………………………………………………..

Роль историй-страшилок в рассказе И.С.Тургенева «Бежин луг»

Введение

В этом учебном году на уроках литературы нас, шестиклассников, ждало большое количество абсолютно разных литературных героев: путешественники, изобретатели, школьники, былинные богатыри, герои самых разных сказок…, но больше всего нас увлёк рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг». Мы ярко себе представили мальчиков, наших ровесников, которые ночью пасут лошадей и рассказывают разные истории-страшилки. Кто из нас, находясь на отдыхе в детском оздоровительном лагере не слышал рассказов про Пиковую Даму, чёртика, приведения?! Даже дух захватывает! Тургеневским героям более ста лет, мир давно изменился, а детский интерес к страшилкам остался. Кроме того, мы задумались, Тургенев был одним из самых образованных людей своего поколения, почему он уделил в рассказе так много внимания этим историям? Какую цель преследовал русский классик? Все это сподвигло нас к исследованию.

Объектом исследования в данной работе выступает рассказ И.С.Тургенева «Бежин луг»

Предмет исследования – истории-страшилки, которые рассказывают ребята ночью у костра.
Цель исследования – выявление роли историй-страшилок в рассказе И.С.Тургенева «Бежин луг»

Задача поставлена таким образом:

• проанализировать рассказ Тургенева «Бежин луг»;
• обработать фактический материал;
• определить особенности образов, которые встречаются в страшилках: домовой, русалка, духи, приведения.;
• познакомиться с историями-страшилками нашей местности, записать их;

Мы думаем, что наше исследование интересно не только нам, оно имеет определенную значимость, т ак как образы домовых, леших, русалок, приведений встречаются довольно часто в произведениях русской литературы. Их мы видим у А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, в рассказах Тэффи, А.И.Куприна других авторов. Данное исследование поможет определить его смысл и значение этих фольклорных героев.

Результаты работы могут быть использованы и учителями, и учащимися на уроках литературы при изучении рассказа «Бежин луг».
Данная научно-исследовательская работа готовит учащихся к дальнейшему знакомству с литературой.

Новизна исследования заключается в том, что в своей работе мы использовали различные источники и справочные материалы, опиралась на собственные литературоведческие знания и исследовательские способности.

1. Основная часть. Истории-страшилки в рассказе И.С Тургенева «Бежин луг»

В рассказе "Бежин луг" читатель встречается с охотником, который заблудившись в лесу, выходит на равнину, где и встречает пятерых деревенских мальчишек. Он остается рядом с ними переночевать у костра, чтобы утром, когда будет светло, найти дорогу обратно. Автор наблюдает за ребятами, слушая их рассказы. У крестьянских детей он отмечает природную даровитость и смекалку. Автор с большим интересом прислушивается к тому, о чем говорят мальчики. Эти рассказы - скорее поверья, так как в них очень мало правды, но дети, выросшие в глухих деревнях, очень суеверны, они почти все без образования, поэтому верят всем этим «страшилкам». Он для себя отмечает в их рассказах поэтичность и романтичность. С приходом темноты в ночной степи, у детей появляются тревожные мысли, и они наперебой рассказывают разные небылицы. Тургенев , описывая очень подробно природу, чем помогает читателям лучше понять не только характеры, но и душевное состояние этих крестьянских детей.

1.1. Образ домового в русской мифологии и рассказе Тургенева «Бежин луг».

Одним из пяти сидевших у костра мальчиков был Илюша , ему было на вид лет двенадцать. Одет он был очень бедно: онучи, лапти да подпоясанная толстой веревкой черная свитка.

Илюша, как и все крестьянские дети, вынужден работать самого раннего возраста. Героями его рассказов были лешие, домовые, русалки. В его повествовании мы видим сильные эмоции страха, ощущение большой таинственности. Он очень хорошо знает разные поверья и приметы. Из рассказов старших, которые он слушал в деревне, было много тем о покойниках. Ребенок, как губка впитывал эти байки. Илюша был отличным рассказчиком, он с большим мастерством и увлечением пересказывал услышанные им страшные истории об оборотнях, антихристе, гадании, о покойном барине, о водяном, лешем и домовом. Все пятеро мальчиков отличались своей речью, манерой общения друг с другом и даже по голосами. Так, у Илюши был слабый и сиплый голос, в его рассказах было много повторений. Он очень эмоциональный. Все у него в рассказах окутано мрачной таинственностью.

Все мальчики очень внимательно слушали рассказ Илюши о домовом, которого они с его братом Авдюшкой и другими приятелями якобы видели в помещении маленькой бумажной фабрики, на которой они все работали. Это произошло темной ночью. Мальчишки, оставшись ночевать прямо на фабрике на своих рабочих местах, перед сном всегда рассказывали друг другу разные страшные истории, которые слышали от взрослых. Но как только кто-то из них вспомнил о домовом, то ребятам вдруг послышались чужие шаги в темном помещении фабрики.

А что вообще известно о домовых? Конечно, это история из серии "Хотите - верьте, хотите - нет". Рассказываем с точки зрения того, что думали и знали о домовых наши предки. Впрочем, кое-кто верит в домовых и ощущает их присутствие и сейчас.

В Толковом словаре С.И.Ожегова «Домовой – в славянской мифологии: сказочное существо, обитающее в доме, злой или добрый дух дома».

Из интерне-ресурсов мы узнали о домовой следующий, очень итересный для нас материал: 10 февраля (а по старому стилю 28 января) на Руси отмечали Велесичи (Кудесы). Этот день в отечественной фольклорной традиции - День угощения домового.Считалось, что если домовой в этот день останется без гостинца, то жди беды. Поэтому после ужина за печкой обязательно оставляли горшочек каши с приговором: "Дедушка-суседушка! Кушай кашу да избу храни нашу" - чтобы дух дома поужинал.

Как его только не называли на Руси! Помимо собственно домового были иносказательные "он" и "сам". А также доброжил, доброхот или доброхотушко, кормилец и уже упомянутый дедушка-суседушка. А еще: господарь, большак, дед, дедко, дедушко, братанушко, хозяин, чурило, чур, хлебник, избной, подпечник, подпольник, глумицо, жировик, лизун, гнетка, шишок… В Вологодской области его называли "кормильцем", а на русском Севере "Суседком" или "Батанушком". А вот не ладящих с хозяевами домовых именовали "некошном".Как он выглядит
На самом деле, никто этого не знает. Ведь считалось, что домовые не показываются человеку. Тем не менее, на Руси считали, что это маленький волосатый старичок, являющийся обладателем длинной бороды и широких ладоней, обильно покрытых густой растительностью. А в Вологодской губернии верили, что у него есть маленькие рожки и подогнутый хвостик.Полагали также, что иногда домовой является в образе зеркального отражения человека, которому явился. А также в образе различных животных: змеи и ужа, жабы и лягушки, мыши и крысы, петуха и коровы, свиньи и ягненка, кошки и собаки, ласки и белки, медведя и зайца.

Какими они бывают? Считалось, что домовые могут выступать в разных амплуа, в зависимости от места обитания: домовой обычный и дворовый, запечник и хлевник (домовые, живущие при скотине). Доможил, например, обитает в доме, в углу за печью, а дворовый - во дворе.

Особенности поведения .Место для жительства в доме домовой всегда выбирает сам. По ночам он может шуметь, бродить по дому, вздыхать, и бормотать...Домовые могут предупреждать об опасности, например, плакать к беде или смеяться к счастью. Еще считали, что посреди ночи домовой может тяжело навалиться сонному человеку на грудь, после чего поутру надо спросить: "К худу или к добру?" Если к добру - домовой погладит ладонью. Если к худу - ущипнет или дернет за волосы.

Домовые - отличные помощники в хозяйстве. Они любят возиться с лошадьми (правда, если лошадь не полюбилась домовому, он может и извести животное) и даже… приглядывать за детьми, к которым сильно привязан. Домовой охраняет дом от воров и пожаров. А еще он расположен к курам, поэтому в ноябре в его честь устраивают курячьи именины, на которые пекут пироги с курятиной, жертвуя корочки от них домовому.

Домовой не может жить без людей. Иначе он становится злым и агрессивным. Домовым приятны те семьи, где царят мир и согласие, а сам дом содержится в чистоте. А вот ссоры и бардак в доме могут привести к вредительству со стороны домового.Его любимое блюдо - просоленная горбушка хлеба. А еще ему нравятся каша, молоко, конфеты, печенье и прочие сладости. Его любимая забава - игра со старыми бусами и прочей бижутерией, и вообще со всем блестящим. А вот табачный дым домовых раздражает. Домовой может выживать неприятных ему гостей. Его семья
У домового есть и жена - "доманя", и дети - "домовенки". Впрочем, голоса они не подают. Что же касается "домани" - это совершенно отдельное существо.

Женщины-домовые
Иногда это, собственно, жена домового, а иногда - дух дома в женском образе. А на Урале "домовинка" считалась дочерью домового. У хранительницы дома тоже много имен: домаха, доманушка, домовица, домовиха, домовичка, доможириха. Что же касается описаний ее внешнего вида, она часто сходна с кикиморой. Ей присущи чисто женские занятия: делать уборку, прясть, а обитает она за печкой. Часто, при переездах, ее зазывали перебраться в новый дом вместе с домовым: "Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу - как умею награжу!". Кстати, считалось, что женщины-домовые чаще поселяются в тех домах, где живут слишком уж хлопотные, заботливые, усердные хозяйки.
В рассказе Илюши домовой – фабричный, живущий в старой рольне (на бумажных фабриках называется то строение, где в чанах вычерпывают бумагу, оно находится у самой плотины, под колесом). Какой же домовой мог жить на бумажной фабрике? Добрый он или злой? Почему он напугал ребят? Возможно, они нарушили его обычный распорядок, оставшись ночевать на фабрике. А скорее всего, уставшие за день дети, увлеченные историями-страшилками, услышали домового уже во сне. Тем не менее, в рассказе действия домового описаны как настоящего сердитого и рачительного хозяина, в тоже время он обладает сверхъестественными свойствами: «…над головами у нас заходил; но а лежали-то мы внизу, а заходил он наверху, у колеса. Слышим мы: ходит, доски под ним так и гнутся, так и трещат; вот пришёл он через наши головы; вода вдруг по колесу как зашумит, зашумит; застучит колесо, завертится; но а заставки у дворца-то спущены. Дивимся мы: кто ж это их поднял, что вода пошла; однако, колесо поветелось, да и стало. Пошёл опять к двери наверху да по лестнице спущаться стал, и этак спущается, словно не торопиться; ступеньки под ним так даже и стонут…ну, подошёл тот к нашей двери, подождал, подождал – дверь вдруг вся так и распахнулась.. Всполохнулись мы, смотрим- ничего… Вдруг, глядь, у одного чана форма зашевелилась, поднялась, окунулась, походила, походила этак по воздуху, словно кто ею полоскал, да и опять на место. Потом у другого чана крюк снялся с гвоздя и опять на гвоздь; потом будто кто-то к двери подошёл да вдруг как закашляет, как заперхается, словно овца какая, да зычно так…Мы так ворохом и свалились, друг под дружку полезли… Уж как же мы напужались о ту пору!»

1.2. Образ русалки в фольклоре и рассказе.

После рассказа Ильюши все ребята начинают вспоминать истории-страшилки, которые они слышали от своих родителей, бабушек, дедушек или случайно подслушали у взрослых. Но лучшим рассказчиком среди них выделяется всё-таки Ильюша.

Рассказ Кости про Гаврилу, слободского плотника и русалку тоже завораживает читателя. Русалка « ..светленькая, беленькая сидит на ветке, словно плотичка какая или пескарь,- а то вот ещё карась бывает такой белесоватый, серебряный…. А волосы у неё зелёные, что твоя конопля..»

Русалка - персонаж славянской мифологии . Один из наиболее вариативных образов народной мистики: представления о русалке, бытующие на Русском Севере , в Поволжье , на Урале , в Западной Сибири , существенно отличаются от западнорусских и южнорусских . По версии Л. Н. Виноградовой - вредоносный дух , появляющийся в летнее время в виде длинноволосой женщины в злаковом поле, в лесу, у воды, способный защекотать человека насмерть или утопить в воде.

По некоторым русским представлениям, русалки имеют облик маленьких девочек, очень бледных, с зелёными волосами и длинными руками. В северных областях России (местами на Украине) русалок преимущественно описывали как косматых безобразных женщин.

По народным поверьям, русалки обитают в лесу на высоких деревьях (например, на дубе или липе), на которых любят раскачиваться как ночью, так и днём. Свои следы на берегу русалки стараются скрывать, поскольку могут перерыть песок и загладить следы (застать их можно, согласно наблюдениям В. И. Даля , только врасплох). В сосновом бору часто встречаются деревья, вокруг которых не растёт трава: по народному преданию, русалки водят хороводы вокруг этих деревьев и вытаптывают круги.

Описание русалки в рассказе Тургенева схоже с описанием этого персонажа других произведений. Представление людей о русалках как мифическом существе тоже схожи почти везде. И везде русалки заманивают людей, могут защекотать их досмерти или утопить. Встреча с русалкой всегда к потере покоя. Заманивают русалки только молодых парней. В сборнике детских работ участников областного краеведческого конкурса «Юные знатоки Урала», посвященного 130-летию со дня рождения П.П.Бажова «Волшебная шкатулка» (Екатеринбург 2010 год) мы нашли «Верховинские побасёнки», найденные и записанные учениками нашей Верховинской школы. Речь идет о верховинском парне Евграфке, который, возвращаясь из соседней деревни с вечёрки берегом реки Кармак, увидел русалки. Она сидела на камне и расчёсывала волосы. Потерял покой Евграфка, а потом и вовсе сгинул.

1.3. Разрыв-трава.

Следующий рассказ Ильюши про Ермилу отличается от предыдущих, во-первых, в нем нет мифического героя, есть, скорее всего, намёк на переселение душ. И если в предыдущих историях дети сами анализировали рассказанное, соглашаясь с ним или не соглашаясь (например, «Твой батька сам это рассказывал?», «Чудно дело!», «Чего ж он раскашлялся?), то в эта история остаётся без детского комментария.

Зато историю про старого барина, ищущего разрыв-траву, герои Тургенева уже не подвергают сомнению, а даже продолжают, опираясь будто бы на свой жизненный опыт: «..в родительскую субботу ты можешь и живого увидать, за кем, то есть, в том году очередь помирать. Стоит только ночью сесть на паперть на церковную да всё на дорогу глядеть. Те и пойдут мимо тебя по дороге, кому, то есть, умирать в том году…» И опять Ильюша рассказывает ребятам поверье, где действующими лицами выступают жители их деревни. Ребята заворожено слушают Ильюшу, сопоставляют рассказываемое с реальностью: «Ну что ж, ведь она ещё не умерла?» «Да году-то ещё не прошло. А ты посмотри на неё, в чём душа держится?»

Ребятам знакомы герои историй, они знают места, где произошла та или иная история, названия травы, которую ищет старый барин, и её свойства.

Мы решили узнать, что такое разрыв-трава , так как такое растение часто встречается в произведениях русской литературы. Пользуясь интернет-ресурсами, мы узнали, что название этой магической травы отличается в различных регионах и у различных этносов. У сербов - это расковник, у болгар - разковниче, в некоторых регионах Македонии - «ёж-трава», в Славонии - «земляной ключ» и т.д.

Согласно русскому поверью, разрыв-трава цветёт один раз в год в купальскую ночь (ср. Цветок папоротника ), при этом цветение очень коротко - за время его человек едва может прочитать молитвы « Отче наш », «Богородица» и «Верую». По восточносербскому поверью, разрыв-трава ночью светится. Найти эту траву можно только случайно: попав на неё, коса переламывается; если бросить разрыв-траву вместе с другой скошенной травой в воду, она одна поплывет против течения (рус., укр., бел.). Если её положить на наковальню, кузнец не сможет сковать железо (рус.). Если на детелину наступит конь, у него выпадут гвозди из подков (серб.); для добывания разрыв-травы на луг выводили коня в железных путах, которые рассыпались при соприкосновении с ней (серб.). Способностью этого растения «пересиливать» металлы пользовались воры, закладывая её в разрез на пальце или ладони и давая ране срастись. Разрыв-траву можно было также носить под языком. После этого человек получал способность открывать замки (рус., бел., серб., хорв., з.-болг., малопол.

Сербское предание говорит о том, что очень немногие люди могут отыскать разрыв-траву. Сербский фольклорист Вук Стефанович Караджич пишет о расковнике:

Это некая (возможно воображаемая) трава, благодаря которой, как считается, отмыкается любой замок и всё открывается, если ею притронуться

В болгарской мифологии разрыв-трава описывается как « клевер с четырьмя лепестками». Он растёт на лугах, но только посвящённые могут его узнать . Считается, что эта трава разверзает землю в месте, где зарыты сокровища . Кроме этого, с помощью травы можно обращать железо в золото , трава может дать человеку вечное счастье или богатство . Разрыв-трава может исполнить любое желание человека.

1.4 .Философский смысл рассказа

Истории про антихриста, лешего, затмение солнца, водяного взаимосвязанны с жизнью простых людей, так же как и природа и фольклор находятся в тесной взаимосвязи: во время рассказов страшных историй доносятся издалека страшные, непонятные ночные звуки, вокруг появляются тени, шуршат камыши.

Одним из переломных моментов является разговор о мальчике-утопленнике Васе. Павлуша во время этого разговора ушел за водой, а когда вернулся - рассказал, что слышал голос этого самого Васи, будто он его звал «Павлуша, а Павлуша, подь сюда».

Но погиб мальчик вовсе не от воды, а от того, что он любил, - от лошадей.

По мнению автора, страшно не то, чего мы боимся, а то, чего не боимся и о чем не знаем. По стечению обстоятельств, голос в воде явился лишь плохой приметой, предостерегающей от опасности, но не указывающей на нее.

Мы, читатели, видим крестьянских детей, своих сверстников, пусть и необразованными, зато тонко чувствующими природу: звезды на небе, ночные звуки, птицы, ищущие ночного пристанища – всё это они замечают и очень образно об этом говорят: «…гляньте на Божьи звёздочки, что пчёлки роятся!» И читатель понимает, что крестьянские дети, истории-страшилки, звезды на небе, герои славянской мифологии – всё это вместе взятое и есть настоящая, широкая русская душа.

Заключение.

У нас этот рассказ вызывает только положительные эмоции, в нем, помимо красочной картины природы и интересного фольклора, вложена важная философская проблема о судьбе человека, о его месте в мире, о его единении с природой и космосом. Мы проанализировали данный рассказ, инсценировали его, нарисовали иллюстрации, собрали истории –страшилки нашего края, представили их в приложении к работе, провели анкетирование по теме серди учащихся 4-6 классов и взрослого населения.

«Бежин луг» входит в круг детского и подросткового чтения и интересен подрастающему поколению, потому что с течением времени интерес к «страшилкам» не иссяк, разве что крестьянские дети 19 века были более суеверны в этом плане. Мы не считаем, что рассказы были выдумкой ребят. Ребятам в устной форме было передано то культурное наследие народа, которое живо по сей день. Легенды и поверья передаются из уст в уста через многие поколения, они не только пугают ребят, но и выполняют воспитательную функцию, предостерегая от возможных опасностей: не ходить в лес одному, не подходить близко к воде.

Пейзажные зарисовки и фольклор гармонично сочетаются и отражают широкую русскую душу, огромные русские территории, историю народа и культурные традиции. Неслучайно рассказчик, грамотный, образованный человек, заслушался у костра историями-страшилками и не стал разуверять ребят в том, что это не правда, что это всё выдумки, он здесь выступает в роли стороннего наблюдателя и проводника. Тургенев, как и многие писатели и поэты 19 века, лишь использует, передает в своем произведении поверья, не комментируя услышанное.

Многие писатели, как классики, так и современники обращаются к фольклорным традициям. Интерес этот не случаен, так как только через фольклор раскрывается душа русского человека, его быт, его языческое начало, его страх перед непознанным, его сила добра в борьбе со злом.

Роль историй-страшилок заключается в том, чтобы попытаться раскрыть непростую русскую душу: русский человек часто верит в то, чего он не видел или не может объяснить, ему в трудных ситуациях хочется верить, что кто-то к нему придёт на помощь, а если неудача неизбежна, значит, злобные силы навредили доброму христианскому делу. Через содержание историй-страшилок читатель узнает быт крестьян, их традиции, увлечения, душевные переживания.

Список использованной литературы

1. Златковская Т. Д. Rosalia - русалии? (О происхождении восточнославянских русалий) // VIII Международный съезд славистов: История, культура, этнография и фольклор славянских народов. - М., 1978. - С. 210-226.

2.Левкиевская Е. "В краю домовых и леших. Персонажи русской мифологии" (М.: ОГИ, 2009)

3.Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. Москва.1999 год.

4.Разрыв-трава / О. В. Белова // Славянские древности : Этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого ; . - М. : Межд. отношения , 2009. - Т. 4: П (Переправа через воду) - С (Сито). - С. 396-397. - ISBN 5-7133-0703-4 , 978-5-7133-1312-8.

5. Русалки / Иванов Вяч. Вс. // Мифы народов мира : Энцикл. в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев . - 2-е изд. - М. : Советская Энциклопедия , 1988. - Т. 2: К-Я. - С. 390.

Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М., 1987

6.Сборника детских работ участников областного краеведческого конкурса «Юные знатоки Урала», посвященного 130-летию со дня рождения П.П.Бажова». Екатеринбург. 2010 год. С.66.

Приложение № 1.

«Верховинские побасёнки» (отрывок)

…Соберутся, бывало, под вечер ватагою на покосе под копёшкой отдохнуть, да и давай байки друг другу рассказывать. От стариков, мол-де слыхали, что был в деревне случай такой. Пошли как-то бабы вечером за водой. Только в воду зашли, бадейки зачерпнули, глядь, а над водой голова Змея морского появилась. И прямо к берегу плывет. Бабы завизжали, вёдра побросали и побежать. С той поры на то место за водой никто не хаживал.

А с Евграфкой, парнишкой молодым, вот что приключилось. Возвращался он как-то поздно с вечёрки из соседней деревни. Там у него, слыш-ко, зазноба жила. Евграфка и подумал: «Пойду-ка я берегом реки, глядишь, версты две и выгадаю» Сказано-сделано. Пошёл он напрямую. Сперва ходко шёл, потом намаялся, решил водицы испить. Только наклонился, тут у него голову и обнесло. Глядь, а на камне у берега какая-то девушка сидит да волосы расчёсывает. Глянула она на парня и захохотала. А потом нырк в воду, только хвост рыбий и мелькнул. Испугался паренёк и унёсся куда глаза глядят. Рассказал он об этом, а ему никто не верит. Потерял парень покой, всё бегал на свою русалку поглядеть, да однажды и совсем пропал.

(Из сборника детских работ участников областного краеведческого конкурса «Юные знатоки Урала», посвященного 130-летию со дня рождения П.П.Бажова». Авторы: Шандыбина Даша, Кармакских Никита, Ошкукова Наташа, Синозацкая Вика 7 класс, 2010 год)

Приложение № 2

Народные приметы, связанные с домовым
При переезде в новый дом домового было принято звать с собой. Но пороге хозяин произносил: "Хозяин мой, пойдем со мной!" или выманивал домашнего хранителя при помощи угощения - ломтя хлеба с солью и чашки молока.

При строительстве нового дома в подпол клали монетки для домового. А когда в новой печи пекся каравай, от него отрезалась горбушка, которая солилась и кидалась под печь - так угощали домового.

Домового полагалось ублажать и поддерживать с ним добрососедские отношения. Помните про привязанность домового ко всему блестящему? Сложите всякие бусы, пуговицы да монетки в коробку без крышки и сообщите домовому, что сей подарок адресуется ему. Также домового было принято всегда одаривать денежкой, которая иногда клалась в щели в полу (впрочем, в современных городских условиях сей номер сложно выполним). При этом говорили: "Дедушка домовой! Вот тебе денежка на сапоги и семечки. От души даю, тебе дарю!". Помимо всего, с домовым полагалось здороваться и прощаться.

А еще существовала примета не оставлять на столе на ночь колющих и режущих предметов, и острую пищу в виде, допустим, перца или чеснока, так как все это мешает домового бороться с темными силами. Ведь сам он дух, все-таки, более-менее добрый.

Чтобы домовой помог вам найти какую-то пропавшую вещь, надо произнести, встав в угол комнаты: "Домовой, домовой, поиграй и отдай". Как ни странно, парочку раз мы наблюдали ситуации, когда этот способ действительно сработал! Или это совпадение?

Считалось, что 30 марта по старому стилю, или 12 апреля - по новому, домовой не узнает своих хозяев. В этот день хранителя дома особо активно прикармливали.

Приложение № 3

АНКЕТА.

1. Видели ли вы домового? Если да, то как он себя проявлял?
2. Если нет, хотите его увидеть?
3. У вас живет домовой?
4. Верите в сновидения?

Анализ анкетирования

Взрослые люди приняли участие в анкетировании 9 человек. Результаты получились следующие:

1. 2 человека ответили да, 7 человек ответили нет. Домовой проявлял себя тем, что брякал посудой и ронял вещи.
2. Нет.
3. 7 человек ответили да. 2 человека ответили нет.
4. Все ответили да. Все истории слышали в детстве.
5. 2 человека ответили да. 5 человека ответили нет. 2 человек не знают.
6. Все ответили да.

Такие же вопросы мы предложили учащимся 4-6 классов нашей школы. (56 человек)

Результаты получились следующие:

1 .Видели ли вы домового? Если да, то как он себя проявлял.

32 человека –видели домового (в лагере, дома, у прабабушки живёт,)

24-не видели

2 . Если нет, хотите его увидеть?

41- да

15-нет

3. Знаете ли истории о нем? Можете рассказать?

34-да

22-нет.

4. Много вам рассказывали про потусторонние силы? Если да, то кто?

56-да, смотрят программы по телевизору, рассказывали в лагере, рассказывали друзья.

5. У вас живет домовой?

13-да

24-не знаю

29-нет

6. Верите в сновидения?

14-нет

25-мне не снятся сны

17-да

Приложение № 4.

Эта история произошла с моей родственницей по имени Лена. Ей 27 лет, есть 2 дочки 4 и 7 лет. С мужем разведена. И что очень важно, живут они с недавнего времени снова вместе в одной квартире, просто как квартиранты. Бывший муж Лены на момент тех событий уехал на заработки на целый месяц. Тогда то и стало все происходить. Сначала Лена по ночам чувствовала, что по ней кто-то ходит, будто кошка. Она, естественно, испугалась, рассказала все нам. В интернете мы вычитали, что нужно положить в духовку кусок хлеба с солью. Так и сделали, ночью опять приходило что-то и уже душило ее. Каково же было изумление, когда на следующее утро она из духовки достала абсолютно мокрый кусок.

В общем, это продолжалось примерно неделю. Лена была на грани срыва, боялась засыпать, молилась. Но стоило заснуть, как все повторялось. Она пошла к нашей гадалке местной, и та ей сказала, что это, возможно, домовая (то есть женского пола), и она ревнует бывшего мужа Лены к ней и злится, что тот уехал, а Лена осталась. Вскоре произошла развязка. Расскажу со слов Лены: опять ночь, то ли сплю, то ли нет. Снова чувствую, что мою руку кто- то трогает. Затем начинает щипать ее. Я кричу, но не слышу своего голоса. Вдруг откуда-то появляются силы. Я схватила это нечто за палец и стала сильно давить. Палец был как у малыша. Давила так, что руку свело. Ругаюсь на него и, наконец, слышу свой голос. И вот так отругала его, он спрыгнул с меня, и я услышала, как кто-то выбежал в коридор. С тех пор стала спать спокойно. Но недавно опять что-то стало неясное. У Лены остался ночевать ее маленький племянник Глеб. Ему 4 года. Кстати, говорить хорошо он стал не так давно. Так вот, настало время ложиться спать. У Глеба началась, истерика, что не могла успокоить. Он показывал пальчиком в угол комнаты и орал «боюсь бабайку». Еле успокоили его.

Приложение № 5

ЛЕШИЙ.

Эту страшную историю рассказала мне прабабушка. Дело было во время Великой Отечественной войны. Ей тогда было 9 лет. С едой было не густо, и по этому прабабушка с подружками, как начинался сезон, все время собирали любые грибы и ягоды, которые можно было употреблять в пищу.

В этот раз их было четверо. Моя прабабушка, две соседки и Марфа, девочка с другого конца деревни. Решили они зайти поглубже в лес, благо знали его как свои пять пальцев. Там должно было быть много морошки, из которой отец Марфы гнал самогон и выменивал на него еду.

Зашли они в лес, нашли большую поляну с огромными кустами этой самой морошки, собирают ее. Вдруг слышат как крик звериный, но еле слышный. Прошло несколько минут и тот же звук, но уже на много ближе. А потом вдруг это крик в смех перерастает. Похоже на гогот пьяного человека.

Самое главное- рядом никого, кто мог так смеяться. Решила прабабушка с подружками выбираться от туда, но тут осознали, что не понимают, где находятся. В какую сторону бежать- непонятно.

Тут в метрах тридцати от них ветки начали хрустеть, и листва рассыпаться, будто по ней идет кто-то. И с этой стороны хохот начал слышаться. С каждой секундой звуки все ближе и ближе. Тут Марфа она постарше всех была, догадалась: « Это леший, быстрее одежду снимайте и надевайте наизнанку».

А Леший между тем, был все ближе. Уже трещали ветки на соседних деревьях, в лесу поднялся сильный ветер, птицы начали истошно кричать. Шаги были буквально за спинами, хохот стоял громогласным.

Все это время девочки дрожащими руками выворачивали одежду на изнанку. И когда последняя из них закончила, все смолкло. Марфа, да и прабабушка, внезапно поняли, где находятся. Оказалось, что они дошли чуть ли не до соседней деревни, хотя та была в половине дня пути. Девочки больше не стали ни минуты оставаться в лесу и домой возвращались через поле.

Бабушка говорит, что тогда Марфа спасла им жизнь, сумев уберечь их от лешего. В то время в лесу сгинуло много детей. И я думаю, леший приложил к этому руку.

Приложение № 6

Иллюстрации по теме

Иван Сергеевич Тургенев – великолепнейший писатель девятнадцатого века, чье творчество стало прекрасным путеводителем в борьбе за отмену крепостного права, в борьбе за свободу человека. Оно помогло вдохновить многих людей на длительную борьбу с самодержавием. К тому же в своих работах автор показал русскую природу, которую сам любил и восхищался ею. Иван Сергеевич прекрасно и с удивительной точностью мог передать в своих литературных творениях всю подлинность и реальность чувств, эмоций и настроений. Автор изображал современную жизнь, и делал это правдиво и поэтично. Являясь хорошим психологом, он искал остроту в человеческих отношениях и делился своими наблюдениями с читателями. Это хорошо отслеживается по рассказу «Бежин луг», написанном в 1851 году.

История создания рассказа «Бежин луг»

В 1846 году Иван Тургенев все лето и даже часть осени проводил в своем имении в Спасском-Лутовинове, где с удовольствием охотился и совершенно не занимался писательским делом. Но как только он вернулся в Петербург, то узнает прекрасную новость о том, что теперь известный и популярный журнал «Современник» был приобретен Некрасовым и Панаевым, которые сразу же попросили Ивана Сергеевича наполнить один из отделов первого номера.

Известно, что наблюдения Тургеневым в деревне за природой и крестьянами хватило ему, чтобы в течение нескольких лет создавать замечательные произведения. Когда автор читал свое произведение, то один из слушателей, а им был известный критик Белинский, был в таком восторге от всего сборника «Записки охотника», куда входит и рассказ «Бежин луг», что не выдержал и воскликнул, что автор этого произведения:

«Что за мерзавец с тонким вкусом!».

А в 1852 году весь сборник «Записки охотника», куда входил и прекрасный рассказ «Бежин луг», смог уже выйти отдельной книгой. Но после ее публикации цензор В.Львов, пропустивший произведения для печати, был тут же был уволен, а все его коллеги получили письменное предупреждение о том, чтобы цензура более тщательно проверяли все книги и изучали их в целостности.

Повествование «Бежин луг» начинается с того, что рассказчик выходит на охоту и любуется тем, как наступает утро. Уже поздней ночью он, возвращаясь домой, заблудился и выходит на Бежин луг, где горит огромный костер, а возле него сидят в ночном несколько крестьянских ребятишек. Объяснив, кто он, писатель тоже садится к костру.

После этого Иван Тургенев дает прекрасное описание ночи, которая ему очень нравится своей таинственностью и загадочностью. Он описывает и мальчиков, которых он увидел возле огня. Всего их было пять человек. Мальчики голодны, поэтому в котелке варят картофель. Через время автор ложится спать и уже вскоре претворяется, что спит. Это дает мальчикам возможность продолжить разговор. Тема разговора оказывается очень интересной – нечистая сила и все, что с ней может быть связано. Например, рассказ Илюши о домовом, который водится на бумажной фабрике.

Следующий рассказ Кости, который рассказывает случай, произошедший с местным потником, и который сделал из него такого угрюмого типа. Оказалось, что Гаврила повстречался с русалкой, которую полюбил. И снова звучит рассказ Ильи об утопленнике. В этот момент неожиданно с мест срываются собаки и с лаем куда-то мчаться. Но вскоре все снова успокаивается, и опять дальше продолжаются рассказы. Мальчишки рассказываю обо всем: об оборотнях, о волках, а затем темой их беседы становятся и покойники. Интересно, что детей интересуют и природные явления. Они говорят о солнечном затмении и пытаются объяснить его, с божественной точки зрения.

Позже возникает спор между мальчиками о том, какая нечисть водится в их местности. Вспоминают они не только водяного, но и тех людей, которые утонули. Им даже почудился голос Васи, мальчика, который совсем недавно утонул. Следует за этим описание ночи, а затем неба и леса, когда начинает подниматься солнышко. Вскоре рассказчик покидает ребят. А позже он узнает, что Павлуша погибнет, упав с лошади.

Герои тургеневского рассказа «Бежин луг»

В необычном рассказе автор решил использовать домыслы о домовых, леших и даже русалках, которые уже давно стали поэтическими героями народного фольклора. Те рассказы, которые он услышал из уст ребят, он смог использовать ничего не придумывая, а только грамотно изложить на бумагу, сохранив крестьянский колорит. Автор был поражён смелостью и одарённостью детей, которые живут в бедных крестьянских семьях. Поэтому именно детей разных возрастов и решил показать автор в своем рассказе.

Он подробно описывает мальчиков. Их в произведении пять человек:

♦ Федя.
♦ Павлуша.
♦ Илюша.

Прежде всего, знакомство читателя со своими героями автор начинает с того, что детально описывает их внешность, причем рассказывает все до такой мельчайших подробностей. Например, про Федю автор пишет, что на вид ему было около четырнадцати лет, но он был очень худ и казался от этого стройным. Привлекало и лицо ребенка, которое было красивым. И эта красота создавалась за счет его тонких и мелких черт лица. Прекрасны были и его белокурые волосы, которые природа создала так, словно это были настоящие кудри. На его лице всегда была какая-то странная улыбка, то ли веселая, то ли рассеянная. И все это прекрасно гармонировало со светлыми глазами.

Но если Федя был из зажиточной семьи, и он проводил время с крестьянскими детьми ради интереса и развлечения, то Павлуша был полной противоположностью. По описанию волосы его черные всегда были всколоченные. На лице выделились широкие скулы и серые глаза. Само лицо у мальчика было бледное и рябое, а рот от этого казался большим. Но тут же автор, пытаясь оправдать свое такое описание, пишет о характере ребенка, который выглядел прямо, в глазах его виделась мысль и все его разговоры показывали, что он умный мальчик. Но особый интерес представлял его голос, в котором слышалась сила.

Третий крестьянский мальчик – Илюша. Это по описанию был совсем другой тип. Так, лицо не представляло собой ничего интересного: нос с горбинкой, овал лица вытянутый. Он был немного подслеповат, поэтому все время щурился, словно от огня. Выражение лица у мальчика было какое-то заботливое. Казалось, что эта забота доходила уже до какой-то болезни или тупости. Брови у ребенка всегда были сдвинуты, а губы он сильно сжимал и, глядя на них, казалось, что они никогда не шевелились.

Костя, четвертый герой тургеневского рассказа, был непохож на предыдущих мальчиков. На вид ему можно было дать лет десять, не больше. Все его лицо было в веснушках, оно было невелико и очень уж худенькое. Книзу лицо было немного заостренное, словно у белочки. Губы у мальчика были настолько тонкими, что на лице едва их можно было различить. Но особое и странное впечатление придавали ему глаза, которые на его худеньком лице казались непросто большими, а огромными. Глаза у Кости большие и блестящие, они, казалось, хотели сказать то, чего невозможно было выразить словами.

Последний герой, пятый мальчик – Ваня был совсем малыш, лет семь. Подробного описания этого ребенка автор не дает, так как при их встрече он лежал под рогожей, словно спал. Так, тихо и спокойно он слушал рассказы ребят, и лишь только иногда, в самых интересных местах, он выставлял свою голову, и тогда можно было рассмотреть, что волосы у него были русые и кудрявые. Все герои тургеневского очерка «Бежин луг» овеяны грустью, печалью и сочувствием.

Пейзаж в изображении Ивана Тургенева

Необычный и детально описан пейзаж в утренние часы. Начиналось ясное летнее утро, когда пробуждалась земля, и наступал новый день. Такой прекрасный пейзаж необходим для того, чтобы не только подготовить к полному раскрытию темы, но и создать настроение. Многие критики отмечали, что писатель использовал не только цветовые характеристики, а настоящую «трепетную» гамму цветовых оттенков.

Ночь в изображении Ивана Тургенева раскрепощает духовно человека и тогда его начинают уже мучить загадки о том, как создан этот мир. Автор пишет о том, как он сам вглядывался в ночную темноту, которая торжественно и царственно погружала все вокруг. Он увидел звезды, которые на небе бывают только ночью, и они, на удивление автора, текли и мерцали. Такая прекрасная и великолепная ночная темнота положительно действует не только на писателя, дети тоже оказываются под этим очаровательным ночным влиянием и рассказывают невероятные и удивительные истории. Все их сюжеты, конечно же, связаны с миром природы, ее загадками.

С большой нежностью автор показывает богатый духовный мир простых крестьянских детей, которые так тонко чувствуют красоту природы. Автор стремится все сделать для того, чтобы читатель смог не только уважать его маленьких героев, но и обязательно задумался над тем, как потом сложится их судьба. О них автор говорит, как о духовно развитых личностях, которые одарены природой, смелы, эмоциональны, честны, искренни. Но в дальнейшем таким людям будет сложно жить в суровой действительности, так как обладая высокими моральными принципами, они очень требовательны и к себе и к окружающим.

Так в своём рассказе «Бежин луг» Иван Сергеевич смог собрать и показать красоту природы, народа, души. Чудесная история, простая и величественная, где переплелись людские судьбы, которые и сами являются частичкой мироздания - это олицетворение будущего всего русского крестьянства.

DOI: 10.12731/2218-7405-2014-3-3 УДК 82

ИСТОРИОСОФСКИЙ МИФ В РАССКАЗЕ И.С. ТУРГЕНЕВА «БЕЖИН ЛУГ»

Ибатуллина Г.М.

Историософская проблематика цикла И.С. Тургенева «Записки охотника» - один из наименее изученных аспектов творчества писателя. Основная цель статьи - исследование мифопоэтических форм воплощения тургеневской философии истории в художественной системе рассказа «Бежин луг», являющегося ключевым для цикла. Актуальность и научная новизна работы определяется новыми возможностями интерпретации хрестоматийного тургеневского произведения. Анализ символического подтекста рассказа обнаруживает здесь художественно закодированную концепцию исторических судеб России и человечества в целом; эмпирически наблюдаемое развитие человеческого сообщества объясняется Тургеневым через логику сакральной метаистории.

Автор статьи приходит к выводу, что тургеневская модель истории реализована в системе произведения как миф через ряд ассоциативно-знаковых образов и мотивов. Вместе с тем, мифологизированный взгляд на мир не разрушает очерковую и фактографическую природу рассказа. Миф и реальность живут здесь в диалоге, открывая друг друга как для себя, так и для читателя. В контексте этого диалога миф национально-исторический оказывается неразрывно связан с мифом грехопадения и мифом эсхатологическим, причем в процессах диалогических взаимоотражений каждый из них не только воспроизводит свое традиционное содержание, но и существенно обогащает его.

Ключевые слова: миф, историософия, поэтика, образ, символ, знак, контекст.

HISTORIOSOPHICAL MYTH IN THE STORY OF I.S. TURGENEV "BEZHIN LEA"

A Historiosophical problematic of the cycle of I.S. Turgenev "A Sportsman"s Sketches " is one of the least studied aspects of the writer"s work. The main purpose of this article is to research mithopoetic forms of the embodiment of Turgenev"s philosophy of the history in the literally system of the story "Bezhin Lea", which is the key for the cycle. Scientific relevance and novelty of the work is determined by the new possibilities of interpretation of Turgenev"s textbook. The analysis of symbolic overtones of the story finds here the artistic encoded concept of the historical fates of Russia and of humanity as a whole; empirically observed development of the human society is explained by Turgenev through the logic of sacred metahistory.

The author concludes that Turgenev"s history model is implemented in the system works as a myth through a series of associative and symbolic images and motives. However, the mythologized view of the world does not destroy the essay and factual nature of the story. Myth and reality live here in the dialogue, opening each other both for themselves and for the reader. In the context of this dialogue, the national historical myth is inextricably linked with the myth of the Fall and with the eschatological myth, and in the processes of dialogue mutual reflections each of them not only plays its traditional content, but also substantially enriches it.

Keywords: myth, historiosofia, poetics, image, symbol, sign, context.

«Записки охотника», безусловно, можно назвать одним из самых совершенных созданий И.С. Тургенева. Написанный, казалось бы, в традиционной для «натуральной школы» форме нраво- и бытописательных очерков, цикл в действительности приобрел совсем иной художественно-философский масштаб и глубину. Перед нами целостная картина русской жизни, увиденная и изображенная с разных пространственно-временных и смысловых ракурсов, читателю представлены практически все ее сферы: общесоциальные и конкретно-сословные, культурные, религиозные, нравственно-психологические, бытовые, этнографические, экономические, природно-географические и т.д. Космос национальной жизни здесь не просто познается героем - охотником, путешественником, рассказчиком, - но заново открывается его сознанию благодаря особому, одновременно панорамному и предельно детализированному, вглядыванию в окружающую его действительность. В эту духовно-эвристическую коллизию вместе с героем вовлекается и читатель, для которого эффект открытия неожиданно нового в давно знакомом становится одним из главных эстетических впечатлений. Сюжет «путешествия как открытия родной страны» (В.А. Зарецкий) 1 обуславливает внутреннее единство всего цикла, позволяя ему из «гипертекста» (совокупность рассказов) перерасти в «метатекст»: художественное целое, вне семантического поля которого отдельные тексты не могут быть поняты и интерпретированы вполне адекватно. Значимость эвристической коллизии в «Записках охотника» была подмечена еще В.Г. Белинским, писавшем о «Хоре и Калиныче», что здесь «автор зашел к народу с такой стороны, с какой до него к нему никто еще не заходил . Как правило, тургеневские открытия

1 В книге В.А. Зарецкого представлена глубокая и убедительная концепция сюжетно-жанровой специфики русских литературных путешествий, для которых смысловым центром становится идея путешествия по родной стране как нового ее открытия автором и читателем. «Записки охотника» лишь однажды упоминаются исследователем в ряду других путешествий, но несомненно, что они органично вписываются в выстраиваемую им парадигму. Мы лишь отчасти касаемся здесь данной проблемы, поскольку задачи нашей работы не предполагают детального анализа «Записок» в контексте жанровой поэтики произведения.

понимаются в первую очередь в социально-историческом, психологическом, нравственном, этнокультурном и т.п. аспектах. Между тем, возможно, ни в одном из других своих произведений Тургенев не поднялся до таких высот художественно-философских обобщений, вплоть до метафизических уровней осмысления действительности, как в «Записках охотника». Поражает диапазон тургеневской мысли, интегрирующей в художественное единство логику быто-и нравоописаний с историософской и общебытийной метафизикой. Именно здесь совершаются главные открытия Тургенева-художника и мыслителя, открытия, перерастающие в образно-смысловых контекстах произведения в подлинные откровения.

На каких основаниях зиждется это единство предельно-универсального и «конкретно-очеркового», бытового и бытийного в художественном мире «Записок охотника»? Первоосновой подобного мировосприятия и его образного выражения является, как известно, мифологическое сознание. Уже сама форма цикла как интегрального метатекста во многом аналогична повествовательной форме мифа; любой мифологический текст - это фрагмент Большого Мифа: мифологического цикла о Концах и Началах, между которыми замкнуто все, что становится объектом повествования. Разумеется, одной этой аналогии недостаточно, чтобы говорить о внутренней мифологизированности художественного мира «Записок охотника». Еще Ю.В. Лебедев отмечал мифологические мотивы в картинах и образах природы тургеневского цикла: «Поэтическое чувство природы у Тургенева развивается в русле национального мифопоэтического мышления: просыпаются спящие в словах древние смыслы, придающие картине природы яркую поэтическую образность...» . Конечно, дело здесь не просто в следовании фольклорно-поэтической традиции. В самом сознании охотника-рассказчика пробуждается способность

2 В современном литературоведении мифопоэтические интерпретации «Записок охотника» и творчества Тургенева в целом становятся уже почти традицией; мы обнаружим подобный подход в целом ряде исследований: , , , , . Не имея здесь возможности для обстоятельного анализа этих работ, отметим лишь, что проблемы воплощения историософского мифа в цикле Тургенева практически нигде не затрагиваются.

к восприятию глубинного природно-бытийного мифа, обнаруживается возможность вступить в общение с энергиями и силами природно-космической жизни. Словечко «странный» и сквозной мотив удивления перед открывающейся охотнику-повествователю потаенной смысловой реальностью мира, скрытой за видимыми внешними формами действительности, мы встретим на страницах многих рассказов цикла. Эта невидимая реальность входит в жизнь людей как миф, который одни воспринимают непосредственно и верят в него буквально, подобно мальчикам «Бежина луга», другие (подобно рассказчику) ощущают логику и «правду» этого мифа интуитивно, даже если интерпретируют его как поэтический образ. Не случайно, что это незримое «иномирье» открывается герою, который наделен художественным воображением (несмотря на рационализм мышления просвещенного человека), в контексте цикла он представлен как писатель, литератор. Во-вторых, важно и то, что перед нами именно «охотник»; и дело не только в том, что охота за дичью превращается в охоту за новыми открытиями; важен особый, «маргинальный» статус охотника, человека, существующего на границах разных миров: природы и цивилизации, культуры и «первобытности», города и села, «домоседства» (К. Батюшков) и «странничества», деятельного и созерцательного, творческого и «механического»; маргинален охотник и по отношению к историческим (охота существовала во все времена), социальным и сословным (охота - занятие общедоступное), этническим, психологическим и пр. дифференциациям. К примеру, у охотника-рассказчика и его ближайшего спутника и соратника Ермолая, казалось бы, нет ничего общего; даже в психологическом плане это очень разные люди, не говоря уже о социальной дистанции; между тем, на охоте эти барьеры практически редуцируются, утрачивая свой безусловный статус. В какой-то степени для тургеневского охотника становится проницаемой граница даже между человеческим и всем остальным «биологическим» царством: отношения охотника с его собакой и Ермолая с его Валеткой, порой не отличаются от их отношений друг с другом

или с иными людьми, более того, иногда это общение с «животными четвероногими» оказывается внутренне гораздо богаче и продуктивнее, чем с «животными двуногими». (Отметим попутно, что подобное целостное мироощущение также характерно прежде всего для архаико-мифологического сознания, «основной инстинкт» которого был выразительно сформулирован еще Р. Киплингом в рассказах о Маугли: «Мы с тобой одной крови: Ты и Я».)

Маргинально-амбивалентная фигура охотника, с одной стороны, размыкает устоявшуюся замкнутость каждой из обозначенных выше сфер, давая возможность «остраненного» взгляда их друг на друга; с другой стороны - придает этой многомерной и достаточно релятивизированной картине жизни и человеческих характеров внутреннее единство: способность охотника к диалогу с каждым, кто встречается на его пути, воспринимается как залог такого же взаимного диалога открываемых им миров. Разумеется, Тургенев видит и изображает и драматично-«тупиковые» ситуации, где эта возможность кажется полностью утраченной или подмененной «псевдодиалогами», как в рассказе «Два помещика» с хрестоматийной сценой «невинной экзекуции» холопа «добрейшим» барином Мардарием Аполлонычем. Драматизм подмены живого и естественного в человеке механическим и искусственным, цивилизованного варварским выразительно обозначен и внутренне амбивалентным именем героя, и его известной «звукоподражательной» репликой: «Чюки-чюки-чюк!..» Драматизм усилен чувством парадоксальности и абсурдности ситуации в сознании охотника, но, тем не менее, эти драматические ноты не нарушают общей внутренней цельности воссоздаваемой автором картины мира, и это тоже во многом объясняется логикой мифа. Миф не идиллизирует реальность, объективно отражая ее противоречия и конфликты, в том числе и неразрешимые для человеческого понимания; вместе с тем, мифологическое сознание не драматизирует конфликтность бытия, оставляя право на существование иррациональных тайн, загадок, парадоксов, необъяснимых для человека, но имеющих объяснение где-

то за пределами человеческого разумения (отсюда, например, и традиционная для мифа логика маломотивированных табу).

Одной из таких тайн, которые не могут быть исчерпаны рационально-логическими объяснениями, оказываются для сознания рассказчика в «Записках охотника» человеческие судьбы - как индивидуальные, так и национально-исторические, и, более того, судьбы мировой истории в целом. Собственно говоря, именно сюжет судьбы в разных его модификациях - от конкретно-биографической до архетипически-провиденциальной и даже метаисторической - является смысловым центром каждого из рассказов цикла. Хорь и Калиныч, Ермолай и Мельничиха, Касьян с Красивой Мечи, Лукерья из «Живых мощей» и т.д. - все это для автора истории жизни, выписанные и в их биографической узнаваемости, и в их внутренней парадоксальности; каждый рассказ - попытка через логику судьбы личной понять логику движения судьбы народной, общенациональной, судьбы человеческой вообще. Диалогические взаимоотражения этих сюжетов судьбы и становятся источником рождения историософского мифа, воплощенного в ассоциативно-символических контекстах «Записок охотника». Рассказ «Бежин луг» является в этом отношении одним из программных и ключевых для понимания цикла как единого текста, имеющего сквозной историософский метасюжет. Провиденциальный, иррациональный характер индивидуальных судеб людей и общечеловеческой истории в целом проявлен здесь не только на уровне подтекста, но также на проблемно-тематическом уровне, и, более того, представлен как предмет изображения: вспомним, загадки человеческой судьбы, тайны жизни и смерти, в том числе, и тайны эсхатологические -главные темы историй, рассказанных мальчиками «Бежина луга». Для автора, конечно, эти истории - не просто продукт невежественного вымысла и суеверия крестьянских детей: перед нами «русские мальчики» Тургенева, искренне озадаченные и озабоченные глубочайшими проблемами бытия: сквозь суеверия сквозит метафизика, сквозь детские страхи - страстное желание

заглянуть за грань неведомого. Пространственной сферой, где эта грань оказывается проницаемой, где реальность эмпирическая встречается с реальностью метафизической, становится в «Бежине луге» мир природно-космического бытия. Отметим, что в «Записках охотника» представлены и другие граничные сферы, способные увести в «метамиры» или открыть «каналы общения» с ними: сфера искусства, творчества, культуры («Певцы»); мир духовно-нравственных ценностей и идеалов («Живые мощи»4, «Касьян с Красивой мечи». И во многих других рассказах цикла запредельное проявляет себя в земном мире, просвечивая сквозь его формы и факты, зачастую переосмысляя и преображая их в человеческом восприятии, обнаруживая в них скрытый символический или знаковый смысл, однако за неимением места мы не можем сейчас обратиться к обстоятельному анализу всей системы метафизических образов и мотивов «Записок охотника» и отсылаем к уже названным выше работам, содержащим подобные интерпретации (см. примечание «2»).

Знаменитые пейзажи «Бежина луга» неоднократно комментировались в литературе, и большинство комментаторов стремились так или иначе разрешить загадку их удивительной органичности. Разгадка кроется в мифопоэтических структурах, архетипических образах и мотивах, пронизывающих эти пейзажи и организующих их в единое целое. Пространство природной жизни в «Бежине луге» приобретает особый миромоделирующий статус: это пространство мифа с доминирующими в нем образами природных первоначал или стихий. Природа как царство первостихий со своей независимой от человека и не вполне понятной жизнью обнаруживает себя в каждом пейзаже рассказа, и не только «Бежина луга», но и других произведений цикла: образы воды (росы, дождя, реки и т.д.), огня (солнечное тепло или жар, летний зной, огонь костра и т.п.), воздуха, земли являются

3 Анализ рассказа «Певцы» в данном контексте см. в другой нашей работе: .

4 Духовно-нравственные контексты этого рассказа «Записок охотника» неоднократно были в поле зрения исследователей; см., н-р: , .

сквозными в художественном мире «Записок охотника». В «Певцах», например, образы первостихий откровенно актуализированы в картинах почти фантастического, иссушающего все вокруг зноя, и благодаря им мифологизируется все изображенное - и природное, и человеческое -пространство. В «Бежине луге», напротив, мифопоэтическими ассоциациями окружена сама представленная в первом большом пейзаже целостная картина мира, и уже в этом общем ассоциативно-символическом контексте образы природных стихий начинают восприниматься как знаковые и миромоделирующие детали, а не просто как традиционные для литературы природоописательные элементы. Рассмотрим, как ряд лейтмотивов создает здесь особый символический подтекст повествования и возникает мифологизированная модель реальности. Первый пейзаж рассказа обращает на себя внимание чередой подчеркнуто повторяющихся образно-знаковых деталей, создающих представление об идиллическом мире, исполненном гармонии, меры и абсолютно комфортном для человека; здесь доминируют образы света, тепла, свежести, чистого прозрачного воздуха, ясного неба, плодородной земли: «В сухом и чистом воздухе пахнет полынью, сжатой рожью, гречихой; даже за час до ночи вы не чувствуете сырости. Подобной погоды желает земледелец для уборки хлеба...» - этим гармоничным аккордом завершается изображенная картина. Здесь нет ничего не соразмерного человеку и его возможностям: и физическим, и духовным: «краски все смягчены; светлы, но не ярки» ; при этом перед нами не просто равновесие, это именно высшая гармония, сохраняющая меру и одновременно силу, свежесть новизны, полноту жизни. Более того, чтобы актуализировать образ абсолютной меры, определяющей состояние этого мира, Тургенев прибегает к повествовательному парадоксу: к нарративной инверсии, где образ строится «от противного»; вместо того, чтобы сказать согласно обычной речевой логике, что солнце лучезарное, а день ясный, повествователь как будто бы избыточно уточняет: «Солнце - не огнистое, не раскаленное, как во время

знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное.»; «утренняя заря не пылает пожаром»; «нигде не темнеет, не густеет гроза; разве кое-где протянутся сверху вниз голубоватые полосы: то сеется едва заметный дождь» . Явно мифологизированный, персонифицированный оттенок приобретают метафорические «хранители» благодатного для человека состояния мира: «В такие дни жар бывает иногда весьма силен, иногда даже «парит» по скатам полей; но ветер разгоняет, раздвигает накопившийся зной, и вихри-круговороты - несомненный признак постоянной погоды - высокими белыми столбами гуляют по дорогам через пашню» . Использует автор и другие «почти фантастические» детали, мало укладывающиеся в логику «физиологического очерка» и принципов правдоподобия; скажем, вызывает сомнения, что в средней полосе России могут «установиться надолго» дни, когда «даже за час до ночи вы не чувствуете сырости»: традиционно, как в литературе, так и в «жизни» наступление ночи и рассвет сопровождается появлением росы. Самое парадоксальное, что уже в следующем пейзаже, описывающем «такой точно день» и, следовательно, такую точно ночь, сухую и теплую, роса не просто появляется в изобилии, но образ ее приобретает странный мистический оттенок: «густая высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью; ходить по ней было как-то жутко» . Не удивительно, если бы чувство жути от мокрой травы испытывала заблудившаяся девушка, но перед нами взрослый мужчина, охотник, видимо, в охотничьем же снаряжении, которому могло бы быть дискомфортно от сырости и промокших ног, но не «жутко» в прямом смысле слова. Подобные парадоксы «остраняют» привычную картину мира, которая в результате начинает раздваиваться: с одной стороны перед нами вроде бы вполне узнаваемая реальность, с другой -некое параллельное «иномирье», в котором обычная логика не действует. Более того, здесь у героя то и дело появляются «странные чувства» рядом с рациональным мировосприятием рождается иррациональное, уводящее в «ино-

пространство», где можно заблудиться в абсолютно знакомом месте, где, как в сказке, уводит героя «какая-то неторная, заросшая дорожка» . Образы, насыщенные символическими ассоциациями, мифологизируют реальность, пространство эмпирическое и метафизическое как бы накладываются друг на друга, просвечивая одно через другое. Этот принцип обнаруживается в художественных структурах всех пейзажей «Бежина луга».

Вернемся к первой пейзажной картине рассказа, в которой впечатление абсолютной и неправдоподобно совершенной гармонии, ничем не нарушаемой меры порождает ассоциации с образами Золотого века, того первозданно-райского состояния природы, которое когда-то было предназначено человеку и затем утрачено им. Не случаен и завершающий этот пейзаж образно-смысловой аккорд: «Подобной погоды желает земледелец для уборки хлеба...» . Он также отсылает сознание читателя к представлению об исконном, изначальном предназначении человека, заповеданном ему на заре его существования: возделывать землю, питаться плодами и злаками земными. На фоне этой абсолютно-идиллической картины первая нота диссонанса, создающая впечатление дискомфорта, возникает уже в первых строчках следующего абзаца, открывающих новый пейзаж: «Я нашел и настрелял довольно много дичи; наполненный ягдташ немилосердно резал мне плечо.» . Здесь явствен образ нарушения меры, нарушения гармонической общности жизни человека и природы. Перед нами не земледелец, а охотник, к тому же, настрелявший слишком много дичи. На первый взгляд, эта деталь может показаться незначительной, но такова природа резонирующих контекстов: достаточно и слабого сигнала, чтобы создать значимый эффект. Напомним, что о греховности и «преступности» охоты упоминают также главные герои рассказов «Живые мощи» и «Касьян с Красивой мечи».

Охотник-рассказчик, оказавшийся в символическом плане повествования нарушителем гармонии и меры, теряет ориентиры и самый главный из обозначенных в тексте ориентиров: «белую церковь» как сакральный

центр идиллического мира и источник благодати в нем. Герой Тургенева заблудился и в буквальном, и в символическом смысле, и подобно первочеловеку после грехопадения попал в совершенно другую реальность, с другими пространственными и смысловыми координатами. Он неожиданно и странно для себя (ведь он хорошо знает эти места) оказывается в своеобразном антимире, облик которого воссоздается с помощью тех же самых изобразительных деталей, что и в первом пейзаже, но в зеркальной проекции, со знаком «минус». Свет сменяется мраком, сухость - сыростью, тепло -холодом, прозрачная ясность - вызывающей чувство жути загадочностью и странностью происходящего. Картина насыщена деталями, традиционно воспринимаемыми как атрибуты «нечистой силы», темной стороны мира, недоброй для человека: летучие мыши, летящая в ночи сова, заросшая дорожка, осинник (вместо дубов, окружающих церковь), хищный ястребок и др. (см.: ).

Эта реальность пока еще производит впечатление некоего промежуточного, пограничного пространства между сферой гармонии-благодати и явственно проступающей сферой первобытного хаоса, «нижним миром» космологических мифов, к которому со странной для себя неизбежностью приближается охотник в своих блужданиях по иномирью. Образы антимира, хаоса достигают кульминации в следующем, третьем пейзаже. Вместо белокаменной церкви рассказчик неожиданно оказывается у своеобразного подобия языческого капища, святилища, белые камни которого являются почти зеркальной, но деформированной проекцией храма, опять со знаком «минус»: «Странное чувство тотчас овладело мной. Лощина эта имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших белых камней, - казалось, они сползлись туда для тайного совещания, - и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось» . В очередной раз испытанное «странное чувство» рассказчика вызвано, видимо, тем, что перед ним вновь

явление «почти фантастическое»: форма правильного котла в природе практически не встречается; увиденное им ассоциативно напоминает некое загадочное искусственное сооружение, или, по крайней мере, то, что могло быть таковым; образы белых фигур, как будто собравшихся «для тайного совещания», явно выполняют знаковые функции и содержат аллюзийную отсылку к образам жрецов или служителей каких-либо культов. (Вспомним, что языческие культовые сооружения, как правило, были органично вписаны в ландшафт и, более того, нередко использовали в сакральных целях природные феномены, особенно те из них, которые воспринимались «нерукотворно сотворенными».) Перед нами явный сакральный центр антимира, связывающего человека не с «верхним миром» благодати, исходящей от Творца, а, как любой языческий культ, с нижним миром духов, стихийных природных сил, уходящих корнями в лоно первозданного хаоса (когда «земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною...» - Быт., 1,2) и амбивалентных по своей изначальной природе, могущих быть не только созидательными, но и разрушительными. Апогеем пути в царство хаоса становится образ «страшной бездны» , над которой очутился охотник. Здесь царствует абсолютная пустота, метафорически подчеркнуто отсутствие света, звука, разнообразия форм, земля здесь действительно «безвидна и пуста»: «Казалось, отроду не бывал я в таких пустых местах: нигде не мерцал огонек, не слышалось никакого звука. Один пологий холм сменялся другим, поля бесконечно тянулись за полями, кусты словно вставали вдруг из земли перед самым моим носом. Я всё шел и уже собирался было прилечь где-нибудь до утра, как вдруг очутился над страшной бездной» . Обрыв над «бездной» и окаймляющая все пространство река становятся знаками мифологической границы, отделяющей нижний мир от верхнего, пространство ирреальное - от сферы человеческой жизни.

Выбравшись из иномирья, охотник оказался у символического и тоже сакрализованного центра человеческого миробытия - в круге пяти мальчиков у

костра. Мир людей - это «срединный мир», где «мрак борется со светом» , и судьбы людей решаются на границе видимого и невидимого планов реальности. Природа амбивалентна по отношению к добру и злу. Мир природно-стихийных сил и энергий, в который погружено бытие современного человека, может стать и царством гармонии, и сферой проявления сил хаоса. Человек в своем историческом развитии идет, ориентируясь на определенные духовно-смысловые векторы, и в зависимости от этого движется либо к гармонии (вектор, обозначенный образом храма), либо погружается в амбивалентный мир стихий (языческие культы). Жизнь и сознание современного человечества также амбивалентны и граничны относительно этих двух главных духовно-бытийных ориентиров: не случайно, мальчики представлены именно на границе мрака и света.

В образах пяти мальчиков отражены пять основных социально-психологических типов, составляющих ядро жизненной организации практически любой цивилизации (касты, страты, классы, сословия и т.п); разумеется, эта дифференциация имеет более глубокие, чем социально-исторические, корни, поскольку является выражением изначальных архетипических моделей личности. Отметим наиболее важные детали описания внутреннего и внешнего облика персонажей, приобретающие в общем символическом контексте произведения знаковые функции. Важно, что знаковость портретных деталей семантически поддерживается особенностями характера и поведения каждого из мальчиков в течение всей их долгой беседы. В образ старшего, Феди, отчетливо привнесены коннотативные мотивы «аристократизма», несмотря на его крестьянское происхождение; черты его лица, жесты, мимика, позы, манера сидеть, говорить, двигаться напоминают, скорее, типичный для литературы образ юноши-дворянина, нежели крестьянина, даже зажиточного: «Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими, немного мелкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и постоянной полувеселой, полурассеянной улыбкой. Он

принадлежал, по всем приметам, к богатой семье и выехал-то в поле не по нужде, а так, для забавы. .Небольшой новый армячок, надетый внакидку, чуть держался на его узеньких плечиках» . Его символической роли «аристократа» как социокультурного лидера соответствует логика его поведения: Федя практически не участвует в беседе как активный рассказчик, но именно он направляет общее течение разговора, подает реплики, задает вопросы, когда мальчики умолкают, умело поддерживает тонус беседы изнутри, внешне выглядя несколько от нее дистанцированным, хотя и доброжелательно заинтересованным. Таков мог бы быть «почти идеальный» стиль «правящей аристократии» в любом социуме. Знаковый смысл приобретает и возраст героя: он «старший» среди мальчиков, и явно пользуется уважением «по праву», а не по формальному статусу «богатого сынка».

«У второго мальчика, Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится, с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее. Малый был неказистый - что и говорить! - а все-таки он мне понравился: глядел он очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила. Одеждой своей он щеголять не мог: вся она состояла из простой замашной рубахи да из заплатанных портов» . Подчеркнуто грубоватая внешность Павлуши, в сочетании с силой, энергией, абсолютным бесстрашием, решительностью и объективно-трезвым взглядом на мир создает портрет «воина», второй по статусу страты в обществах всех времен и народов. Павлуша - единственный, кто не боится идти к реке за водой и без тени сомнения, вскочив на лошадь, пересекает границу света и мрака вокруг костра, когда собаки подняли тревогу. «Я невольно полюбовался Павлушей.Его некрасивое лицо, оживленное быстрой ездой, горело смелой удалью и твердой решимостью. Без хворостинки в руке, ночью, он, нимало не колеблясь, поскакал один на волка...» . Как всякий воин Павлуша, в первую очередь, «защитник», причем, способный противостоять не только реальному врагу, но и ирреальным силам тьмы, к

которым он относится с долей здравой иронии (вспомним его версию анекдота о Тришке). Вместе с тем, как и многим действительно храбрым воинам, ему суждена недолгая жизнь: любой воин, будь он солдат или генерал, всегда должен быть готов к встрече со смертью. Судьба Павлуши нередко вызывает недоумение, а у детей, во время школьных бесед о «Бежине луге», даже протест: почему именно ему - самому смелому, сильному и отважному среди мальчиков - уготовил автор такую «обыденно-роковую», необъяснимо-случайную смерть? С точки зрения повседневно-рациональной логики - это трагическая несправедливость и случайность; с точки зрения провиденциально-мистической психологии - рок и судьба, иррациональные и непознаваемые; в символическом плане повествования смерть Павлуши находит свое логическое объяснение: такова судьба истинного воина, всегда первым пересекающего границу мрака и света и всегда стоящего на опасной границе между жизнью и смертью.

В рамках данной работы мы не можем дать подробного анализа и комментария фрагментов повествования, посвященных всем остальным мальчикам и ограничимся указанием на итоговые в смысловом отношении (и порождаемые общим символическим контекстом произведения) характеристики каждого из них: итак, старший, Федя, - «аристократ»; Павлуша - «воин»; Ильюша - «работник»: крестьянин, ремесленник, рабочий и т.п., тот, кто вынужден изо дня в день зарабатывать на кусок хлеба; Костя - «поэт»: художник, мыслитель, созерцатель, мечтатель с поэтическим воображением, олицетворение «творческой интеллигенции»; самый младший, Ваня, -религиозно-духовный тип личности, «праведник», человек, живущий прежде всего высшими духовными ценностями и ориентирами, отрешенный от утилитарной земной суеты и прагматики.

В общем мифопоэтическом и историософском контексте рассказа принципиально важно, что историческое, «цивилизованное» человечество в виде его основных пяти «каст», сословий или типов представлено Тургеневым

именно, в образах детей-подростков (7-14 лет, возраст мальчиков, - границы подросткового периода). Перед нами образ человечества-подростка -становящегося, растущего, движущегося к конечной цели своего становления и в современном своем состоянии переживающем критический этап этого становления. Этот путь исторического движения (после утраты первично данной благодати) совершается в борьбе мрака и света, сопровождается ошибками, заблуждениями и блужданиями, которые порой еще больше отдаляют человека от мира гармонии и подводят к опасной границе с миром хаоса. Пути человека неведомы во многом для него самого; поэтому один из ведущих мотивов рассказа - мотив таинственности человеческих судеб, мотив присутствия некоей метафизической, метаисторической силы, определяющей как индивидуальные судьбы, так и пути развития человечества в целом. Среди былей и быличек, которые рассказывают мальчики, особо выделяется обширное повествование о Тришке, в образе которого народная молва воплотила свои представления об антихристе: «Какого это Тришку? - спросил Костя. - А ты не знаешь? - с жаром подхватил Ильюша, - ну, брат, откентелева же ты, что Тришки не знаешь? Сидни же у вас в деревне сидят, вот уж точно сидни! Тришка - эвто будет такой человек удивительный, который придет; а придет он, когда наступят последние времена» . В контексте историософской символики «Бежина луга» рассказ о Тришке становится очевидной отсылкой к эсхатологическим мотивам Апокалипсиса (так соединяются невидимыми ассоциативными нитями в символическом плане тургеневского повествования первая и последняя книга Библии: книга Бытия и Откровение Иоанна). Христианская историософия Апокалипсиса представлена в изображении Тургенева как один из вариантов возможного финала исторического и метаисторического процесса.

Эсхатологический оптимизм христианской концепции истории («И увидел я новое небо и новую землю», «И отрет Бог всякую слезу с очей» человека, «и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни не будет.» -

Откр., 21, 3-4) метафорически подтверждается заключительным пейзажем рассказа. Финал рисует феерически прекрасную картину наступающего утра, где свет торжествует над мраком и где «новое небо» и «новая земля», звуки церковного колокола и топот промчавшегося, полного свежих сил табуна сливаются в единое гармонически движущееся целое. Примечательно, что первый пейзаж рассказа создавал картину почти неподвижной идиллии с ее «вечным покоем», финальный - образ идеала: полноты и совершенства миробытия, основанных на гармонии вечно движущихся и вечно возрождающихся начал. Две символические детали последнего пейзажа («чистые и ясные, словно тоже обмытые утренней прохладой.. .звуки колокола» и промчавшийся отдохнувший табун) имеют ключевое значение для понимания художественной историософии «Записок охотника». Если храмовый колокол - очевидная отсылка к христианской (или шире - монотеистической вообще) картине миросознания, то образы коней, табуна в их архетипическом содержании связаны с архаическими, языческими культурами и выросшим из них фольклором: конь, как правило, олицетворяет «земную» силу человека, его либидо, энергию, способности, витальность, самодостаточность и т.п. - все, что культивировалось языческим идеалом человека и отвергалось ортодоксально-христианской системой ценностей. Внутреннее единство этих образов становится метафорой грядущего постапокалипсического единства духовного самосознания человечества, открывающего возможность преодоления смысловых барьеров между язычеством и христианством. (Заметим, что подобную же полноту духовно-личностного и жизнетворческого идеала мы обнаружим и в художественно-философских контекстах других «программных» рассказов тургеневского цикла, таких как «Живые мощи», «Касьян с Красивой Мечи», «Певцы».) Однако финальная картина «Бежина луга» - лишь обетование возможного будущего царства Божьего на земле; современная же жизнь и судьбы современного «исторического» человека исполнены и драматизма, и загадочности: не случайно, вспомним, именно

заключительные фразы произведения говорят о трагически-роковой, мистически предсказанной смерти Павлуши.

Таким образом, мы видим, что в ассоциативно-символических контекстах «Бежина луга» историософский миф соединяется с мифом грехопадения и мифом эсхатологическим, причем в процессах диалогических взаимоотражений каждый из них не только воспроизводит свое традиционное содержание, но и существенно обогащает его. Более детальное исследование диалектики этих отношений остается перспективой другой нашей работы. Сейчас же, в заключение подытоживая наши тезисы о путях мифологизации литературного повествования в «Записках охотника», отметим, что мы встречаемся здесь с характерной для литературы «посттрадиционалистской» (С.С. Аверницев) эпохи ситуацией художественно закодированного воплощения в тексте мифопоэтических образно-смысловых парадигм.

Художественная мысль Тургенева вступает в диалог с мифологическим сознанием как с «иным» субъектом видения, открывая законы мифа в самой живой реальности - той самой, которую он видит и описывает с позиций «очерка» и «записок», ориентированных на эмпирически объективную фактографичность и «натурализм». В результате художественная система «Записок охотника» оказывается организованной внутренними взаимоотражениями мифологизированных и «очерковых» принципов изображения. Миф и реальность живут здесь в диалоге, открывая друг друга как для себя, так и для читателя. В контексте этого диалога значимы не только многоплановость отражения реалий русской жизни, но и многочисленные отсылки к образам и явлениям общечеловеческой культуры, которыми насыщен текст «Записок охотника»; они расширяют образно-смысловые горизонты произведения до универсальных - как в пространстве, так и во времени, переключая сознание читателя из «круга малого времени» в «большое пространство и время» (М.М. Бахтин) истории и культуры. Например, мы видели, что в «Бежине луге» аллюзии и реминесценции, «подключающие» к

контекстам «Священной истории», переплетают национальное и общечеловеческое неразрывными узами. Многоплановость изображения в цикле Тургенева перерастает в многомерность видения и понимания, поскольку каждый изображаемый факт интересует писателя не просто как объект его собственных наблюдений и оценок (что, собственно говоря, и характерно для традиционного очерка), но прежде всего как особая субъектно-смысловая сфера, с которой можно вступить в общение (как в мире мифа), но невозможно просто «описывать». Нельзя сказать, чтобы в сознании героя-рассказчика Тургенева эта форма мировидения была изначально укоренена или субстанциально ему свойственна (подобное правомерно было бы по отношению к герою, повествователю или рассказчику Достоевского); герой же Тургенева переживает и ощущает возможность такого мировосприятия как еще одно открытие - открытие в самом себе, своей собственной личности. Одна из главных внутренних целей тургеневского повествования - пробудить этот духовно-эвристический потенциал и в сознании читателя, ради чего автор вступает с нами в диалог, не прекращающийся уже на протяжении более чем полутора столетий.

Список литературы

1. Барковская Н.В. Житейское и житийное в рассказе И.С. Тургенева «Живые мощи» // Филологический класс. 2002. №7. С.78-80.

2. Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1847г. // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т.10. /Редкол.: Бельчиков Н.Ф. и др. М.: Изд. АН СССР, 1953-1959.

3. Буданова Н.Ф. Рассказ И.С. Тургенева «Живые мощи» и православная традиция // Русская литература. 1995. №1. С. 188-194.

4. Дедюхина О.В. Сны и видения в повестях и рассказах И.С. Тургенева. Автореферат диссер. на соиск. уч. степ. канд. филол. н. М., 2006.

5. Зарецкий В.А. Три литературных путешествия по России. Аввакум -Радищев - Гоголь. Стерлитамак: СГПИ, 2002. 78с.

6. Ибатуллина Г.М. «О судьбах моей Родины.»: Национально-исторический миф в художественной философии «Записок охотника» И.С. Тургенева // Болгарская русистика. Том 1(2010). Издается обществом русистов Болгарии. С. 89-100.

7. Ильина В.В. Принципы фольклоризма в поэтике И.С. Тургенева. Автореферат диссер. на соиск. уч. степ. канд. филол. н. Иваново, 2001.

8. Кулакова А.А. Мифопоэтика «Записок охотника» И.С. Тургенева. Автореферат диссер. на соиск. уч. степ. канд. филол. н. М., 2003.

9. Лазарева К.В. Мифопоэтика «таинственных повестей» И.С. Тургенева. Автореферат диссер. на соиск. уч. степ. канд. филол. н. Ульяновск, 2005.

10. Лебедев Ю.В. Книга века. О художественном мире «Записок охотника» И.С. Тургенева // Лебедев Ю.В. В середине века: Историко-литературные очерки. М.: Современник, 1988. 384с.

11. Топоров В.Н. Странный Тургенев (Четыре главы). - М.: Российск. гос. гуманит.ун-т, 1998. 192 с. (Чтения по истории и теории культуры. Вып. 20).

12. Тургенев И.С. Записки охотника // Тургенев И.С. Собрание сочинений. В 12-ти томах. Ред.коллегия: М.П. Алексеев и Г.А. Бялый. Т.1. Записки охотника (1847-1874). М.: «Худож. лит.», 1975. 400с.

13. Шиманова Е.Ю. Мотив смерти в прозе И.С. Тургенева. Автореферат диссер. на соиск. уч. степ. канд. филол. н. - Самара, 2006. 156с.

1. Barkovskaya N.V. Everyday and hagiographie narrative in I.S. Turgenev"s "Living Relics". Philological class. 2002. № 7. P.78 -80.

2. V.G. Belinsky Survey of Russian Literature, 1847. / / V.G. Belinsky Full. Works. Op.: In 13 tons Vol.10. / Editorial Board.: Belchikov N.F. etc. - Izd. USSR Academy of Sciences, 1953-1959.

3. Budanov N.F. Story I.S. Turgenev"s "Living Relics" and the Orthodox tradition. Russian literature. 1995. № 1. pp. 188-194.

4. Dedyukhina O.V. Dreams and visions in the novels and stories I.S. Turgenev. M., 2006.

5. Zaretsky V.A. Three literary journey through Russia. Habakkuk - Radischev - Gogol. Sterlitamak: SGPI 2002. 78 p.

6. Ibatullina G.M. "On the fate of my country...": National historical myth in the artistic philosophy of " Sketches " I.S. Turgenev. Bulgarian russistic. Volume 1 (2010). Published society Russists Bulgaria. - p. 89-100.

7. Ilyin V. Principles folklorism poetics I.S. Turgenev. Author"s abstract of thesis. for the degree of PhD. Philology. Ivanovo, 2001.

8. Kulakov A.A. Mythopoetic "Sketches" I.S. Turgenev. Author"s abstract of thesis. for the degree of PhD. Philology. Moscow, 2003.

9. Lazareva K.V. Mythopoetic "mystery novels" I.S. Turgenev. Author"s abstract of thesis. for the degree of PhD. Philology. Ulyanovsk, 2005.

10. Y. Lebedev In the middle of the century: Historical and literary essays. M.: Contemporary, 1988. - 384 p.

11. Toporov V.N. Strange Turgenev (four chapters). Moscow: Russian. Reg. gumanit.un - ton, 1998. 192. (Readings in the History and Theory of Culture. Issue. 20).

12. Turgenev I.S. Turgenev I.S. Works. In 12 volumes. Red.kollegiya: M.P. Alekseyev and G.A. Bialy. V.1. A Hunter (1847-1874). M.: "artist. Lit.", 1975. 400 p.

13. Shimanova E.J. Death motif in prose IS Turgenev. Samara, 2006. 156 p.

Ибатуллина Гузель Мртазовна, канд. филол. наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы

Башкирский государственный университет (Стерлитамакский филиал) ул. Ленина, 47a, г. Стерлитамак, 453103, Россия

[email protected] ru DATA ABOUT THE AUTHOR

Ibatullina Guzel Mrtazovna, PhD Philology, assistant professor of Russian and foreign literature

Bashkir State University (Sterlitamakskij branch) Lenin St., 47a, Sterlitamak, 453103, Russia [email protected] ru

1. История Илюши про домового.
Илюша с друзьями (человек десять) заночевали в старой рольне. Как только один из ребят вспомнил домового, у них над головами наверху кто-то стал ходить: доски под ним так и гнулись, так и трещали. По колесу зашумела вода, колесо начало стучать и вертеться, затем вдруг остановилось. Затем кто-то опять пошел к двери наверху, стал неторопливо спускаться по лестнице. Дверь открылась. Вначале они увидели как у одного чана зашевелилась форма, которая поднялась, походила по воздуху и встала на место. Потом у другого чана крюк снялся с гвоздя, а затем опять встал на гвоздь. После этого ребята услышали кашель и очень испугались.
2. История Кости о слободском плотнике.
Как-то плотник Гаврила пошёл в лес собирать орехи. Вскоре он зашел бог знает куда и совсем заблудился. Так и не отыскав дорогу домой, присел Гаврила под дерево и решил дождаться утра. Он задремал, когда вдруг услышал будто кто-то его зовет. Появилась перед ним на ветке смеющаяся русалка. Гаврила вначале обмер, пошел к русалке, а затем вдруг одумался и перекрестился. Заплакала русалка и сказала: «Не креститься бы тебе, говорит, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не я одна убиваться буду: убивайся же и ты до конца дней». Затем она исчезла, а Гаврила понял как ему выбраться из леса. Вот только с тех пор он всё невеселый ходил.
3. История Илюши о плотине.
Похоронен на плотине утопленник, утонувший давным-давно. А могилка его была видна – бугорочек. Поехал как-то Ермил за почтой, задержался в городе, а назад ехал уже хмельным. Переезжал он через плотину, и увидел на могиле утопленника белого барашка. Решил Ермил забрать его себя, взял на руки и поехал дальше. Смотрит он на барашка, а тот ему прямо в глаза так и глядит. Жутко стало Ермилу, стал он его гладить и говорить: «Бяша, бяша!» А баран-то вдруг как оскалил зубы, да ему тоже: «Бяша, бяша…».
4. История о нечистом месте Варнавицах
Ходит в кафтане долгополом покойный барин, охает и что-то ищет на земле. Повстречал его как-то дедушка Трофимыч и спросил, что он ищет. Тот ответил, что разрыв-травы, мол давит ему могила, хочется вон.
5. История Илюши о церковной паперти.
В родительскую субботу на церковной паперти можно живого увидеть, за кем, то есть, в том году очередь помирать. Стоит только ночью сесть на паперть на церковную да всё на дорогу глядеть. Те и пойдут мимо тебя по дороге, кому, то есть, умирать в том году. В прошлом году ходила на паперть баба Ульяна. Видела она мальчика в одной рубашонке, а когда приглянулась — узнала Ивашку Федосеева, который умер весной. А потом увидела себя.
6. Истории Павла о затмении.
Говорили старики в селах, как только предвидение небесное начнется, так появится удивительный, лукавый Тришка, приходящий при наступлении последних времен. Ни дубинками его взять не могут, ни в цепи сковать – все ему сходит с рук: цепи рвутся, а дубинками люди между собой начинают драться. Случилось затмение, увидели люди в дали идущего человека. Испугались: староста в канаве спрятался, старостиха застряла в подворотне, Дорофеич вскочил в овёс. А человеком этим оказался бочар Вавила.
7. История Кости о голосе из бучила.
Мальчик шёл в Шашкино через лужок, где есть бучило. Он услышал оттуда жалостливый стон. А Павлуша добавил, что Акима-лесника утопили в том бучиле воры.
8. История Илюши о лешем.
Водил леший мужика по лесу, всё вокруг одной поляны. Тот его хорошо разглядел: большой, темный, скутанный, словно за деревом прятался, моргал большими глазищами. Мужик этот домой успел прийти лишь к рассвету.

В 60-х годах XIX века из-под пера знаменитого русского писателя И.С. Тургенева вышел ряд рассказов, посвященных теме мистического и сверхъестественного. Впоследствии литературоведы окрестили их «Таинственные повести». Не исключено, что написаны они были под влиянием некоторого личного опыта, пережитого писателем.

Реалист и «Призраки»

В 1863 г. вышел рассказ «Призраки», имевший подзаголовок «Фантазия». Советские критики ссылаются на «душевный кризис», пережитый в этот период на фоне «обострения классовой борьбы». Сам же Тургенев в письме своему ближайшему другу В.П. Боткину от 26 января 1863 г. пишет: «Это ряд каких-то душевных dissolving-views (туманных картин. - Авт.), вызванных переходным и действительно тяжелым и темным состоянием моего „Я“».

Исследователь творчества И. Виноградов замечает: «Трезвый реалист, всегда поражавший удивительной жизненной достоверностью своих картин, - и вдруг мистические истории о призраках, о посмертной влюбленности, о таинственных снах и свиданиях с умершими... Многих это сбивало с толку».

Особенно скептически был встречен рассказ «Собака» (1864), герой которого, разорившийся калужский помещик, сталкивается, как сегодня сказали бы, с феноменом полтергейста. В сатирическом журнале «Будильник» была опубликована стихотворная рецензия некоего П.И. Вейнберга на это произведение:

Я прочитал твою «Собаку»,
И с этих пор
В моем мозгу скребется что-то,
Как твой Трезор.
Скребется днем, скребется ночью,
Не отстает
И очень странные вопросы
Мне задает:
«Что значит русский литератор?
Зачем, зачем
По большей части он кончает
Черт знает чем?»

За «Собакой» последовали «Странная история» (1869), «Стук... Стук... Стук!..» (1870), «Часы» (1875), «Сон» (1876), «Рассказ отца Алексея» (1877), «Песнь торжествующей любви» (1881), «После смерти» (1882) и еще ряд «таинственных повестей», последней из которых стал так и не оконченный рассказ «Силаев», написанный уже в конце 1870-х.

Полеты во сне и леший в «ночном»

Может, все-таки за «повестями» о таинственном стояло нечто большее, чем фантазии? Взять хотя бы тех же «Призраков». Его герой путешествует по ночам над землей вместе с женщины по имени Эллис. «Меня поймет всякий, кому случалось летать во сне», – такая фраза проскальзывает в тексте. Скорее всего, Тургенев перенес на бумагу собственные впечатления.

Лишь спустя сто с лишним лет, когда российская пресса стала активно писать о различных «паранормальных» явлениях, некоторые исследователи обратили внимание на то, как точно совпадают детали «Призраков» с рассказами людей о «выделении астрального тела» во сне или в измененном состоянии сознания. Как правило, в этих случаях очевидцы рассказывают, что их душа покидала телесную оболочку и путешествовала по различным местам, становилась свидетелем событий, информация о которых была недоступна человеку в его физическом теле.

Порой «выходы из тела» осуществлялись по желанию, становились результатом медитации. Так, Д. Уайтмен в своей книге «Таинственная жизнь» описывает более 600 таких «астральных путешествий». В свою очередь, Р. Монро в книге «Путешествия вне тела» утверждает, что пережил более 900 подобных опытов.

Не обходит Тургенев вниманием и . Так, в рассказе «Бежин луг» из «Записок охотника» крестьянские ребятишки в «ночном» рассказывают друг другу истории о домовых, русалках, леших, водяных, покойниках и других мистических явлениях. А один из юных героев слышит голос утопленника и в конце рассказа погибает, упав с лошади. «Я вовсе не желал придать этому рассказу фантастический характер», - оправдывается автор в письме к Е.М. Феоктистову.

Ужас в лесу

Исследовательница Майя Быкова в книге «Легенда для взрослых» повествует об одной истории, приключившейся с Тургеневым в молодости, которая, возможно, и является ключом ко всему циклу «Таинственных повестей».

Впервые Иван Сергеевич во всеуслышание поведал об этом в Париже, в салоне Полины Виардо, когда среди гостей зашла речь об ужасном и необъяснимом. Подробности его рассказа были отражены не менее знаменитым французским литератором Ги де Мопассаном в новелле «Ужас».

Как-то молодой Тургенев отправился на охоту. Дело происходило в средней полосе России. К вечеру он вышел на берег лесной речки и захотел искупаться. Вдруг он ощутил, что кто-то касается его плеча и, обернувшись, увидел странное существо - не то женщину, не то обезьяну. У нее было широкое морщинистое лицо, будто гримасничающее, голые груди болтались как мешки, за спиной развевались длинные спутанные волосы…

Молодой человек ощутил леденящий страх и резко повернул к берегу. Однако существо постоянно нагоняло его, касаясь шеи, спины, ног. При этом оно издавало радостный визг.

Выбравшись на берег, Тургенев со всех ног бросился бежать, не захвати ни одежды, ни ружья. Существо последовало за ним… К счастью, им встретился мальчик-пастушок, который принялся стегать чудище кнутом и этим обратил его в бегство. Крича от боли, «женщина-обезьяна» скрылась в лесных зарослях.

Как ни странно, этот случай так и не стал темой для рассказа. Но люди, которым хоть раз довелось столкнуться с чем-то из сферы «непознанного», нередко потом всю жизнь проявляют к этому интерес. По-видимому, это и произошло с одним из самых выдающихся русских писателей-классиков.