Пересказ романа «Холодный дом» Диккенса. Уилсон Э

«Холодный дом» - девятый роман Чарльза Диккенса (1853), который открывает период художественной зрелости писателя. В этой книге дан срез всех слоёв британского общества викторианской эпохи, от высшей аристократии до мира городских подворотен, и вскрыты тайные связи меж ними. Начала и концовки многих глав отмечены всплесками высокой карлейлевской риторики. Картина судебного делопроизводства в Канцлерском суде, исполненная Диккенсом в тональности кошмарного гротеска, вызвала восхищение таких авторов, как Ф. Кафка, А. Белый, В. В. Набоков. Последний посвятил разбору романа лекцию из цикла о величайших романах XIX века. Детство Эстер Саммерсон (Esther Summerson) проходит в Виндзоре, в доме своей крестной, мисс Барбери (Barbary). Девочка чувствует себя одинокой и хочет узнать тайну своего происхождения. Однажды мисс Барбери не выдерживает и сурово говорит: «Твоя мать покрыла себя позором, а ты навлекла позор на нее. Забудь о ней...» Через несколько лет крестная внезапно умирает и Эстер узнаёт от поверенного юриста Кенджа, представляющего некоего мистера Джона Джарндиса (John Jarndyce), что она - незаконный ребёнок; он заявляет в соответствии с законом: «Мисс Барбери была вашей единственной родственницей (разумеется - незаконной; по закону же у вас, должен заметить, нет никаких родственников)». После похорон Кендж, осведомленный о сиротливом её положении, предлагает ей учёбу в пансионате в Рединге, где она ни в чем не будет нуждаться и подготовится к «выполнению долга на общественном поприще». Девушка с благодарностью принимает предложение. Там протекает «шесть счастливейших лет её жизни». По окончании учёбы Джон Джарндис (ставший её опекуном) определяет девушку в компаньонки к своей кузине Аде Клейр. Вместе с молодым родственником Ады Ричардом Карстоном они отправляются в поместье под названием «Холодный дом». Когда-то дом принадлежал двоюродному деду мистера Джарндиса, сэру Тому, который застрелился, не выдержав напряжения от судебной тяжбы за наследство «Джарндисы против Джарндисов». Волокита и злоупотребления чиновников привели к тому, что процесс длился уже несколько десятилетий, уже умерли первоначальные истцы, свидетели, адвокаты, также накопились десятки мешков с документами по делу. «Казалось, что дом пустил себе пулю в лоб, как и его отчаявшийся владелец». Но благодаря стараниям Джона Джарндиса, дом выглядит лучше, а с появлением молодых людей оживает. Умной и рассудительной Эстер вручаются ключи от комнат и кладовок. Она хорошо справляется с хозяйственными делами - недаром Джон ласково называет её Хлопотуньей. Их соседями оказываются баронет сэр Лестер Дедлок (напыщенный и глуповатый) и его жена Гонория Дедлок (прекрасная и надменно-холодная), что моложе его на 20 лет. Светская хроника отмечает каждый её шаг, каждое событие в её жизни. Сэр Лестер чрезвычайно горд своим аристократическим родом и заботится лишь о чистоте своего честного имени. Молодой служащий конторы Кенджа Уильям Гаппи с первого взгляда влюбляется в Эстер. Будучи по делам фирмы в усадьбе Дедлоков, он поражается её сходству с леди Дедлок. Вскоре Гаппи приезжает в Холодный дом и признается Эстер в любви, но получает решительный отказ. Тогда он намекает на удивительное сходство Эстер и леди. «Удостойте меня вашей ручки, и чего только я не придумаю, чтобы защитить ваши интересы и составить ваше счастье! Чего только не разведаю насчет вас!» Он сдержал слово. В его руки попадают письма безвестного господина, скончавшегося от чрезмерной дозы опиума в грязной, убогой каморке и похороненного в общей могиле на кладбище для бедных. Из этих писем Гаппи узнает о связи капитана Хоудона (этого человека) и леди Дедлок, о рождении их дочери. Уильям незамедлительно делится своим открытием с леди Дедлок, чем приводит её в крайнее смятение.

Начинается роман как череда эпизодов, картинок нравов, психологических зарисовок, почти не складывающихся в сюжет. Только в конце романа становится ясно, как многие детали оказываются важны для сюжета и как связаны между собой разные персонажи (например,

Спойлер (раскрытие сюжета)

Смоллвид оказывается шурином Крука

Только на последних двухстах страницах сюжет становится захватывающим и заставляет лихорадочно переворачивать страницы в надежде на то,

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

что леди Дедлок удастся нагнать и сказать ей, что муж ее любит и ждет

Есть и ходы, обманывающие читательские ожидания -

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

завещание найдено только после исчезновения денег.

Сатира романа направлена на запутанную систему английского судопроизводства и фальшивую благотворительность людей, решающих таким образом свои психологические проблемы. Миссис Джеллиби тратит все свое время и силы на благотворительность и совсем не заботится о своей семье, а от ее благотворительности нет и настоящей пользы беднякам. Впрочем, миссис Джеллиби - это еще хороший вариант, читала я про благотворительниц, бьющих детей, чтобы не путались под ногами. Интересно, как сам Диккенс относился к идее женщин-парламентариев? В этом вопросе Я не могу не сочувствовать миссис Джеллиби.

Эстер - брошенный ребенок, и как многие брошенные дети, трогательно любит свою далекую мать. В отличие от многих брошенных детей она не озлобилась на весь свет, а, наоборот, трогательно старается заслужить любовь окружающих. Какая у нее низкая самооценка. Как она трогательно благодарна за любое доброе слово. Как она благодарна за заботу трактирщицы, ей не приходит в голову, что ее спутник просто мог щедро заплатить трактирщице за заботу.

Крестная Эстер - чудовище. Как можно сказать ребенку: «Лучше б тебе было совсем не родиться»?!

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Как можно добровольно сломать себе жизнь и мстить за это ребенку?!

Я рада, что Эстер

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

не вышла все-таки замуж за Джарндиса, при их отношениях в таком браке было бы много... инцестуозного.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Если бы леди Дедлок сразу, много лет назад призналась бы во всем своему жениху, он, может быть, ее бы сразу бросил, а может быть, простил бы, но ей не пришлось бы жить в вечном страхе, не пришлось бы убегать из дома зимой.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

кто не знает, открывать ли близким свои тайны.

Вот судебный процесс, который тянется десятки лет, служит обогащению десятков юристов и заканчивается только тогда,

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

когда деньги, бывшие предметом тяжбы, оказались полностью потрачены на судебные издержки.

P.S. Историкам науки на заметку: на первой странице упоминаются мегалозавры, бывшие тогда научной сенсацией.

Девочке по имени Эстер Саммерстон приходится расти без родителей, ее воспитанием занимается лишь крестная мать, мисс Барбери, весьма холодная и суровая дама. На все вопросы о матери эта женщина отвечает Эстер только то, что ее рождение стало для всех настоящим позором и девочке следует навсегда забыть о той, что произвела ее на свет.

В 14 лет Эстер теряет и крестную, сразу после погребения мисс Барбери появляется некий мистер Кендж и предлагает юной девушке отправиться в учебное заведение, где она не будет знать ни в чем недостатка и должным образом подготовится к тому, чтобы в дальнейшем стать настоящей леди. Эстер охотно соглашается отправиться в пансион, где встречает по-настоящему добрую и сердечную воспитательницу и приветливых товарок. В этом заведении взрослеющая девушка проводит шесть ничем не омраченных лет, впоследствии она нередко с теплотой вспоминает этот период жизни.

По завершении образования мистер Джон Джарндис, которого Эстер считает своим опекуном, устраивает девушку на роль компаньонки к своей родственнице Аде Клейр. Ей предстоит отправиться в имение Джарндиса, известное под наименованием Холодного дома, а ее спутником в этом путешествии становится симпатичный молодой человек Ричард Карстон, состоящий в родстве с ее будущей работодательницей.

У Холодного дома мрачная и печальная история, однако в последние годы опекун Эстер сумел придать ему более современный и приличный вид, и девушка охотно начинает хозяйничать в доме, опекун от души одобряет ее усердие и проворство. Вскоре она привыкает к жизни в поместье, знакомится и со многими соседями, в числе которых оказывается и знатная семья по фамилии Дедлок.

В то же время юный Уильям Гаппи, не так давно начавший работать в адвокатской конторе мистера Кенджа, принявшего ранее участие в судьбе Эстер, встречает эту девушку в имении и сразу же очаровывается привлекательной и в то же время весьма скромной мисс Саммерстон. Заглянув несколько позднее по делам своей компании к Дедлокам, Гаппи замечает, что надменная аристократка леди Дедлок кого-то ему напоминает.

Прибыв в Холодный дом, Уильям признается Эстер в своих чувствах, но девушка наотрез отказывается хотя бы выслушать молодого мужчину. Тогда Гаппи делает ей намек на то, что она внешне похожа на миледи Дедлок, и обещает обязательно узнать всю правду относительно этого сходства.

Расследование поклонника Эстер приводит к тому, что он обнаруживает письма некоего человека, умершего в самой убогой комнате и похороненного в общей, предназначенной для самых бедных и обездоленных людей могиле. Ознакомившись с письмами, Уильям понимает, что покойный капитан Хоуден имел в прошлом любовную связь с леди Дедлок, в результате которой родилась девочка.

Гаппи пытается побеседовать о своих открытиях с матерью Эстер, однако аристократка держится крайне холодно и демонстрирует, что не понимает, о чем говорит этот человек. Но после того как Уильям ее оставляет, леди Дедлок признается самой себе в том, что ее дочь на самом деле не умерла сразу после рождения, женщина уже не в силах сдержать охвативших ее эмоций.

В Холодном доме на некоторое время появляется дочь ушедшего из жизни судьи, Эстер заботится об осиротевшей девочке, ухаживает за нею во время заболевания ребенка оспой, в результате чего также становится жертвой этого тяжелого недуга. Все обитатели имения стараются, чтобы девушка не увидела своего весьма испорченного оспой лица, а леди Дедлок тайком встречается с Эстер и рассказывает ей о том, что приходится ей родной матерью. Когда капитан Хоуден в молодые годы оставил ее, женщину убедили в том, что ее ребенок родился мертвым. Но в действительности девочка оказалась на воспитании ее старшей сестры. Супруга аристократа умоляет дочь не сообщать никому правды, чтобы сохранить привычный для себя образ жизни и высокое положение в обществе.

В Эстер влюбляется молодой доктор Аллен Вудкорт, происходящий из бедной семьи, матери было весьма нелегко дать ему медицинское образование. Этот мужчина весьма симпатичен девушке, однако в английской столице у него нет никаких возможностей для того чтобы прилично зарабатывать, и доктор Вудкорт при первом же случае отправляется в Китай в роли корабельного врача.

Ричард Карстон начинает работать в юридической фирме, однако его дела складываются не лучшим образом. Вложив все сбережения в расследование одного старинного дела, связанного с семьей Джарндис, он лишается не только средств, но и здоровья. Карстон вступает в тайный брак со своей кузиной Адой и почти сразу же уходит из жизни, не успев увидеть их ребенка.

Тем временем некий хитрый и ловкий стряпчий Талкингхорн, алчный и беспринципный человек, начинает подозревать леди Дедлок в хранении неблаговидных секретов и приступает к собственному расследованию. Он выкрадывает у Уильяма Гаппи письма покойного капитана Хоудена, из которых ему все становится ясно. Рассказав в присутствии хозяев дома всю историю, хотя речь якобы шла о совершенно другой женщине, юрист добивается встречи с миледи наедине. Адвокат, преследуя собственные интересы, уговаривает леди Дедлок продолжать скрывать истину ради спокойствия мужа, хотя дама уже готова уехать и навсегда покинуть свет.

Юрист Талкингхорн меняет свои намерения, он угрожает леди Дедлок в самом скором времени рассказать обо всем ее супругу. На следующее утро обнаруживается труп этого человека, и основной подозреваемой становится миледи. Но в итоге улики указывают на горничную французского происхождения, служившую в доме, и девушка оказывается под арестом.

Мужа леди Дедлок сэра Лестера, который не в состоянии вынести обрушившегося на семью позора, разбивает сильнейший удар. Его супруга убегает из дома, полиция пытается разыскать женщину вместе с Эстер и врачом Вудкортом, вернувшимся из экспедиции. Именно доктор Аллен и находит близ кладбища уже скончавшуюся леди Дедлок.

Эстер болезненно переживает смерть столь недавно обретенной матери, но затем девушка постепенно приходит в себя. Мистер Джарндис, узнав о взаимной любви между Вудкортом и его подопечной, решает поступить благородно и уступить дорогу врачу. Он также обустраивает для будущих молодоженов небольшое поместье на территории графства Йоркшир, где Аллену предстоит заниматься лечением бедняков. В этом же имении затем поселяется и овдовевшая Ада с маленьким сыном, которому она в честь покойного отца дает имя Ричард. Сэр Джон берет под опеку Аду и ее сынишку, они переезжают к нему в Холодный дом, но часто навещают семейство Вудкортов. Мистер Джарндис навсегда остается ближайшим другом для доктора Аллена и его супруги Эстер.

Чарльз Диккенс

ХОЛОДНЫЙ ДОМ

Предисловие

Как-то раз в моем присутствии один из канцлерских судей любезно объяснил обществу примерно в полтораста человек, которых никто не подозревал в слабоумии, что хотя предубеждения против Канцлерского суда распространены очень широко (тут судья, кажется, покосился в мою сторону), но суд этот на самом деле почти безупречен. Правда, он признал, что у Канцлерского суда случались кое-какие незначительные промахи – один-два на протяжении всей его деятельности, но они были не так велики, как говорят, а если и произошли, то только лишь из-за «скаредности общества»: ибо это зловредное общество до самого последнего времени решительно отказывалось увеличить количество судей в Канцлерском суде , установленное – если не ошибаюсь – Ричардом Вторым , а впрочем, неважно, каким именно королем.

Эти слова показались мне шуткой, и, не будь она столь тяжеловесной, я решился бы включить ее в эту книгу и вложил бы ее в уста Велеречивого Кенджа или мистера Воулса, так как ее, вероятно, придумал либо тот, либо другой. Они могли бы даже присовокупить к ней подходящую цитату из шекспировского сонета:

Красильщик скрыть не может ремесло,

Так на меня проклятое занятье

Печатью несмываемой легло.

О, помоги мне смыть мое проклятье!

Но скаредному обществу полезно знать о том, что именно происходило и все еще происходит в судейском мире, поэтому заявляю, что все написанное на этих страницах о Канцлерском суде – истинная правда и не грешит против правды. Излагая дело Гридли, я только пересказал, не изменив ничего по существу, историю одного истинного происшествия, опубликованную беспристрастным человеком, который по роду своих занятий имел возможность наблюдать это чудовищное злоупотребление с самого начала и до конца. В настоящее время в суде разбирается тяжба, которая была начата почти двадцать лет тому назад; в которой иногда выступало от тридцати до сорока адвокатов одновременно; которая уже обошлась в семьдесят тысяч фунтов, истраченных на судебные пошлины; которая является дружеской тяжбой и которая (как меня уверяют) теперь не ближе к концу, чем в тот день, когда она началась. В Канцлерском суде разбирается и другая знаменитая тяжба, все еще не решенная, а началась она в конце прошлого столетия и поглотила в виде судебных пошлин уже не семьдесят тысяч фунтов, а в два с лишком раза больше. Если бы понадобились другие доказательства того, что тяжбы, подобные делу «Джарндисы против Джарндисов», существуют, я мог бы в изобилии привести их на этих страницах к стыду… скаредного общества.

Есть еще одно обстоятельство, о котором я хочу коротко упомянуть. С того самого дня, как умер мистер Крук, некоторые лица отрицают, что так называемое самовозгорание возможно; после того как кончина Крука была описана, мой добрый друг, мистер Льюис (быстро убедившийся в том, что глубоко ошибается, полагая, будто специалисты уже перестали изучать это явление), опубликовал несколько остроумных писем ко мне, в которых доказывал, что самовозгорания быть не может. Должен заметить, что я не ввожу своих читателей в заблуждение ни умышленно, ни по небрежности и, перед тем как писать о самовозгорании, постарался изучить этот вопрос. Известно около тридцати случаев самовозгорания, и самый знаменитый из них, происшедший с графиней Корнелией де Баиди Чезенате, был тщательно изучен и описан веронским пребендарием Джузеппе Бианкини, известным литератором, опубликовавшим статью об этом случае в 1731 году в Вероне и позже, вторым изданием, в Риме. Обстоятельства смерти графини не вызывают никаких обоснованных сомнений и весьма сходны с обстоятельствами смерти мистера Крука. Вторым в ряду наиболее известных происшествий этого рода можно считать случай, имевший место в Реймсе шестью годами раньше и описанный доктором Ле Ка, одним из самых известных хирургов во Франции. На этот раз умерла женщина, мужа которой, по недоразумению, обвинили в ее убийстве, но оправдали после того, как он подал хорошо аргументированную апелляцию в вышестоящую инстанцию, так как свидетельскими показаниями было неопровержимо доказано, что смерть последовала от самовозгорания. Я не считаю нужным добавлять к этим знаменательным фактам и тем общим ссылкам на авторитет специалистов, которые даны в главе XXXIII , мнения и исследования знаменитых профессоров-медиков, французских, английских и шотландских, опубликованные в более позднее время; отмечу только, что не откажусь от признания этих фактов, пока не произойдет основательное «самовозгорание» тех свидетельств, на которых основываются суждения о происшествиях с людьми.

В «Холодном доме» я намеренно подчеркнул романтическую сторону будничной жизни.

В Канцлерском суде

Лондон. Осенняя судебная сессия – «Сессия Михайлова дня» – недавно началась, и лорд-канцлер восседает в Линкольнс-Инн-Холле . Несносная ноябрьская погода. На улицах такая слякоть, словно воды потопа только что схлынули с лица земли, и, появись на Холборн-Хилле мегалозавр длиной футов в сорок, плетущийся, как слоноподобная ящерица, никто бы не удивился. Дым стелется едва поднявшись из труб, он словно мелкая черная изморось, и чудится, что хлопья сажи – это крупные снежные хлопья, надевшие траур по умершему солнцу. Собаки так вымазались в грязи, что их и не разглядишь. Лошади едва ли лучше – они забрызганы по самые наглазники. Пешеходы, поголовно заразившись раздражительностью, тычут друг в друга зонтами и теряют равновесие на перекрестках, где, с тех пор как рассвело (если только в этот день был рассвет), десятки тысяч других пешеходов успели споткнуться и поскользнуться, добавив новые вклады в ту уже скопившуюся – слой на слое – грязь, которая в этих местах цепко прилипает к мостовой, нарастая, как сложные проценты.

Туман везде. Туман в верховьях Темзы, где он плывет над зелеными островками и лугами; туман в низовьях Темзы, где он, утратив свою чистоту, клубится между лесом мачт и прибрежными отбросами большого (и грязного) города. Туман на Эссекских болотах, туман на Кентских возвышенностях. Туман ползет в камбузы угольных бригов; туман лежит на реях и плывет сквозь снасти больших кораблей; туман оседает на бортах баржей и шлюпок. Туман слепит глаза и забивает глотки престарелым гринвичским пенсионерам , хрипящим у каминов в доме призрения; туман проник в чубук и головку трубки, которую курит после обеда сердитый шкипер, засевший в своей тесной каюте; туман жестоко щиплет пальцы на руках и ногах его маленького юнги, дрожащего на палубе. На мостах какие-то люди, перегнувшись через перила, заглядывают в туманную преисподнюю и, сами окутанные туманом, чувствуют себя как на воздушном шаре, что висит среди туч.

На улицах свет газовых фонарей кое-где чуть маячит сквозь туман, как иногда чуть маячит солнце, на которое крестьянин и его работник смотрят с пашни, мокрой, словно губка. Почти во всех магазинах газ зажгли на два часа раньше обычного, и, кажется, он это заметил – светит тускло, точно нехотя.

Сырой день всего сырее, и густой туман всего гуще, и грязные улицы всего грязнее у ворот Тэмпл-Бара , сей крытой свинцом древней заставы, что отменно украшает подступы, но преграждает доступ к некоей свинцоволобой древней корпорации. А по соседству с Трмпл-Баром, в Линкольнс-Инн-Холле, в самом сердце тумана восседает лорд верховный канцлер в своем Верховном Канцлерском суде.

вернуться

Канцлерский суд – в эпоху Диккенса высшая, после палаты лордов, судебная инстанция в Англии, верховный Суд Справедливости. Двойная система английского правосудия – «правосудие по закону» (опирающееся на нормы обычного права и судебные прецеденты) и «правосудие по справедливости» (опирающееся на «приказы» лорд-канцлера) осуществлялась через два института судопроизводства: королевские Суды общего права и Суд Справедливости.

Во главе верховного Суда Справедливости – Канцлерского суда – стоит лорд-канцлер (он же – министр юстиции), формально не связанный парламентскими законами, обычаями или прецедентами и обязанный руководствоваться в издаваемых им «приказах» требованиями справедливости. Созданный в феодальную эпоху, Канцлерский суд призван был дополнить английскую судебную систему, контролировать решения и исправлять ошибки Судов общего права. В компетенцию Канцлерского суда входили разбор апелляций, спорных дел, рассмотрение просьб, обращенных к верховным властям, издание приказов для урегулирования новых правоотношений и передачи дел в Суды общего права.

Судебная волокита, произвол, злоупотребления канцлерских судей, сложность судебной процедуры и толкования законов, запутанность взаимоотношений Судов общего права и Суда Справедливости привели к тому, что Канцлерский суд с течением времени превратился в одно из самых реакционных и ненавистных народу государственных учреждений.

В настоящее время Канцлерский суд – одно из отделений Верховного Суда Великобритании.

Чарльз Диккенс

ХОЛОДНЫЙ ДОМ

Предисловие

Как-то раз в моем присутствии один из канцлерских судей любезно объяснил обществу примерно в полтораста человек, которых никто не подозревал в слабоумии, что хотя предубеждения против Канцлерского суда распространены очень широко (тут судья, кажется, покосился в мою сторону), но суд этот на самом деле почти безупречен. Правда, он признал, что у Канцлерского суда случались кое-какие незначительные промахи - один-два на протяжении всей его деятельности, но они были не так велики, как говорят, а если и произошли, то только лишь из-за «скаредности общества»: ибо это зловредное общество до самого последнего времени решительно отказывалось увеличить количество судей в Канцлерском суде, установленное - если не ошибаюсь - Ричардом Вторым, а впрочем, неважно, каким именно королем.

Эти слова показались мне шуткой, и, не будь она столь тяжеловесной, я решился бы включить ее в эту книгу и вложил бы ее в уста Велеречивого Кенджа или мистера Воулса, так как ее, вероятно, придумал либо тот, либо другой. Они могли бы даже присовокупить к ней подходящую цитату из шекспировского сонета:

Красильщик скрыть не может ремесло,
Так на меня проклятое занятье
Печатью несмываемой легло.
О, помоги мне смыть мое проклятье!

Но скаредному обществу полезно знать о том, что именно происходило и все еще происходит в судейском мире, поэтому заявляю, что все написанное на этих страницах о Канцлерском суде - истинная правда и не грешит против правды. Излагая дело Гридли, я только пересказал, не изменив ничего по существу, историю одного истинного происшествия, опубликованную беспристрастным человеком, который по роду своих занятий имел возможность наблюдать это чудовищное злоупотребление с самого начала и до конца. В настоящее время в суде разбирается тяжба, которая была начата почти двадцать лет тому назад; в которой иногда выступало от тридцати до сорока адвокатов одновременно; которая уже обошлась в семьдесят тысяч фунтов, истраченных на судебные пошлины; которая является дружеской тяжбой и которая (как меня уверяют) теперь не ближе к концу, чем в тот день, когда она началась. В Канцлерском суде разбирается и другая знаменитая тяжба, все еще не решенная, а началась она в конце прошлого столетия и поглотила в виде судебных пошлин уже не семьдесят тысяч фунтов, а в два с лишком раза больше. Если бы понадобились другие доказательства того, что тяжбы, подобные делу «Джарндисы против Джарндисов», существуют, я мог бы в изобилии привести их на этих страницах к стыду… скаредного общества.

Есть еще одно обстоятельство, о котором я хочу коротко упомянуть. С того самого дня, как умер мистер Крук, некоторые лица отрицают, что так называемое самовозгорание возможно; после того как кончина Крука была описана, мой добрый друг, мистер Льюис (быстро убедившийся в том, что глубоко ошибается, полагая, будто специалисты уже перестали изучать это явление), опубликовал несколько остроумных писем ко мне, в которых доказывал, что самовозгорания быть не может. Должен заметить, что я не ввожу своих читателей в заблуждение ни умышленно, ни по небрежности и, перед тем как писать о самовозгорании, постарался изучить этот вопрос. Известно около тридцати случаев самовозгорания, и самый знаменитый из них, происшедший с графиней Корнелией де Баиди Чезенате, был тщательно изучен и описан веронским пребендарием Джузеппе Бианкини, известным литератором, опубликовавшим статью об этом случае в 1731 году в Вероне и позже, вторым изданием, в Риме. Обстоятельства смерти графини не вызывают никаких обоснованных сомнений и весьма сходны с обстоятельствами смерти мистера Крука. Вторым в ряду наиболее известных происшествий этого рода можно считать случай, имевший место в Реймсе шестью годами раньше и описанный доктором Ле Ка, одним из самых известных хирургов во Франции. На этот раз умерла женщина, мужа которой, по недоразумению, обвинили в ее убийстве, но оправдали после того, как он подал хорошо аргументированную апелляцию в вышестоящую инстанцию, так как свидетельскими показаниями было неопровержимо доказано, что смерть последовала от самовозгорания. Я не считаю нужным добавлять к этим знаменательным фактам и тем общим ссылкам на авторитет специалистов, которые даны в главе XXXIII, мнения и исследования знаменитых профессоров-медиков, французских, английских и шотландских, опубликованные в более позднее время; отмечу только, что не откажусь от признания этих фактов, пока не произойдет основательное «самовозгорание» тех свидетельств, на которых основываются суждения о происшествиях с людьми.

В «Холодном доме» я намеренно подчеркнул романтическую сторону будничной жизни.

В Канцлерском суде

Лондон. Осенняя судебная сессия - «Сессия Михайлова дня» - недавно началась, и лорд-канцлер восседает в Линкольнс-Инн-Холле. Несносная ноябрьская погода. На улицах такая слякоть, словно воды потопа только что схлынули с лица земли, и, появись на Холборн-Хилле мегалозавр длиной футов в сорок, плетущийся, как слоноподобная ящерица, никто бы не удивился. Дым стелется едва поднявшись из труб, он словно мелкая черная изморось, и чудится, что хлопья сажи - это крупные снежные хлопья, надевшие траур по умершему солнцу. Собаки так вымазались в грязи, что их и не разглядишь. Лошади едва ли лучше - они забрызганы по самые наглазники. Пешеходы, поголовно заразившись раздражительностью, тычут друг в друга зонтами и теряют равновесие на перекрестках, где, с тех пор как рассвело (если только в этот день был рассвет), десятки тысяч других пешеходов успели споткнуться и поскользнуться, добавив новые вклады в ту уже скопившуюся - слой на слое - грязь, которая в этих местах цепко прилипает к мостовой, нарастая, как сложные проценты.

Туман везде. Туман в верховьях Темзы, где он плывет над зелеными островками и лугами; туман в низовьях Темзы, где он, утратив свою чистоту, клубится между лесом мачт и прибрежными отбросами большого (и грязного) города. Туман на Эссекских болотах, туман на Кентских возвышенностях. Туман ползет в камбузы угольных бригов; туман лежит на реях и плывет сквозь снасти больших кораблей; туман оседает на бортах баржей и шлюпок. Туман слепит глаза и забивает глотки престарелым гринвичским пенсионерам, хрипящим у каминов в доме призрения; туман проник в чубук и головку трубки, которую курит после обеда сердитый шкипер, засевший в своей тесной каюте; туман жестоко щиплет пальцы на руках и ногах его маленького юнги, дрожащего на палубе. На мостах какие-то люди, перегнувшись через перила, заглядывают в туманную преисподнюю и, сами окутанные туманом, чувствуют себя как на воздушном шаре, что висит среди туч.