Чем символический смысл дороги. Урок литературы Урок Многогранный образ дороги по поэме Н
>Сочинения по произведению Мертвые души
Образ дороги
Поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души» считается одним из лучших произведений автора и занимает достойное место в русской литературе XIX века. Это произведение имеет глубинный смысл и раскрывает сразу несколько насущных тем. Автор сумел мастерски показать Россию того периода и последние дни крепостничества. Особое место в произведении занимает тема дороги. Главный герой, Павел Иванович Чичиков , путешествует из города в город в поисках «продавцов» мертвых душ. Именно через движение главного героя по дорогам складывается широкая картина жизни на Руси.
Поэма начинается «дорогой» и заканчивается ею же. Однако если вначале Чичиков въезжает в город с надеждами на скорое обогащение, то в конце он убегает из него, чтобы спасти свою репутацию. Тема дороги чрезвычайно важна в произведении. Для автора дорога – это олицетворение жизни, движения и внутреннего развития. Дорога, по которой едет главный герой, плавно превращается в дорогу жизни. Когда он плутает по запутанным дорогам, пролегающим в глуши, порой никуда не ведущим, это символизирует обманный путь, который он выбрал для своего обогащения.
В произведении есть примечательная фраза, которую роняет помещица Коробочка и, которая раскрывает суть дороги. Когда Чичиков интересуется у нее, как добраться до большой дороги, она отвечает, что объяснить не мудрено, да поворотов много. Эти фразы несут символический смысл. Читателю вместе с автором предлагается подумать над тем, как же добраться до «большой дороги» жизни. И тут же звучит ответ, что добраться то можно, только препятствий и трудностей на пути будет много. Таким образом, автор на протяжении следующих глав выступает в роли провожатого и ведет своего героя по запутанным дорогам из одного поместья в другое.
В завершающей главе следует лирическое отступление о дорогах России. Это своеобразный гимн движению, в котором Русь сравнивается с несущейся тройкой. В этом отступлении автор переплетает свои две любимые темы: тему дороги и тему России. В нем просматривается смысл исторического движения страны. Для автора именно в дороге заключается вся русская душа, ее размах и полнота жизни. Таким образом, дорога в произведении – это и есть сама Русь. Она должна привести страну к лучшему, светлому будущему. Более того, она должна возродить общество, запутавшееся в противоречиях жизни.
«Мертвые души» - гениальное произведение Николая Васильевича Гоголя. Именно на него Гоголь возлагал главные свои надежды.
Сюжет поэмы Гоголю подсказал Пушкин. Александр Сергеевич был свидетелем мошеннических сделок с «мертвыми душами» во время кишиневской ссылки. Он состоял в том, как ловкий пройдоха нашел в русских условиях головокружительно смелый способ обогащения.
Работу над поэмой Гоголь начал осенью 1835 года, в то время он еще не приступил к написанию «Ревизора». Гоголь в письме Пушкину писал: «Сюжет растянулся в предлинный роман и, кажется, будет смешон... Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь» При написании «Мертвых душ» Гоголь преследовал цель - показать лишь темные стороны жизни, собрав их «в одну кучу». Позже Николай Васильевич на первый план выводит характеры помещиков. Эти характеры создавались с эпической полнотой, вобрали в себя явления всероссийской значимости. Например, «маниловщина», «чичиковщина» и «ноздревщина». Гоголь также пытался в своем произведении показать не только плохие, но и хорошие качества, давая понять, что существует путь к духовному возрождению.
По мере написания «Мертвых душ» Николай Васильевич называет свое творение не романом, а поэмой. У него появился замысел. Гоголь хотел создать поэму по аналогии «Божественной комедии», написанной Данте. Первый том «Мертвых душ» мыслится как «ад», второй том - «чистилище», а третий - «рай».
Цензура изменила название поэмы на «Похождения Чичикова, или Мертвые души» и 21 мая 1842 года из печати вышел первый том поэмы.
Самый естественный способ повествования - показ России глазами одного героя, откуда и вытекает тема дороги, ставшая стержневой и связующей темой в «Мертвых душах». Поэма “Мертвые души” начинается с описания дорожной брички; основное действие главного героя - путешествие.
Образ дороги выполняет функцию характеристики образов помещиков, которых посещает одного за другим Чичиков. Каждая его встреча с помещиком предваряется описанием дороги, поместья. Например, вот как описывает Гоголь путь в Маниловку: “Проехавши две версты, встретили поворот на проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре версты, кажется, сделали, а каменного дома в два этажа все еще не было видно. Тут Чичиков вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст, то значит, что к ней есть верст тридцать”. Дорога в деревне Плюшкина напрямую характеризует помещика: “Он (Чичиков) не заметил, как въехал в середину обширного села со множеством изб и улиц. Скоро, однако же, дал заметить ему это препорядочный толчок, произведенный бревенчатою мостовою, перед которой городская каменная была ничто. Эти бревна, как фортепьянные клавиши, подымались то вверх, то вниз, и необерегшийся ездок приобретал или шишку на затылок, или синее пятно на лоб... Какую-то особенную ветхость заметил он на всех деревенских строениях...”
«Город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных… Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, где магазин с картузами и надписью: «Иностранец Василий Федоров», где нарисован был бильярд… с надписью: «И вот заведение». Чаще же всего попадалась надпись: «Питейный дом»
Главная же достопримечательность города NN -- чиновники, а главная достопримечательность его окрестностей -- помещики. И те, и другие живут за счет труда других людей. Это трутни. Лица их усадьб -- это их лица, а их деревни -- точное отражение хозяйственных устремлений хозяев.
Гоголь для того чтобы описать всесторонне он использует и интерьеры. Манилов - это «пустая мечтательность», бездейственность. Казалось бы, усадьба его устроена весьма неплохо, даже «были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций, «видна была беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления»…».Но в доме все же чего-то «вечно недоставало: в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей... но на два кресла ее недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею...», «в иной комнате и вовсе не было мебели», «ввечеру подавался на стол очень щегольской подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале...». Вместо того чтобы взяться и довести благоустройство дома до конца, Манилов предается несбыточным и бесполезным мечтам о том, «как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян».
Коробочка олицетворяет собой «ненужное» накопительство. Кроме «говорящей» фамилии эту героиню ярко характеризует еще и внутренне убранство комнаты: «...за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок...».
В доме разгильдяя Ноздрева нет никакого порядка: «Посередине столовой стояли деревянные козлы, и два мужика, стоя на них, белили стены... пол весь был обрызган белилами».
А Собакевич? Все в его доме дополняет « медвежий » образ Михаила Семеновича: «...Все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома; в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь. Стол, кресла, стулья -- все было самого тяжелого и беспокойного свойства,-- словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: "И я тоже Собакевич!» или: «И я тоже очень похож на Собакевича!" ».
Крайнюю степень нищеты, скопидомство хозяина обличает описание «обстановки» в доме Плюшкина, которого мужики прозвали «заплатанной». Автор посвящает этому целую страницу, для того чтобы показать, что Плюшкин превратился в «прореху на человечестве»: «На одном столе стоял даже сломанный стул и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину... На бюре... лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом... лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресла, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами... кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке...» и т. д. -- это то, что было в понимании хозяина более ценным. «В углу комнаты была навалена на полу куча того, что погрубее и что недостойно лежать на столах... Высовывался оттуда отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога». Рачительность, экономность Плюшкина превратились в жадность и ненужное накопительство, граничащее с воровством и побирушничеством.
Внутренний интерьер многое может рассказать о хозяине, его привычках, характере.
Стараясь показать «всю Русь с одного бока» Гоголь охватывает многие сферы деятельности, внутренний мир, интерьеры, окружающий мир жителей губернии. Также он затрагивает и тему питания. Достаточно объемно и глубоко она показывается в 4 главе поэмы.
«Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку: стоял ли возле него перец - сыпал перец, капуста ли попадалась - совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох, словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выйдет». Одна эта фраза содержит в себе и описание, скажем так, «говорящего» меню, но и личное отношение автора к этому. Декадентство помещиков и чиновников настолько укоренилось в их разуме, привычках, что оно проглядывается во всем. Трактир ничем не отличался от избы, только небольшим преимуществом площади. Посуда была менее чем в удовлетворительном состоянии: «принесла тарелку, салфетку, накрахмаленную до того, что дыбилась, как засохшая кора, потом нож с пожелтевшей костяною колодочкой, тоненький, как перочинный, двузубую вилку и солонку, которую никак нельзя было поставить прямо на стол».
Из всего вышесказанного мы понимает, что Гоголь очень тонко подмечает процесс омертвения живого - человек становится подобием вещи, «мертвой душой».
«Мертвые души» богаты лирическими отступлениями. В одном из них, находящемся в 6 главе, Чичиков сравнивает свое мировоззрение на окружающие его предметы в путешествии.
«Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли, слободка, - любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. Всякое строение, все, что носило только на себе напечатленье какой-нибудь заметной особенности, - все останавливало меня и поражало … Уездный чиновник пройди мимо - я уже и задумывался: куда он идет … Подъезжая к деревне какого-нибудь помещика, я любопытно смотрел на высокую узкую деревянную колокольню или широкую темную деревянную старую церковь…
Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомый деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!»
Все это говорит о том, что он охладел к жизни, его мало что интересует, его цель - профит. Окружающая природа, объекты больше не вызывают у него особой заинтересованности, любопытства. И в то время таким был не один Чичиков, а многие представители того времени. Это являлось доминирующим примером основной массы населения, за исключением крепостных.
Чичиков - выразитель новых тенденций развития русского общества, он - предприниматель. Достойными деловыми партнерами приобретателя, Павла Ивановича, стали все помещики, описанные в поэме «Мертвые души». Это и Манилов, Коробочка, Ноздрев, Собакевич, и Плюшкин. Именно в такой последовательности Чичиков посещал их. Это не случайно, ведь тем самым Гоголь показывал представителей этого класса с увеличением пороков, с большим падением, деградацией души. Однако выстроить ряд достойных партнеров нужно наоборот. Ведь чем более низкими, падшими, «мертвыми» были помещики, тем более спокойно они соглашались на эту аферу. Для них это не было аморальным. Поэтому достойные партнеры Чичикова выглядят так: Плюшкин, Собакевич, Ноздрев, Коробочка, Манилов.
Путешествие с Чичиковым по России - прекрасный способ познания жизни николаевской России. Это путешествие героя помогло писателю сделать поэму "Мертвые души", стихотворение - монитор жизни России на века и широко изобразить жизнь всех социальных слоев в соответствии с его планом. Путешествие предполагает дорогу, именно ее мы на всей продолжительности произведении и наблюдаем. Дорога - это тема. С помощью нее читатели понимают намного объемнее, красочнее, глубже всю обстановку на данном этапе истории. Именно с помощью нее Гоголю получается обхватить все то, что требуется для того, чтобы «описать всю Русь». Читая поэму, мы представляем себя либо незримым участником этого сюжета, либо самим Чичиковым, мы погружаемся в этот мир, общественные устои того времени. По неволи мы осознаем все прорехи в обществе, людях. На глаза бросает огромная ошибка того времени, вместо градации общества, политики, мы видим иную картину: деградация свободного населения, омертвение душ, алчность, эгоизм и многие другие недостатки, которые только могут быть у людей. Таким образом, путешествуя с Чичиковым, мы познаем не только то время с его достоинствами, но и наблюдаем огромные изъяны общественного строя, так сильно искалечившего многие человеческие души.
ПЕРЕЧИТЫВАЯ КЛАССИКУ.
Е.Н. Проскурина
ДОМ И ДОРОГА В ПОЭМЕ ГОГОЛЯ «МЕРТВЫЕ ДУШИ»
Дорога и прилегающее к ней пространство в его российском многообразии (поля, леса, деревни, губернский город) - такова топография «Мертвых душ». Нас в данной статье будут интересовать отношения дороги и дома.
По утвердившейся в гоголеведении точке зрения, дороге принадлежит ведущее место в поэме. Она задает жанровые особенности произведения, связывая его с романом-путешествием, а также с авантюрным романом, она - отправная точка лирической мысли автора, в нарративном плане дорога представляет собой связующее звено между населенными пунктами, в которых, по замыслу писателя, необходимо оказаться главному герою Чичикову и т.д. Однако дому в поэме принадлежит не меньшее место, хотя бы в плане частотности обращения Гоголя к изображению разного рода помещичьих жилищ. Принципиально важно и то, что главной целью Чичикова является обзаведение домом, семьей, потомством. Предпринимаемая же им «фантастическая» «негоция» - не более чем средство к достижению этой цели. В то же время способ реализации авантюры с «мертвыми душами» возможен для героя только через его личные контакты с помещиками - владельцами крепостных крестьян. То есть «дорожной» в своей основе идее Чичикова необходимо вступить в отношения с поместным, а значит, по преимуществу, замкнутым типом жизни, внедриться в него и, вызвав доверие, подчинить себе.
Однако несмотря на то, что дом в «Мертвых душах» располагается в околодорожном пространстве1, то есть, казалось бы, должен быть восприимчив к веяниям дороги, после знакомства с чичиковской «дорожной» идеей он проявляет устойчивость по отношению к ней, причем, каждый в своем роде.
Так, дом Манилова расположен в нескольких верстах от столбовой дороги, «на юру...,
1 Самая дальняя от столбовой дороги, по которой движется Чичиков, топографическая точка - дом Коробочки. Расположенный где-то в часе езды чичиковской брички по «плохой», развезенной дождем земле, он воспринимается героем как «глушь». Предположенное нами время может быть установлено по косвенным указаниям, имеющимся в гоголевском тексте: после бурной ночи Чичиков проснулся в доме Коробочки в десять часов. Трудный разговор с «дубинноголовой» хозяйкой, обильная трапеза с блинами, пирогом с яйцом, время на закладку брички наверняка заняли не менее часа. А в полдень чичиковский экипаж был уже на главной дороге.
Елена Николаевна Проскурина - кандидат филологических наук, старший научный сотрудник сектора литературоведения Института филологии СО РАН.
открытом всем ветрам»2. Эта «открытость», символизирующая, на первый взгляд, восприимчивость хозяина ко всему новому, на деле проявляется не более чем в обустройстве им усадьбы на английский манер и в экзотических именах его сыновей: Фемистоклюс и Алкид. За пределы этой «смеси» английского с греческим дело движется с трудом: чичиковское предложение «передать, уступить» ему «мертвых крестьян» никак не укладывается в голове Манилова. Услышав «такие странные и необыкновенные вещи, каких еще никогда не слыхали человеческие уши» (19S), он «вынул тут же чубук с трубкою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут» (196); «Наконец... поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему [Чичикову] в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он» (196); «потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума» (196). В продолжение дальнейшего разговора Манилов «конфузится», «мешается», «совершенно теряется» и успокаивается лишь после заверения Чичикова в том, что обязанность для него - «дело священное» и он «немеет пред законом» (197). При этом, однако, «в толк самого дела он все-таки никак не вник» (197), но был «душевно» рад уж тем, что «доставил гостю своему небольшое удовольствие» (199). «Удовольствие» же состояло в том, что Манилов не принял у Чичикова денег за его «фантастическое желание» и даже взял на себя оформление купчей. То есть мысль о личной выгоде от чичиковского предприятия также оказалась Манилову недоступной. А после отъезда Чичикова он вновь предался привычным для него размышлениям:
«Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом через эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах... Странная просьба Чичикова прервала вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина» (199-200).
Из приведенных примеров можно увидеть, во-первых, что чичиковская идея, которую Ма-
2 Гоголь Н. Мертвые души // Гоголь Н. Избранные сочинения: в 2-х т. Т. 2. М., 1984. С. 186. Далее цитаты из текста приводятся по этому изданию с указанием страниц в скобках. Курсив в цитатах мой - Е.П.
нилов определил для себя как «неслыханную» и «фантастическую», так и не проникла в его сознание, во-вторых, она никаким образом не повлияла на его устоявшийся тип жизни, лишь дала новый повод для долгих бесплодных раздумий.
Приезд к Ноздреву3 не был сопровожден для Чичикова никакими дорожными проблемами. Возможно, потому, что ехал он с самим Ноздревым, а значит, о дороге можно было не думать и не справляться; а возможно и то, что ноздревская деревня с барским домом располагалась прямо у главной дороги. Во всяком случае, туда герой попадает «между тем», словно поддавшись авторским дорожным размышлениям о ноздревском «типе», то есть без затруднений, как бы между прочим, а оттуда, напуганный приемом Ноздрева, скачет сразу «во весь дух», «во всю пропалую».
Надо отметить, что само жилище Ноздрева мало похоже на приватное пространство и больше подходит под понятие «дом у дороги»4, куда хозяин готов привезти всякого, даже почти незнакомого человека, лишь бы была возможность реализовать собственную «юркость и бойкость характера». В этом отношении Нозд-рев принадлежит к «дорожному» типу людей даже в большей степени, чем Чичиков, ибо его авантюризм - это, можно сказать, состояние души, в то время как авантюризм Чичикова - больше дань жизненной необходимости. Итогом своего предприятия последний видит домашний очаг, в то время как у Ноздрева отсутствует хоть какая-то идея личного будущего. Поэтому совсем не случайно (и отнюдь не безосновательно, как мы знаем) Чичиков почувствовал в ноздрев-ской деструктивности опасность для своего «дела».
Что же касается ноздревской реакции на чичиковскую «негоцию», то она полностью соответствует типу характера персонажа. Ноздрев не больше Манилова понимает существо чичиковского предприятия («А на что тебе?», «Да зачем же они тебе?» - за эти пределы его вопросы о мертвых душах не выходят), но чувствует за ним какой-то немалый интерес («Ну уж, верно, что-нибудь затеял. Признайся, что» (231)) и в силу личного авантюризма, а также по причине карточного проигрыша пытается выжать из идеи своего гостя собственную выгоду: торгует Чичикову все, что можно продать (лошадей, щенков, шарманку...), пускается обыграть его в карты, в шашки. То есть хочет надуть Чичикова так же, как надувал до него многих простаков, но при этом, что принципиально важно,
3 В данной работе в связи с собственными исследовательскими задачами мы нарушаем последовательность посещения Чичиковым помещичьих усадеб.
4 Об особенностях модели «дом у дороги» см.: Проскурина Е.Н. Мотив дом у дороги в русской литературе Х1Х-ХХ веков // Сюжеты и мотивы русской литературы. Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Вып. 5. Сборник научных трудов. Новосибирск, 2002. С. 148-171.
теми способами, которые входят в разряд традиционных «барских» развлечений. Когда же его затея не удается, Ноздрев так же использует привычный для него прием: пытается избить своего гостя силами дворовых людей. И лишь неожиданный приезд жандармов мешает осуществиться его затее. Следует отметить, что тип поведения Ноздрева в сцене с Чичиковым (неумение остановиться на предмете разговора, перескакивание с одного на другое и пр.), при всей внешней решительности его действий, указывает на то, что он здесь больше развлекается, так сказать, тешит «бойкость характера», чем осуществляет коммерческую сделку.
Таким образом, как и Манилов, Ноздрев после знакомства с чичиковской идеей остается верен сам себе. Несмотря на кажущуюся заинтересованность, мысль о личной выгоде его по-настоящему как будто и не захватывает. И, думается, в силу той же причины, что и Манилова: слишком необычной, «завиральной», то есть чуждой, представляется даже ему, при всей его «юркости», мысль о купле-продаже «мертвых душ», и, не понимая, как к ней относиться, он не принимает ее всерьез. Хотя не обходится здесь и без того, что собственная необузданная натура, что называется, начинает бить у Ноздрева через край, и в запальчивости он упускает реальную для себя возможность извлечения, хоть и небольшой, денежной суммы, в которой нуждается не на шутку.
В деревню Плюшкина, которая в поэме представлена как «обширное село со множеством изб и улиц» (258), Чичиков попадает незаметным для себя образом. Можно предположить, что она расположена в непосредственной близости от столбовой дороги, иначе дали бы о себе знать проселочные неудобства, как тот «препорядочный толчок» на бревенчатой деревенской мостовой, который и вывел из дорожных раздумий нашего героя. Дом Плюшкина оказался за несколькими поворотами от дороги, «где цепь изб прервалась и наместо их остался пустырем огород или капустник, обнесенный низкою, местами изломанною городьбою» (259). При таком общем придорожном положении, однако, как сама деревня, так и дом помещика оставляют наибольшее во всем произведении впечатление затхлости, заброшенности, разрушения. Тенденции дороги, связанные с динамизмом, изменениями, новизной, здесь оказываются совершенно не ощутимы. Местоположение же плюшкинского дома: на пустыре, «где цепь изб прервалась», то есть в самой дальней от дороги точке - в этом плане носит несомненно символический характер.
Первая реакция Плюшкина на чичиковское предложение практически совпадает с реакцией Манилова: «Он, вытаращив глаза, долго смотрел» (267) на своего гостя, не постигая существа его идеи. Но совершенно успокоился после уве-
рений Чичикова, что тот «готов и на убыток» исключительно для «удовольствия» «почтенного, доброго старика». Такая почти детская наивность, открывшаяся у подозревающего всех и вся Плюшкина, лишний раз говорит об эксклюзивности, ни-на-что-не-похожести чичиковского предприятия. Однако после того, как нечаянный гость берет «на свой счет» «даже издержки по купчей», Плюшкин тут же заключает, что он «должен быть совершенно глуп... При всем том он, однако ж, не мог скрыть своей радости... Вслед за тем он начал... на Чичикова смотреть подозрительно. Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными.» (268-269). Вся эта сложная палитра чувств Плюшкина свидетельствует об одном: абсолютной непостижимости для него смысла приобретения мертвых душ.
Меньше всех удивлен чичиковским предложением Собакевич. Его реакция предельно лаконична и делова: «Вам нужно мертвых душ? ... Извольте, я готов продать...» (250). При этом он заламывает такую баснословно высокую за них цену, что реакция на нее Чичикова сродни той, что выказывают Манилов или Плюшкин в отношении самого предмета торга:
«- По сту! - вскричал Чичиков, разинув рот и поглядевши ему [Собакевичу] в самые глаза, не зная, сам ли он ослышался, или язык Собакевича по своей тяжелой натуре, не так поворотившись, брякнул вместо одного другое слово» (250).
При этом, однако, Собакевич не больше других понимает существо чичиковской затеи. Он лишь «смекает», что «покупщик, верно, должен иметь здесь какую-нибудь выгоду» (250), а в процессе торга на реплику Чичикова о его «предмете»: «Что ж он стоит? Кому нужен»,
Неопределенно-философски отвечает: «Да вот вы же покупаете, стало быть, нужен» (252). И в силу личной «деловитости» пытается выбить максимальную для себя выгоду. Однако выгода эта, так сказать, разового характера. Чичиков в доме-крепости Собакевича - залетная птица. Как приехал - так и уехал, оставив хозяина в том же герметичном пространстве, в котором вековал тот всю свою жизнь. Мысль о том, чтобы сделать торговлю мертвыми крестьянами своим постоянным «промыслом», даже не возникает в голове Собакевича.
Следует обратить внимание и на местоположение дома этого помещика. Во-первых, саму его деревню Чичиков увидел еще с дороги. Так же и дом, находящийся «посреди» деревни, был им замечен сразу. Когда же Чичиков выезжает из усадьбы Собакевича, он поворачивает «к крестьянским избам., чтобы нельзя было видеть экипажа со стороны господского двора» (256). То есть столбовая дорога хорошо просматривается с крыльца дома Собакевича, что в данном случае совсем не желательно Чичикову, намере-
вающемуся нанести визит Плюшкину. Поэтому он вынужден ехать в объезд.
Таким образом, во всех приведенных нами случаях помещичий дом находится либо в относительной, либо в непосредственной близости от дороги. При этом, однако, дорога еще не внедрилась и на протяжении сюжета так и не внедряется в образ жизни помещиков. Такие разные типы жизнеустройства, которые представлены в гоголевской поэме, возможны только в случае обособленности, крайней приватности домоводства. То есть дорога для гоголевских помещиков
Не более чем средство связи с губернским городом, при этом связи, отнюдь не размыкающей герметичного пространства их жизни. Все иные функции дороги в поэме либо относятся к авторскому плану, либо связаны с главным героем.
Здесь, однако, следует специально остановиться на таком персонаже, как Коробочка, ибо именно ей предстоит, так сказать, сбить с дороги «негоцию» Чичикова. Намек на эту функцию персонажа заключен в самой истории появления героя у ворот дома Коробочки, куда, сбившись с пути во время грозы, его завозит подвыпивший Селифан. Само полное имя: Настасья Петровна Коробочка - имеет смыслообразующее значение в плане сюжетной характеристики героини: в нем заключена двойная маркировка предельной закрытости ее сознания и образа жизни. Так, если Михайло Семенычем, Михайло Иванычем, Михайло Потапычем обычно в русских сказках зовут медведя, то Настасья Петровна в них - имя медведицы. О «медвежьем», то есть тяжеловесном, берлогообразном жизнеустройстве Михаила Семеновича Собакевича не раз прямо говорится в гоголевском произведении. Намек на тот же тип домоводства, только с еще большей степенью закрытости (вспомним, что дом Коробочки занимает самую дальнюю позицию от дороги. См. прим. 1 к данной статье), содержит как имя героини, так и ее необычная фамилия.
Однако не кому иному, как живущей в «глуши» Коробочке, с ее неповоротливым умом, предстоит разрушить планы Чичикова. Именно она - единственная из всех героев поэмы (впрочем, как и они, ничего не понимая в смысле самой сделки) всерьез боится в ней прогадать, по каковой причине и выбирается из своей «деревеньки» и едет в город, чтобы узнать, «почем ходят мертвые души и уж не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их, может быть, втридешева» (311).
Таким образом Коробочкина «дубинного-ловость» оказывается сродни чичиковской смекалке (намек на родство этих персонажей содержится в эпизоде их утреннего разговора:
«А позвольте узнать фамилию вашу. Я так растерялся. приехал в ночное время.
Коробочка, коллежская секретарша.
Покорнейше благодарю. А имя и отчество?
Настасья Петровна.
Настасья Петровна? Хорошее имя Настасья Петровна. У меня тетка родная, сестра моей матери, Настасья Петровна» (208)).
Она в большей степени, чем другие «продавцы», реализует здесь свой интерес, осуществляет собственную «негоцию». Причем, Коробочка подозревает в чичиковской идее некий многоразовый проект, способный стать одной из статей ее постоянного дохода («Право, . мое такое неопытное вдовье дело! Лучше ж я маленько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам (211)). Выгода Чичикова ее в данном случае не интересует, да она и не под силу ее уму, о чем свидетельствует сцена их торга. Ей важно прежде всего не прогадать самой. Именно идея личной долгосрочной выгоды, заявленная еще в разговоре о казенных подрядах, заставляет ее двинуться из собственной «глуши» в город «на долгих». Можно сказать, что здесь дороге «удается» разомкнуть жизненное пространство персонажа, да еще такого, который, кажется, менее всех других способен к переменам.
Созданная Коробочкой таким неожиданным образом новая «дорожная» интрига вступает в противоречие с предприятием Чичикова и в результате разрушает его планы. Тем самым происходит переход героини из одной группы персонажей - персонажей дома - в другую: персонажей дороги, которая теперь представлена уже тремя персонами: Чичиковым, Ноздревым и Коробочкой. Не случайно именно этой троице отведена главная роль в конце первого тома поэмы. Возникающее за счет финальных событий усложнение «дорожной» интриги задает возможность нового для литературы гоголевского периода буржуазного по своему существу конфликта. И здесь в тексте, а точнее, в подтексте произведения возникают новые семантические интенции, связанные с мотивом дороги: в его звучании появляются «не бранные» до того звуки, выявляющие возможности дорожного хронотопа как опасного пространства, чреватого не только позитивными переменами, но и деструкцией, разрушением традиционного жизненного уклада. Возникнув в литературе Х1Х в., в полную силу они заявят о себе в литерат5уре века ХХ, о чем нам уже приходилось писать. В этом смысловом контексте гоголевский дом предстает в иной для себя ипостаси: как пространство, противостоящее разрушающей дороге и тем самым выступает как оплот и защитник исконных традиций.
Что касается губернского города, то после откровений Ноздрева и появления Коробочки он оказался в полном недоумении. Смысл чичиковской идеи его обывателям столь же не под силу, что и помещикам:
5 См.: Проскурина Е.Н. Указ. соч.
«Что за притча, в самом деле, что за притча эти мертвые души? Логики нет никакой в мертвых душах; как же покупать мертвые души? где ж дурак такой возьмется? и на какие слепые деньги станет он покупать их? и на какой конец, к какому делу можно приткнуть эти мертвые души?» (321) -
такой была реакция «обитателей и чиновников города». В результате «дорожное» предприятие Чичикова вывело их из привычного сонного состояния: все они вдруг - в полном соответствии с открывшейся интригой - оказались на дороге:
«Вылезли из нор все тюрюки и байбаки, которые по-залеживались в халатах по нескольку лет дома... Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства... словом, оказалось, что город и люден, и велик, и населен как следует. ... На улицах показались крытые дрожки, неведомые линейки, дребезжалки, колесосвистки...» (322).
Завершением этой «дорожной» ситуации оказались похороны прокурора, на которые вышел весь город, выстроившись пешком, в каретах и на дрожках в бесконечную погребальную процессию, словно предвещающую завершение устоявшегося круга жизни и начало следующего, наступающего с приездом нового генерал-губернатора и пока лишь интригующего своей неизвестностью.
Однако такое «дорожное» положение было для обитателей города N делом непривычным, ибо жизнь их протекала до сих пор в атмосфере «семейственности» и напоминала жизнь большого родственного дома:
«.они все были народ добрый, жили между собой в ладу, обращались совершенно по-приятельски, и беседы их носили печать какого-то особенного простодушия и короткости: «Любезный друг Илья Ильич!», «Послушай, брат, Антипатор Захарьевич!», «Ты заврался, мамочка, Иван Григорьевич» ... словом, все было очень семейственно» (294).
В свою городскую «семью» обыватели с готовностью приняли и Чичикова, решив его даже женить на невесте из своего круга, чтобы заставить осесть в городе:
«- Нет, Павел Иванович! Как вы себе хотите, это выходит избу только выхолаживать: на порог да и назад! Нет, вы проведите время с нами! Вот мы вас женим: не правда ли, Иван Григорьевич, женим его?
Женим, женим! - подхватил председатель. - Уж как ни упирайтесь руками и ногами, мы вас женим! Нет, батюшка, попали сюда, так не жалуйтесь...» (290-291).
Само слово «батюшка», с которым обращается председатель к Чичикову, уже говорит о том, что он введен в круг городской «семьи», где всех по-родственному называют «братом», «другом», «мамочкой», «батюшкой». После согласия Чичикова жениться («зачем упираться руками и ногами, - сказал, усмехнувшись, Чичиков, . была бы невеста» (291)) председатель радостно кидается к нему «в излиянии сердечном» с теми же родственными обращениями: «Душа ты моя! Маменька моя!»» (291).
В такой «семейственной» атмосфере идея дома по-настоящему овладевает сердцем Чичикова, который «воображал себя уже настоящим херсонским помещиком, говорил об разных улучшениях: о трехпольном хозяйстве, о счастии и блаженстве двух душ» и даже «стал читать Собакевичу послание в стихах Вертера к Шарлотте» (291), неожиданно резонируя с «домашним» романтизмом горожан, где «председатель палаты знал наизусть «Людмилу» Жуковского... и мастерски читал многие места, особенно: «Бор заснул, долина спит» ... Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, из которых делал весьма длинные выписки.» (294-295).
Как видим, беспрепятственно-легкое включение Чичикова в круг городских обывателей обусловлено не только его умением нравиться, способностью к мимикрии и слухами о его миллионном состоянии, но и внутренней готовностью самого Чичикова стать для них «своим».
При этом губернский город, куда привела героя дорога, живет той жизнью, которой живут десятки таких же российских губернских городов: все недостатки его обывателей (воровство, взяточничество, недобросовестность чиновников и пр.) типичны для российской жизни. Поэтому, приняв Чичикова за «своего», обитатели города видят в нем типичного «господина средней руки», то есть понятного, привычного, родного по духу и интересам человека. Слух же о чичиковских миллионах лишь добавляет ему веса в обществе. Отчуждение же героя из круга городской «семьи» происходит не по причине выявления его недобросовестности, а тогда, когда обществу не удается внутренне адаптировать идею приобретения мертвых душ.
Как помним, не сумев вместить в сознание, «что бы такое могли значить эти мертвые души» (317), женская половина городского общества сошлась на мысли о том, что «это просто выдумано только для прикрытья, а дело вот в чем: он хочет увезти губернаторскую дочку» (318). В этом чисто женском способе алогичного объяснения непонятного - через переведение его в область привычного - еще раз высвечивается мысль о противоестественности самой чичиковской идеи. Но поскольку при этом опасность увоза губернаторской дочки вполне реальна, если учесть холостяцкое положение Чичикова и его готовность жениться, то захваченная этой мнимой интригой женская часть общества, в том числе и губернаторша, почувствовавшая себя оскорбленной «как мать семейства, как первая в городе дама» (323), тут же выводит нашего героя из разряда людей своего круга. В итоге швейцару губернаторского дома «дан был
строжайший приказ не принимать ни в какое время и ни под каким видом Чичикова» (323).
Похожий прием был оказан герою и мужской частью губернского города:
«все или не приняли его, или приняли так странно, такой принужденный и непонятный вели разговор, так растерялись и такая вышла бестолковщина из всего, что он усомнился в здоровье их мозга» (340).
Однако и «мужской партии» чичиковская идея была не яснее, чем женской:
«Все у них было как-то черство, неотесанно, неладно, негоже, нестройно, нехорошо, в голове кутерьма, сутолока, сбивчивость...» (324).
Но при этом именно мужчины почувствовали, что «главный предмет, на который нужно обратить внимание, есть мертвые души, которые, впрочем, черт знает что значат...» (324). Связав их с назначением нового губернатора и испугавшись последствий собственной служебной недобросовестности, приплетя сюда Наполеона и историю капитана Копейкина, «мужская партия», однако же, так и не смогла приблизиться к истинной сути чичиковской «негоции». То есть, как и женщины, мужчины губернского города пытаются постичь идею покупки мертвых душ через введение ее в круг понятных жизненных явлений. Но она оказывается невероятнее даже самых парадоксальных предположений, к каковым отнесены побег Наполеона и тайное его появление в городе N и история капитана Копейкина.
Таким образом, «свой», «привычный», принятый городским обществом как родной Чичиков на поверку оказывается непонятным, инородным чужаком. Его выведение обитателями города N из разряда «своих» не оставляет ему иного выхода, как с неопределенным чувством покинуть город-дом и пуститься дальше осуществлять свое дорожное предприятие.
Судя по опубликованным главам второго тома «Мертвых душ», Чичикову удается достаточно успешно проводить в дальнейшем свою «негоцию». Однако не эта дорога становится его путем к дому. Скрещиваясь с мотивом пути в первом томе на уровне авторского плана, в дальнейшем, во втором и третьем томах поэмы мотив дороги, по замыслу Гоголя, должен все в большей степени сблизиться с идеей жизненно -го пути героя, причем, в его духовном, возрождающем понимании. Тем самым и на уровне плана героя мотив дороги должен изменить свое векторное направление: с горизонтального на вертикальное. Объединившись в результате в мотив пути-дороги, эти два изначально разных мотива задают и новую идею дома в соответствии с той духовной задачей, которую Гоголь считал главной для всего своего художественного творчества.
М.А. Слабоус
ДВГГУ, филологический факультет, 3 курс
СИМВОЛИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО «ДОРОГИ»
В ПОЭМЕ «МЕРТВЫЕ ДУШИ»
Поэме «Мертвые души» посвящены многие исследования. Произведение классика рассматривалось в самых разнообразных аспектах. В поэме выделяют историко-философский план повествования, отмечают ее символическую многозначность; акцентировалось внимание на особом значении лирических отступлений. Конечно, нельзя сказать, что тема дороги в «Мертвых душах» осталась вне поля исследовательского внимания. Напротив, трудно найти работы, где тема эта не оговаривается. Для поэмы, сюжет которой строится на путешествии, «странничестве» персонажа, образ дороги, разумеется, является ключевой. В настоящей статье ставится задача исследования символического плана образа дороги в поэме «Мертвые души».
Осмысление образа дороги в «Мертвых душах» имеет свою традицию. Еще Андрей Белый (1880-1934) в книге «Мастерство Гоголя» включил в контекст своего рассмотрения образ дороги, связал мотивы «ухода», «сворачивания» Чичиковым с главной дороги с неожиданными поворотами в логике протекания событий.
В сказанном отношении интересна работа М.Гуса (1900-1984) «Живая Россия и «Мертвые души», где автор прослеживает историю путешествия Чичикова; доказывает, что в поэме Гоголя читатель видит не только путешественника реального, но и невидимого, своего рода лирического героя, который дает собственную оценку деяниям Чичикова.
Наиболее последовательно к этому образу обращался И.П. Золотусский (1930). Исследованию личности Н.В.Гоголя и его творчества он посвятил две объемные работы: «По следам Гоголя» и «Поэзия прозы». В первой книге, посвященной биографии писателя, ученый отмечает, что автору «Мертвых душ» тема дороги близка еще и потому, что он сам много путешествовал. В другом исследовании И. Золотусский обращает внимание на неоднозначность и многосмысленность образа птицы-тройки, тонко анализирует солярные образы колеса и копейки.
Следует назвать и работу Ю.М. Лотмана (1922-1993) «О «реализме» Гоголя». Ю.М.Лотман подошел к исследованию значения образа дороги в поэме с теоретической стороны. Он, вслед за М.М. Бахтиным, называет дорогу универсальной формой организации пространства и проводит тонкую линию между синонимами «путь» и «дорога», разграничивая их.
Прежде чем перейти к непосредственному анализу символического образа дороги, используемого Н.В.Гоголем в «Мертвых душах», напомним небольшой диалог, которым открывается повествование: «Вишь ты, – сказал один другому, - вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» – «Доедет», - отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» - «В Казань не доедет», - отвечал другой» .
Диалог представляет собой спор двух простых мужиков о колесе. С такого разговора начинается путешествие Чичикова. Может показаться, что этот эпизод представляет весьма бытовую картину и никакого отношения к дальнейшему повествованию, за исключением того, что колесо принадлежит бричке Чичикова, не имеет. Однако, спор, предваряющий дальнейшее повествование, несет на себе важную смысловую нагрузку. В мифологии с образом колеса связываются различные представления, общей основой которых является рассмотрение образа колеса как образа циклического ритма, непрерывности мироздания. В процессе чтения читатель неоднократно сталкивается с мотивом циклически замкнутого пространства: действие поэмы начинается в городе N и заканчивается здесь же, во время посещения помещиков Чичикову приходится постоянно съезжать со столбовой дороги и снова возвращаться.
Помимо Н.В.Гоголя, к образу колеса прибегали и некоторые другие русские писатели, среди них можно выделить А.Н.Островского (1904-1936). В пьесе «Доходное место» он изобразил в виде колеса фортуну: «Судьба все равно что фортуна... как изображается на картине... колесо, и на нем люди... поднимается кверху и опять опускается вниз, возвышается и потом смиряется, превозносится собой и опять ничто... так все кругообразно. Устроивай свое благосостояние, трудись, приобретай имущество... возносись в мечтах... и вдруг наг!» . Подобным фортуне предстает перед читателем жизненный путь Чичикова от его приезда в город N и до его разоблачения на балу у губернатора.
Несмотря на всю важность образа колеса в построении сюжета поэмы, центрообразующая роль принадлежит образу дороги. Хронотоп дороги является главным способом организации художественного пространства в произведении. М.М.Бахтин (1895-1975) в своей работе «Эпос и роман» наряду с хронотопом дороги выделяет связанный с ним хронотоп встречи и говорит о том, что «дорога» - это преимущественное место случайных встреч. На дороге пересекаются пути многоразличнейших людей – представителей всех сословий, состояний и возрастов. Здесь своеобразно сочетаются ряды человеческих судеб и жизней. «Дорога» – это точка завязывания и место совершения событий. На дороге раскрывается и показывается социально-историческое многообразие страны.
А если обратиться к близкой Гоголю славянской мифологии, то оказывается, что здесь «дорога» – это ритуально и сакрально значимый локус. В подобном определении свое отражение находит многоплановая метафоризация пути-дороги: «жизненный путь», «вступить на новую дорогу», «исторический путь». Связь дороги с семантикой пути делает ее местом, где узнается судьба, проявляется удача или неудача, которые реализуются во время случайных встреч с людьми и животными. Мифологическая семантика и ритуальные функции дороги в наибольшей степени проявляются в местах скрещения двух или нескольких дорог, на развилках. Мотив дороги очень близок Н.В.Гоголю. Действие многих его сочинений происходит именно в дороге. С дороги, ведущей в Сорочинцы, открывается его первая повесть, дорогою заканчивается и последняя («Вечера на хуторе близ Диканьки»); «Мертвые души» – это дорога Чичикова.
Дорога в поэме дана в нескольких смысловых планах. В первую очередь, хронотоп дороги помогает автору наиболее полно раскрыть перед читателем характер чичиковской авантюры с мертвыми душами. Кроме того, нельзя игнорировать лирический аспект рассмотрения образа дороги. В структуру повествования автор искусно вводит лирические отступления, благодаря которым дорога оживает и становится полноправным героем поэмы.
Рассмотрим образ дороги как жизненный путь Чичикова Павла Ивановича. Целесообразным будет сравнить судьбу Чичикова, раскрывшуюся перед читателем на страницах поэмы, с «колесом фортуны» Н.А.Островского. Действительно, история Чичикова – это история его постепенного восхождения и громкого падения.
С первых страниц поэмы приезд Чичикова не производит в губернском городе N никакого шума. Тихо и незаметно бричка на мягких рессорах подкатила к воротам гостиницы. Здесь, в городе, и завязывается сюжет. Здесь еще полутаинственный Чичиков заводит знакомства, и, как в прологе, проходят почти все персонажи.
Движение начинается со второй главы. Чичиков, грея в сердце свои коварные планы, решает отправиться за город. Первым среди помещиков, которых он навестил, был Манилов. Отъезд Чичикова произвел в городе гораздо больше шума, нежели его недавний приезд. Бричка с громом выехала из гостиницы. По дороге экипаж обратил на себя внимание проходящих мимо горожан: «Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин, подай сиротеньке» . Особое внимание заслуживает обращение сироты к нашему герою: «Барин». Здесь усматривается намек на амбиции, заветную мечту Чичикова, стремящегося к тому, чтобы проделать путь от простого господина, как описывает его Гоголь в первой главе, от «ни то ни се», до «барина», перед которым даже шляпы снимают. Действие развивается по «закону колеса».
Параллельно Гоголь описывает городскую и пригородную дороги. Едва бричка выехала на мостовую, она запрыгала по камням. Мостовая здесь сравнивается с мукой, спасение от которой кучер Селифан, как и многие другие, видит в полосатом шлагбауме. Съехав с мостовой, герои понеслись по мягкой земле. Резкий диссонанс вызывает описание пригородной дороги: «Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор» .
Таким образом, Чичиков из среды высшего света, балов, погружается в более низшую среду, среду деревни, где сплошь и рядом ему придется видеть пыль и грязь. Значимы слова, которыми автор характеризует пригородную дорогу – «чушь и дичь». Дело в том, что похождения Чичикова – это не легкое путешествие по светлой столбовой дороге, напротив, ему предстоит блуждать, сворачивая с главной дороги в переулки.
Несмотря на грядущий успех сделки с Маниловым, путь до него оказался для персонажа достаточно сложным. Едва съехав с городской дороги на столбовую, Чичиков заблудился. Он проезжает пятнадцатую версту, затем шестнадцатую, но деревни все же не видит. Повествователь объясняет это явление как типичную черту русского человека: «если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст, то значит, что к ней есть верных тридцать» . Дальнейший путь следования до Маниловки подсказали мужики, встреченные Чичиковым. Примечательно описание дороги, ведущей к деревне: «Проедешь версту, так прямо направо. Там на горе господский дом» . Здесь представлена очень важная деталь. Чичиков, съезжая со столбовой дороги, поворачивает направо . Повороты, перипетии отныне становятся действенным началом сомнительного странничества Чичикова. Если графически изобразить поворот Чичикова со столбовой дороги и его возвращение на нее, то получится круг, то есть символический образ колеса, циклического ритма. Неоднократное повторение определенного действия вызывает ассоциации с совершением некоего ритуала. Ранее уже было отмечено, что именно на пересечении дороги в большей степени проявляется ее мифологическое и сакральное значение. Можно предположить, что поворот экипажа Чичикова направо перед посещением помещиков и совершением с ними купчей является неким ритуалом, своего рода заклинанием на удачу.
Итак, совершив поворот направо, Чичиков отправляется в деревню Манилова. По «закону колеса» эта сделка, первая для героя, завершилась более чем удачно. Он спешит возвратиться на столбовую дорогу, чтобы отправиться к Собакевичу. Находясь в довольном расположении духа, Чичиков не обращает никакого внимания на дорогу, которая проносится за окном. Кучер Селифан также занят своими размышлениями. Только сильный удар грома заставил очнуться обоих. Солнечные настроения вмиг сменяются мрачными.
Небесные краски сгущаются от туч, а пыльная дорога опрыскивается каплями дождя, что делает ее грязной, глинистой и тягучей. В результате этого происходит весьма правдоподобное погружение во тьму. Вскоре дождь усиливается так, что дорога становится не видна. Таким образом, судьба, или властная рука автора, заставляет бричку Чичикова свернуть с главного пути на побочный. Кучер Селифан, не в силах припомнить, сколько поворотов он проехал, сворачивает снова направо.
Автор проводит явную грань между широкой и светлой столбовой дорогой и переулком, в который съехали герои. Недаром почва за поворотом сравнивается с взбороненным полем. Коллизии путешествия Чичикова убедительно объяснил Д.С.Мережковский (1865-1941) в работе «Гоголь и черт»: столбовая дорога для Чичикова – это светлый, добрый и истинный путь в его жизни. Но, одержимый идеей разбогатеть, он вынужден сворачивать и двигаться по иному пути, темному. Но даже на поворотах Чичикова встречают неприятности: «Он [Селифан] начал слегка поворачивать бричку, поворачивал-поворачивал и наконец выворотил ее совершенно набок» . Грязью бричка Чичикова «вымажется» еще не раз. Вспомним девочку, которую Коробочка отправляет вместе с экипажем указать гостям большую дорогу. Она, ставши одной ногой на барскую ступеньку, «сначала запачкала ее грязью, а потом уже взобралась на верхушку» . Во-вторых, дождь, который прошел накануне, также дает о себе знать. Автор описывает, как колеса брички, захватывая грязную землю, «сделались скоро покрытыми ею как войлоком» . Не играют ли эти детали роль предсказания, предупреждения авантюры Чичикова? Заостряя внимание на подобных деталях, Гоголь указывает на то, что Чичиков добивается своей весьма благородной цели – разбогатеть – совсем неблагородными средствами. Это выражается в том, что, стремясь к вершинам, он ступает в грязь, и такой путь для него кажется наиболее легким. Однако, единожды совершив такой проступок, он уже не в силах отказаться от легкой «наживы», в результате чего ему приходится еще неоднократно окунуться туда, о чем и свидетельствует образ колеса, покрытого грязью, как войлоком. В ближайшей временной перспективе Чичикову предстоит почти героическая «схватка» с местной помещицей Коробочкой; а несколько далее он упадет в грязь, но уже в переносном смысле, на балу у губернатора. Это еще раз подтверждает, что действие поэмы развивается по «закону колеса».
В поэме «Мертвые души» наряду с «живыми» героями, предстающими перед читателем в человеческом облике, возникают герои «неживые» – колесо и дорога, – которые, тем не менее, несут на себе очень важную смысловую нагрузку. Колесо выступает в роли идентификатора, или лакмусовой бумажки, которая очень скоро указывает на изменения в личности главного героя, будь они внешние или внутренние. Еще вчера веселый и мечтательный, сегодня кучер Селифан, выезжая от Коробочки, «во всю дорогу суров и с тем вместе очень внимателен» . Оказавшись у Ноздрева, Чичиков и некоторые другие персонажи немедленно отправились осматривать его владения. Н.В.Гоголь описывает их следующими средствами: «Ноздрев повел своих гостей полем, которое во многих местах состояло из кочек. Гости должны были пробираться между перелогами и взбороненными нивами. Во многих местах ноги их выдавливали под собою воду» . Эту дорогу автор также награждает эпитетом «гадкая». Примечательно, что характер самого Ноздрева был подобен этой бугристой и «гадкой» дороге.
Вскоре Чичиков, осознав ошибку посещения Ноздрева, а самое главное, его посвящения в свои планы, на всех порах мчится прочь от деревни. Весь экипаж, включая запряженных в него лошадей, оказывается не в духе, поэтому мало кто обращает внимание на дорогу. И вновь мы, описывая круг, возвращаемся к тому случаю, когда Чичиков, находясь в мечтательном состоянии духа, ехал от Манилова. Дорога не прощает невнимательного к себе отношения – известная всем мудрость. Так задумано и по сюжету Н.В.Гоголя. На этот раз наши герои «опомнились и очнулись только тогда, когда на них наскакала коляска с шестериком коней и почти над головами их раздалися крик сидевших в ней дам, брань и угрозы чужого кучера» . Напомним, что мотив встречи – это важная деталь хронотопа дороги. М.М.Бахтин, как уже отмечалось выше, говорил, что преимущественным местом случайных встреч является именно дорога.
Встреча с дамами играет немаловажную роль в дальнейшем развитии сюжета. Она подготавливает Чичикова к губернаторскому балу, на котором ему предстоит вращаться среди множества представительниц высшего света. Некоторые исследователи, в частности Д.С.Мережковский, в отношении Чичикова к прекрасной девушке усматривают главную позитивную идею героя – идею к «бабенкам и Чичёнкам», которая, однако, направлена лишь на полное утверждение своего собственного существования. Однако в восхищении Чичикова проявляется его очередное стремление к «копейке». Ведь наш герой, едва произнеся «Славная бабешка!», начинает задумываться об ее положении в обществе: «А любопытно бы знать чьих она? Что, как ее отец? Богатый ли помещик почтенного нрава или просто благомыслящий человек с капиталом, приобретенным на службе? Ведь если, положим, этой девушке да придать тысячонок двести приданого, из нее бы мог выйти очень, очень лакомый кусочек» .
Поездка к Собакевичу должна была стать последним визитом Чичикова за «мертвыми душами», однако здесь он узнает о Плюшкине – местном помещике, у которого крестьяне «мрут как мухи». Гоголь не вдается в описание дороги от Собакевича к Плюшкину. Дело в том, что на данном этапе поездки читатель отвлечен лирическим отступлением и раздумьями Чичикова над прозвищем, которое мужики дали Плюшкину. В результате этого автор, стремясь наверстать потерю темпа, принимает ряд мер, чтобы привлечь внимание читателя к новому циклу. Таким образом, описание дороги возникает перед нами лишь при въезде в деревню. Здесь героев «препорядочным толчком» встретила мостовая: «бревна ее как фортепьянные клавиши, подымались то вверх, то вниз, и необерегшийся ездок приобретал или шишку на затылок, или синее пятно на лоб, или случалось своими собственными зубами откусить пребольно кончик собственного же языка» . Бревенчатая мостовая является напоминанием о городской мостовой, которая стала для кучера Селифана настоящим мучением. Заметим, что Гоголь усиливает описание деревенской мостовой, дабы указать на степень разрухи, царившей в имении Плюшкина. Однако, как и в первый раз, мучения Чичикова сулят ему удачу. Мы видим успешное совершение сделки и отъезд брички в город.
Сюжет поэмы Н.В.Гоголя строится по закону кольцевой композиции. Чичиков возвращается в губернский город N, с которого и началось его путешествие, однако возвращается в другом статусе: он известный и «богатый». Данный факт является очередным напоминанием о том, что действие поэмы строится по «закону колеса», который мы оговаривали в самом начале.
Итак, вернувшись в город, Чичиков совершает купчую. Подобно талисману, его везде сопровождает Манилов. При подписании бумаг в палате присутствует Собакевич. Примечательно, что никто из них не упоминает о том, что души мертвые, а бумаги лишь фикция. Таким образом, автор всячески отдаляет время разоблачения, давая, тем самым, Чичикову, а также и самому себе, возможность тщательно подготовиться к встрече. Сделка, тем временем, успешно завершена, и основное место действия переносится на губернаторский бал. Оба губернаторских бала (первый – знакомство с Чичиковым, всеобщие симпатии к нему, начало его успеха; второй – по сути дела, прощание с ним, скандал, рост подозрений) образуют симметричную структуру в виде рамочной конструкции. Посещение палаты, беседа с ее председателем и совершение купчей образуют соединительное звено, строго говоря, не имеющее самостоятельного композиционного значения в пределах рассматриваемого фрагмента, но актуализируемое в связи с темой позже развившегося скандала, связанного с разоблачением Чичикова.
Развеять ореол лжи вокруг фигуры Чичикова был призван Ноздрев. Он заронил семя сомнения в сознание присутствующих, которое изменило отношение к Чичикову до диаметрально противоположного. Завершить же дело была призвана Коробочка, явившаяся в город, переживая, не продешевила ли она с продажей «мертвых душ». Разоблаченный Чичиков вскоре покидает злополучный город N: «Герой наш, усевшись получше на грузинском коврике, заложил за спину себе кожаную подушку, притиснул два горячие калача, и экипаж пошел подплясывать и покачиваться» . Примечательно, что Н.В.Гоголь завершает историю Чичикова именно той галереей образов природы, которой он ее открывает: «Бричка между тем поворотила в пустынные улицы; скоро потянулись одни длинные деревянные заборы, предвещавшие конец города. Вот уже и мостовая кончилась, и шлагбаум, и город назади, и ничего нет, и опять в дороге» . Это описание, наряду с другими событиями, формирует кольцевую (или рамочную) композицию поэмы.
Подводя итоги исследования символического значения образа дороги в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души» необходимо говорить о многофункциональности данного образа. В первую очередь, как отмечал М.М.Бахтин, хронотоп дороги служит главным способом организации художественного пространства и, тем самым, способствует движению сюжета. Наряду с этим заметим, что образ дороги в рамках данной поэмы тесно связан с образом колеса, который, в свою очередь, способствует формированию определенных кругов, циклов в произведении.
Примечания
Белый, А. Мастерство Гоголя: Исследование. – М.: МАЛП, 1996. – 351 с.
Гус, М.С. Живая Россия и «Мертвые души». – М.: Советский писатель, 1981. – 336 с.
Золотусский, И.П. По следам Гоголя. – М.: Детская литература, 1984. – 191 с.
Золотусский, И.П. Поэзия прозы: статьи о Гоголе. – М.: Советский писатель, 1987. – 240 с.
Лотман, Ю.М. О «реализме» Гоголя. // Гоголь в русской критике: Антология / Составитель С.Г. Бочаров. – М.: Фортуна ЭЛ, 2008. - с. 630-652
Гоголь, Н.В. Мертвые души. // Собрание сочинений в 7 томах. / под общей редакцией С.И.Машинского и М.Б.Храпченко. – М.: Художественная литература, 1978. том 5.
Островский, А.Н. Доходное место. // Собрание сочинений в 3 томах. – М.: Художественная литература, 1987. том 1.
Бахтин, М.М. Эпос и роман. – СПб.: Азбука, 2000. – 304 с.
Жюльен, Н. Словарь символов. – Ч.: Урал Л.Т.Д., 1999. – 498 с.
Мережковский, Д.С. Гоголь и черт. – М.: Скорпион, 1906. – 219 с.
Ответы на экзаменационные вопросы по литературе 11 класс 2005г.
Шпаргалка >> Литература и русский язык... Души «мертвые» и «живые» в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» . (Билет 10) 20. Лирические отступления в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» ... повествования введены огромные географические пространства : половецкая степь. ... тоска («Зимняя дорога» ), мучает душевная...
Ответы на экзаменационные вопросы по литературе 11 класс 2006г.
Шпаргалка >> Литература и русский языкМое порядочное творение". Почему поэма ? "Мертвые души" задумывались по аналогии с... России. Не только в безвоздушном пространстве фантазии, но и в определенном, ... железной дороге" . Железная дорога здесь - образ символический . Перед нами железная дорога жизни...
Слово о полку Игореве. Основные образы. Идея патриотизма
Реферат >> Литература и русский язык... «На железной дороге» - нетрудно провести... перерастает в символическое , получающее... масштабности изображаемого пространства и времени... Мертвые души» поэмой . «Мертвые души» Н.В.Гоголя.Смысл названия и своеобразие жанра. Понятие « мертвая
Мотив дороги, пути, движения не раз возникает на страницах поэмы. Этот образ многослоен и весьма символичен. Движение главного героя в пространстве, его путешествие по дорогам России, встречи с помещиками, чиновниками, крестьянами и городскими обывателями складываются перед нами в широкую картину жизни Руси.
Скачать:
Предварительный просмотр:
Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com
Подписи к слайдам:
1 ДОРОГА В ПОЭМЕ Н.В.ГОГОЛЯ «МЁРТВЫЕ ДУШИ» Презентация выполнена учителем русского языка и литературы МАОУ «СОШ № 8» г. Назарово, Красноярского края Овчинниковой О. В.
2 Мотив дороги является центральным в создании образа Руси. Этот образ многослоен и весьма символичен. Поэма задумывалась Н. В. Гоголем по аналогии с «Божественной комедией» Данте А. «В дорогу! в дорогу!..» К ак заканчивает Гоголь одно из самых проникновенных и философских лирических отступлений в поэме?
3 Движение главного героя поэмы по дорогам России складываются в широкую картину жизни Руси. Перед глазами Чичикова и читателя проходят практически все явления российского общества. Образ дороги, запутанной, пролегающей в глуши, никуда не ведущей, только кружащей путника, - это символ обманного пути, неправедных целей главного героя.
4 Рядом с Чичиковым присутствует другой путешественник - это сам писатель. Вот его реплики: "Гостиница была... известного рода...", " город никак не уступал другим губернским городам" … Этими словами Гоголь не только подчеркивает типичность изображаемых явлений, но и дает нам понять, что незримый герой, автор, тоже хорошо знаком с ними.
5 Убогая обстановка гостиницы, приёмы у городских чиновников, выгодные сделки с помещиками вполне устраивают Чичикова, а у автора вызывают нескрываемую иронию. Оборотная сторона гоголевской сатиры - лирическое начало, стремление видеть человека совершенным, а родину - могучей и процветающей. По-разному воспринимают дорогу разные герои.
6 Чичиков испытывает удовольствие от быстрой езды. «И какой же русский не любит быстрой езды?»…может полюбоваться прекрасной незнакомкой… Но чаще он отмечает «подкидывающую силу» мостовой, радуется мягкой езде по грунтовой дороге или дремлет. Великолепные пейзажи, проносящиеся перед его глазами, не вызывают у него особых мыслей.
7 Автор тоже не обольщается увиденным: «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе... ничто не обольстит и не очарует взора». Но вместе с тем для него есть «какое-то странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!» Для Н. В. Гоголя дорога - нечто большее. В поэме есть лирические отступления, выражающие авторскую поэзию. Зачитайте их. Чем является дорога для Н. В. Гоголя?
8 Для Н. В. Гоголя в дороге «восторженной – чудной» вся русская душа, весь её размах и полнота жизни. Как бы ни сковывали русскую душу рабские сети, она всё равно остаётся духовно свободной. Таким образом, дорога для Гоголя - это Русь. Куда ведёт дорога, по которой она мчится так, что её уже не остановить: «Русь, куда несёшься ты»?
9 Реальная дорога, по которой едет Чичиков, превращается у автора в путь жизни. "Что до автора, то он ни в коем случае не должен ссориться со своим героем: ещё немало пути и дороги придётся им пройти вдвоём рука в руку..." Этим Гоголь указывает на символическое единство двух подходов к дороге, их взаимное дополнение и взаимопревращение.
10 Дорога Чичикова, прошедшая по разным углам и закоулкам N- ской губернии, как бы подчёркивает его суетный и ложный жизненный путь. В то время как путь автора, который он совершает вместе с Чичиковым, символизирует суровый и тернистый, но славный путь писателя, проповедующего "любовь враждебным словом отрицания". Реальная дорога в "Мертвых душах", с ее ухабами, кочками, грязью, шлагбаумами, непочиненными мостами, вырастает до символа "громадно несущейся жизни", символа исторического пути России.
11 И вот уже вместо чичиковской тройки возникает обобщённый образ птицы-тройки, который сменяется образом несущейся, "вдохновенной Богом" Руси. На сей раз она на истинном пути, поэтому и преобразился замызганный чичиковский экипаж в птицу-тройку - символ свободной, обретшей живую душу России.