Николай проиграл в карты. Интегрированный спаренный урок по русскому языку и литературе «Анализ эпизода «Проигрыш Ростова в карты» - сочинение -рассуждение в формате ЕГЭ
] и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку - приезжай в Английскую гостиницу». Ростов в десятом часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в Английскую гостиницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостиницы, занятое на эту ночь Долоховым.
Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
Давно не видались, - сказал он, - спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
Я к тебе заезжал, - сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему.
Можешь поставить, - сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. «Играть на счастие могут только дураки», - сказал тогда Долохов.
Или ты боишься со мной играть? - сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из-за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневною жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким-нибудь странным, большею частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но, прежде чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастье играть или наверное?» - подумал Ростов.
Да и лучше не играй, - прибавил он и, треснув разорванной колодой, сказал: - Банк, господа!
Подвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
Что ж не играешь? - сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
Со мною денег нет, - сказал Ростов.
Поверю!
Ростов поставил пять рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, то есть выиграл десять карт сряду у Ростова.
Господа, - сказал он, прометав несколько времени, - прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, - отвечал Долохов. - Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, - прибавил он Ростову.
Игра продолжалась; лакей не переставая разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до восьмисот рублей. Он надписал было над одной картой восемьсот рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
Оставь, - сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, - скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Иль ты меня боишься? - повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные восемьсот и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком восемьсот, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова и, с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшие колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну две тысячи рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось тысяча двести рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш тысячи шестисот рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его - шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме - с такою силою, ясностью и прелестью представилась ему, как будто все это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде направо, чем налево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще не испытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он все-таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из-под рубашки, положили колоду карт и взялись за подаваемый стакан и трубку.
Так ты не боишься со мной играть? - повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
Ну, мечи же! - сказал Ростов.
Ох, московские тетушки! - сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
Ааах! - чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первою картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
Однако ты не зарывайся, - сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова и продолжая метать.
Глава XIV
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности, запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из-под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!.. И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!.. И зачем же это он делает со мной?..» - думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить ее и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке, и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш; то за помощью оглядывался на других играющих; то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, - говорил он сам себе, - что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, - говорил он сам себе. - Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого-нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно, когда я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой, я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я все так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось и что такое совершилось? Я здоров, силен и все тот же, и все на том же месте. Нет, это не может быть! Верно, все это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была идти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов стукнул колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
Ужинать, ужинать пора! Вон и цыгане! - Действительно, с своим цыганским акцентом уже входили с холода и говорили что-то какие-то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что все было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. - Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Все кончено, я пропал! - думал он. - Теперь пуля в лоб - одно остается», - и вместе с тем он сказал весёлым голосом:
Ну, еще одну карточку.
Хорошо, - отвечал Долохов, окончив итог, - хорошо! двадцать один рубль идет, - сказал он, указывая на цифру двадцать один, рознившую ровный счет сорока трех тысяч, и, взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных шести тысяч старательно написал двадцать один.
Это мне все равно, - сказал он, - мне только интересно знать, убьешь ты или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые, с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из-под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
За вами сорок три тысячи, граф, - сказал Долохов и, потягиваясь, встал из-за стола. - А устаешь, однако, так долго сидеть, - сказал он.
Да, и я тоже устал, - сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его:
Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов, вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
Я не могу вдруг заплатить все, ты возьмешь вексель, - сказал он.
Послушай, Ростов, - сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, - ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», - думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
Твоя кузина… - хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! - крикнул он с бешенством.
Так когда получить? - спросил Долохов.
Завтра, - сказал Ростов и вышел из комнаты.
Глава XV
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было нетрудно, но приехать одному домой, увидать сестер, брата мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа, в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов, с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд и, хлопая по ним своими коротенькими пальчиками, брал аккорды и, закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам! -
Прекрасно! отлично! - кричала Наташа. - Еще другой куплет, - говорила она, не замечая Николая.
«У них все то же», - подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать со старушкой.
А! вот и Николенька! - Наташа подбежала к нему.
Папенька дома? - спросил он.
Как я рада, что ты приехал! - не отвечая, сказала Наташа. - Нам так весело! Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
Нет, еще не приезжал папа, - сказала Соня.
Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок, - сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы все слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
Ну, хорошо, хорошо, - закричал Денисов, - теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
Что с тобой? - спросила мать у Николая.
Ах, ничего, - сказал он, как будто ему уже надоел этот все один и тот же вопрос. - Папенька скоро приедет?
Я думаю.
«У них все то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?» - подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь! Что она может петь? И ничего тут нет веселого», - думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я бесчестный, я погибший человек. Пулю в лоб - одно, что остается, а не петь, - подумал он. - Уйти? но куда же? Все равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» - спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что-нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой было так весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. «Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю», - почувствовала она и сказала себе: «Нет, я, верно, ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я».
Ну, Соня, - сказала она и вышла на самую середину зала, где, по ее мнению, лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно-повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась посередине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» - как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! - подумал Николай, глядя на сестру. - И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по-детски, уж не было в ее пении этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки-судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», - говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки-судьи ничего не говорили и только наслаждались этим необработанным голосом, и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственность, нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пения, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? - подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. - Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» - подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и все в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! - думал Николай. - Все это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба и честь, - все это вздор… а вот оно - настоящее… Ну, Наташа, ну, голубчик! ну, матушка!.. Как она этот si возьмет… Взяла? Слава богу! - И он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. - Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» - подумал он.
О, как задрожала эта терция и как тронулось что-то лучшее, что было в душе Ростова. И это что-то было независимо от всего в мире и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!.. Все вздор! Можно зарезать, украсть и все-таки быть счастливым…
Глава XVI
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркаролу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
Ну что, повеселился? - сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» - подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу:
Папа, я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
Вот как, - сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. - Я тебе говорил, что недостанет. Много ли?
Очень много, - краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. - Я немного проиграл, то есть много, далее очень много, сорок три тысячи.
Что? Кому?.. Шутишь! - крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
Я обещал заплатить завтра, - сказал Николай.
Ну!.. - сказал старый граф, разводя руками, и бессильно опустился на диван.
Что же делать! С кем это не случалось, - сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целою жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына, и заторопился, отыскивая что-то.
Да, да, - проговорил он, - трудно, я боюсь, трудно достать… с кем не бывало! да, с кем не бывало… - И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
Папенька! па…пенька! - закричал он ему вслед, рыдая, - простите меня! - И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.
В то время как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа, взволнованная, прибежала к матери.
Мама!.. Мама!.. он мне сделал…
Что сделал?
Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! - кричала она.
Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
Наташа, полно, глупости! - сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
Ну вот, глупости! Я вам дело говорю, - сердито сказала Наташа. - Я пришла спросить, что делать, а вы говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
Ежели правда, что мосье Денисов сделал тебе предложение, хотя это смешно, то скажи ему, что он дурак, вот и все.
Нет, он не дурак, - обиженно и серьезно сказала Наташа.
Ну, так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи замуж, - сердито смеясь, проговорила графиня, - с богом!
Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть, не влюблена в него.
Ну так так и скажи ему.
Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, - сказала графиня, улыбаясь.
Нет, я сама, только вы научите. Вам все легко, - прибавила она, отвечая на ее улыбку. - А коли бы вы видели, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел сказать; да уж нечаянно сказал.
Ну, все-таки надо отказать.
Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
Ну, так прими предложение. И то, пора замуж идти, - сердито и насмешливо сказала мать.
Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, - сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на ее маленькую Наташу.
Нет, ни за что, я сама, а вы идите слушайте у двери, - и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
Натали, - сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, - решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
Василий Дмитрич, мне вас так жалко!.. Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные звуки. Она поцеловала его в черную спутанную курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, - сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, - но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
Г’афиня… - сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что-то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
Г’афиня, я виноват перед вами, - продолжал Денисов прерывающимся голосом, - но знайте, что я так боготворю вашу дочь и все ваше семейство, что две жизни отдам… - Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… - Ну прощайте, г’афиня, - сказал он, поцеловав ее руку, и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова; который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дома, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему преданнее и нежнее, чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами и, не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав, наконец, все сорок три тысячи и получив расписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
Конец 1-ой части 2-го тома.
И этот ролик заставил меня задуматься - а как все было на самом деле? Были ли эти писатели игроками на самом деле, или прославились как таковые благодаря образам из своих произведений? И насколько распространена была игра в то время в творческой среде?
Под катом факты об известных писателях и их отношении к игре.
Считается, что Федор Михайлович Достоевский в период написания своего знамнитого романа "Игрок" проживал в Висбадене, где находилось крупнейшее на тот момент казино во всей Германии. Регулярные посещения этого казино рождали в писателе волнующее чувство азарта, которое, в свою очередь, было мощным толчком для вдохновения писателя. Идя на поводу у этой слабости, Достоевский спускал все деньги до копейки. В тот момент, когда дела у писателя шли совсем уж плохо, работа над романом застопорилась, а карточные долги стали грозной реальностью, на помощь писателю пришла двадцатилетняя Анна Сниткина, невзирая на трудности характера и странные капризы, полюбившая писателя. Для поддержания вдохновленного настроя игрока-писателя она постепенно снесла в ломбард все свои вещи. Говорят, когда Достоевский узнал об этом, он бросил играть. По другим свидетельствам, он сам выпрашивал деньги у жены, оставляя ее голодать. Впрочем, некоторые его долги были оплачены только благодаря творческим гонорарам. Федору Михайловичу Достоевскому принадлежат слова: "Если бы русские писатели не играли в карты, то не было бы русской литературы" . Но есть и другое мнение, полностью опровергающее все вышесказанное. Роман "Игрок", как известно, повествует о страсти к рулетке . Более того, первоначальное его название - "Рулетенбург". И именно рулетка, а не карты, было его страстью. Анна Достоевская в своих воспоминаниях говорит: "Кстати о картах: в том обществе (преимущественно литературном), где вращался Федор Михайлович, не было обыкновения играть в карты. За нашу 14-летнюю совместную жизнь муж всего один раз играл в преферанс у моих родственников, и, несмотря на то, что не брал в руки карт более 10 лет, играл превосходно, и даже обыграл партнеров на несколько рублей, чем был очень сконфужен." И уж совсем непонятным в свете всего сказанного звучит заявление доктора С.Д.Яновского, знающего писателя с 1846 года: "В карты Федор Михайлович не только не играл, но не имел понятия ни об одной игре и ненавидел игру." Более того, нашлось и такое безымянное утверждение: " Достоевский в одном из писем однажды признался - не раз испытывал во время карточных посиделок оргазм, особенно в моменты крупного проигрыша...". Рассматривать это не хочется вовсе.
Однажды на стол Бенкендорфу попал отчет одного из жандармов, досматривающих за Пушкиным , известным своими свободными взглядами. В своем отчете некий П.А.Ефремов пишет: "В полицейском списке московских картежных игроков за 1929 год в числе 93 номеров значится: "1. Граф Федор Толстой - тонкий игрок и планист. 22. Нащокин, отставной гвардии офицер.Игрок и буян.Всеизвестный по делам, об нем производившимся. 36 Пушкин, известный в Москве банкомет". По словам друга Пушкина, Ал.Н.Вульфа, Пушкин говорил: "Страсть к игре есть самая сильная из страстей" . Другому приятелю Александр Пушкин как-то сказал: "Я предпочел бы умереть, чем не играть". Князь Павел Петрович Вяземский, сын знаменитого поэта и страстного игрока, заметил как-то: «Пушкин до кончины своей был ребенком в игре и в последние дни жизни проигрывал даже таким людям, которых, кроме него самого, обыгрывали все» . Весной 1820 года Пушкин «полупродал, полупроиграл» Никите Всеволожскому рукописный сборник своих стихотворений. Вслед за стихами (в игре со штабс-капитаном Великопольским) чуть было «не съехала на тузе» вторая глава «Онегина», а за ней и пятая. Проигрывал он огромные суммы. При годовом жалованьи в 700 рублей он мог за ночь проиграть несколько тысяч. После смерти он оставил 60 тысяч рублей долга, не менее половины которого составлял карточный долг. Этот долг погасил из собственных средств император Николай I...
Страсть к карточным играм была семейной страстью Некрасовых . Дед Николая Некрасова, Сергей Некрасов, проиграл в карты почти все состояние. Николай Некрасов позже шутил о том, что судьба возвратила внуку втрое больше того, чем проиграл дед. "Певец народного горя" не отказывал себе ни в чем - сладко ел, играл, наслаждался всеми благами, которые позволяли ему средства, полученные порой не самыми порядочными путями, из-за которых друзья нередко были вынуждены отворачиваться от писателя. Во время игры он никогда не терял самообладания, для него была важна не нажива, а возможность почувствовать себя победителем, сломить "слепую фортуну". Играл Некрасов блестяще. Ему принадлежит даже особая система, благодаря которой писатель много выигрывал, что позволяло ему полностью обеспечивать все свои нужды. Это поистине уникальный случай. Когда и как Некрасов выиграл впервые - неизвестно, как и то, что он ставил на кон - у него ничего не было. Впоследствии, Некрасов поднялся настолько, что был приглашен в престижный Английский клуб, и играл не с безымянными сомнительными бродягами, а с представителями высшего общества своего времени. И даже тогда, когда гонорары позволяли ему не иметь дополнительных источников дохода, Некрасов продолжал играть, и этим не раз спасал свое детище - журнал "Современник" от банкротства и гибели.
Марк Твен играл в покер и писал о нем. Его сборник рассказов "Жизнь на Миссисипи" - это, своего рода, путевой журнал писателя. Тогда, в 19-м веке, когда покер был под запретом из-за процветания шулерства, игра оставалась актуальной благодаря так называемым "речным казино". В одном из рассказов из этого цикла, "Рассказе профессора", Твен рассказывает о шулерах, пытающихся обмануть простака-крестьянина, но в итоге, сами остаются ни с чем. Однажды Марк Твен отправился в компании друзей в яхтенный круиз по Карибам. Один из его приятелей, конгрессмен Рид выиграл 23 раза подряд. И тогда, если капитан объявлял о приближении к очередному порту, ему отвечали: "Плывем дальше, и не мешай играть!". Марк Твен прожил очень долгую, сложную и насыщенную жизнь. Но и до самой смерти в 1910 году сохранял жизнерадостный настрой и интерес к покеру.
Петр Андреевич Вяземский числился на службе в межевой канцелярии, но вел светскую жизнь, проматывая наследство в карты. Лидия Гинзбург пишет об этом: "Сознательно чуждаясь официальных, бюрократических кругов, юный Вяземский ведет рассеянную жизнь, азартно играет в карты, но в этот же период складываются прочные литературные связи, надолго определившие его творческий путь"
Из ряда вон выходящей кажется в сегодняшнем контексте характеристике Агапа Ивановича, крепостного крестьянина Псковской губернии, отпущенным барином "на оброк "служившего рассыльным у поэта Кондратия Федоровича Рылеева : "За работою он пил обыкновенно воду через сахар с лимоном. Кружка самая простая была. Вино вообще употреблял неохотно. В карты играл мало, я не видал его, чтоб играл (...)".
Любил играть и Афанасий Фет , постоянно находящийся в бедственном материальном положении. Рассказывают, что однажды во время игры, когда он наклонился, чтобы поднять упавшую десятирублевую купюру, Лев Николаевич Толстой, чтобы указать на низость такого поступка, поджег от свечи сторублевую купюру и посветил ему.
Друг Владимира Маяковского , Николай Асеев, вспоминал: "С Маяковским страшно было играть в карты". Маяковский играл агрессивно, каждый проигрыш воспринимая как личную драму, и тут же был крайне склонен к обвинениям в шулерстве в адрес партнеров по ломберному столу. Часто начинал драку, неудовлетворенный исходом партии.
Наверно, как и в случае с Достоевским, творческая личность всегда питает свое вдохновение и талант в азарте, в чем бы он ни проявлялся.
А.С. Пушкин «Капитанская дочка»
1773 — 15 рублей | 2015 — 140 000 рублей
Вспомните Савельича из «Капитанской дочки»: именно он оценил заячий тулупчик, подаренный в 1773 году Петрушей Гриневым разбойнику Пугачеву, в 15 рублей. Савельич - крепостной холоп, работающий одновременно нянькой, охранником, интендантом, бухгалтером при Петруше. Для него он был настоящим экономистом.
Как пишет сам Гринев, Савельич был «и денег, и белья, и дел моих рачитель» (тут Пушкин цитирует современника Петруши - Фонвизина). С конца XVIII по начало XXI века представление о том, сколько должна служить одежда, сильно меняется. Заячий тулупчик того времени при правильном хранении и использовании служил и 20, и 30 лет, мундир - 10 лет и больше. В любом случае не будет большой неправдой сказать, что одежда носилась тогда примерно в десять раз дольше, чем сейчас.
Вот Савельич и лезет в девятой главе под руку к самозванцу Пугачеву с реестром белья, одежды и постели, утраченных Гриневым при взятии Белогорской крепости. В совокупной цене всех этих тряпок (это 90,5 рублей) знаменитый тулупчик составляет одну седьмую часть.
В расходах современных москвичей (а Гринев, несомненно, может ориентироваться в расходах на одежду на жителей столицы - он хоть и провинциал, но совсем не беден) одежда - это порядка 10-15% расходов, или около 100 тыс. современных рублей в год. Сейчас Гринев потратил бы на все утраченное около 1 млн руб. (покупать-то надо в 10 раз больше), а заячий тулупчик, исходя их этого, был бы эквивалентом 140 тыс. руб. И впрямь — дороговат подарок бродяге.
Выигрыш Германна
А.С. Пушкин «Пиковая дама»
ок. 1830 — 396 000 рублей | 2015 — 2 500 000 000 рублей
Германна почему-то принято причислять к кругу маленьких людей, которые все сплошь бедны, - но шутка Пушкина о маленьком капитале, который Германну достался от отца, обрусевшего немца, не более чем шутка.
Получив от призрака старухи указание на три верные карты, Германн в первой игре с Чекалинским ставит на карту, в этом случае тройку, «банковый билет» - 47 тысяч рублей. Очевидно, что это была не купюра с невероятным номиналом, а нечто вроде справки из банка о состоянии счета. Некруглость суммы первого дня игры - явное указание на то, что Германн ставит на карту весь свой «маленький капитал».
То есть Германн кто угодно, но не бедняк. Да и не пустили бы бедняка играть ни в конногвардейские казармы, ни в новенький, с иголочки, салон миллионера Чекалинского,- вопроса о том, кто такой этот Германн, у хозяина дома не возникло, Германну было предложено не церемониться.
На семерке герой выигрывает 96 тысяч рублей, а не обдернись пушкинский герой (об этом слове «Пиковой дамы» написаны десятки текстов), капитал его на третью ночь составлял бы 396 тысяч рублей.
Со времен Средневековья ко временам Пушкина обычный процент на капитал упал с 10-11% годовых до 4-5%: Германн, откажись он от идеи жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее, мог бы тратить в год около 2 тысяч рублей полученного дохода на капитал, даже не пускаясь в риски коммерческих предприятий. Мечта же Германна - иметь 15-20 тысяч рублей в год: десятые и сотые доли процента населения Российской империи могли похвастаться такими состояниями.
Сегодня нам несложно понять Германна: он желает из просто богатого человека, унаследовавшего какие-то жалкие 4-5 миллионов долларов в банке, иметь $40 млн, выиграв их у мультимиллионера Чекалинского. Или, если уж мы считаем на рубли, 2,5 млрд рублей. Чекалинский, кстати, проигрыша Германну на третий день опасался, но с ума бы, выиграй Германн, точно не сошел.
Но забудем на секунду о безумных мечтах Германна, вспомним о его реальных жалованье и карьере. Пушкин ничего о них не говорит; мы знаем, однако, что он инженер. В его времена это значило - военный инженер, скорее всего, выпускник Военно-инженерного училища в Санкт-Петербурге; ежегодный выпуск в те годы - не более 50 офицеров в год, редкая профессия. Вопрос большой карьеры для Германна - просто вопрос времени. Хотя в николаевской России более не жалуют деревнями, как при Екатерине, через 20 лет после 1830 года стать генералом для военного строителя с образованием и приумножить капиталы пусть не в десять, но в два-три раза - дело более чем обычное. Да и в современной России - тоже: военное строительство, система Спецстроя, не стало менее доходным: в XIX веке строили мосты, в XXI - космодром «Восточный», и никто не оставался внакладе. Так что свои $10 млн Германн имел бы в любом случае.
Гонорар Левши за работу над блохой
Н.С. Лесков «Левша»
1826 — 100 рублей | 2015 — 800 000 рублей
По сути тульский косой Левша - инженер на оборонном предприятии. Судьба российского оборонно-промышленного комплекса русскую литературу, по крайней мере до изобретения соцреализма, почти не беспокоила - да и Николай Лесков не то чтобы задумывался о том, сколько стоит ОПК российскому бюджету. Но повесть создал весьма актуальную и по сей день.
Итак, сюжет таков. Молодой сотрудник оборонного предприятия в г. Туле получает от смежников из группировки войск на Северном Кавказе важное задание: продемонстрировать для высшего государственно-партийного руководства превосходство отечественных технологий в ОПК над западными. Задача блестяще решается, и инженера отправляют в Великобританию для дальнейшего обучения. Большого интереса к британской промышленности Левша не проявляет (хотя кое-что важное примечает), а по дороге обратно вообще впадает в запой.
Инженера в белой горячке, с переломом черепа и, видимо, с крупозной пневмонией отправляют в районную клинику. Его сообщение государственно-партийному руководству об уникальном британском ноу-хау, позволяющем существенно улучшить кучность стрельбы стрелкового оружия, до главнокомандующего не доносится. Итог - проигранная Крымская война.
Известно, что атаман Платов выдал левше 100 рублей за подковы, приделанные этой нимфозории в российской оружейной столице. Поэтому интересно, как чувствовал себя Левша в Лондоне с таким капиталом. 100 рублей - это около 16 британских фунтов того времени, то есть заработная плата беднейших британцев (более 50% населения страны) за 7-8 месяцев. Так что при том, что Альбион тогда был примерно в три раза более богат, чем Россия, Левша в Лондоне, выпивая с полшкипером, должен был чувствовать себя вполне платежеспособным по мировым меркам пьяницей.
А чем были бы 100 рублей для Левши в России? Качественных данных о том, сколько в то время в России было рабочих, а тем более инженеров, не существует (вероятно, порядка 150-200 тысяч - и 4-5 тысяч инженеров на всю страну), но, в отличие от Британии, они по доходам от крестьян не отличались. 100 рублей позволили бы Левше, кабы не его лондонский загул, не работать дома 3-4 года, сохраняя привычные траты.
В пересчете на среднюю зарплату в Туле в 2014 году - порядка 25 тыс. руб.- на руки Левша получил от Платова за подковку блохи примерно 800 тыс. руб. текущими рублями.
Взятка Хлестакову от Городничего
Н.В. Гоголь «Ревизор»
1831 — 200 рублей | 2015 — 200 000 рублей
Райцентр - средоточие русской жизни, а город, которым управляет Антон Сквозник-Дмухановский, есть райцентр. Традиционно в России завышают статус города, в котором без денег в гостинице обнаруживает себя Хлестаков, однако уезд в нынешнем понимании - это муниципальный район или округ, а не область.
Если это понять, то многое становится на свои места. В райцентрах, умеющих жить в мире с областным начальством, но до паники боящихся всего с федерального уровня, появление человека, знакомого с начальниками департаментов Минфина, помощниками аудиторов Счетной палаты, рядовыми сотрудниками Генпрокуратуры - это всегда чума на горизонте. А что если он действительно следователь Следственного комитета или сотрудник управления внутренней политики АП? Ведь сядем же все - и «Почта России», и МЧС, и соцзащита.
Поэтому, когда Хлестаков (сейчас бы он, конечно, намекал на службу в ФСБ или ФСО - так ставки выше) впервые просит у Антона Антоновича взаймы, тот может лишь вздохнуть с облегчением. 200 рублей ассигнациями (вчетверо меньше, чем серебром) - неужели это большая взятка? Продовольственный минимум в России тогда обеспечивался доходом в 1,5-2 рубля серебром в месяц: если считать этот минимум для регионов РФ сейчас равным 7-8 тыс. руб. (это обычно так), то Хлестаков, поиздержавшийся в дороге, немедленно получил взаймы на мелкие расходы теперешние 200 тыс. руб.
Для людей, которые фиктивно выписывают стройматериалы на строительство городского моста на 20 тыс. рублей (сейчас это 15-20 млн руб.), это, в сущности, ерунда. Но рассказы Хлестакова о том, сколько он получает авансами у издателя Смирдина за свои сочинения ($700-800 тыс. на теперешние деньги, да столько сейчас и Гоголю в «Эксмо» не дали бы!), показывают, что и о настоящих деньгах 23-летний чиновник из Санкт-Петербурга уже слышал. Ну и, как мы помним, взаймы он взял не только у городничего, так что «вместе за тысячу перевалило».
Но и сейчас в райцентре взятки больше 1,5-2 млн рублей не получишь. Именно такие суммы теперь обыкновенно фигурируют в уголовных делах о региональном взяточничестве. Чтобы заработать в провинции состояние, нужно быть частью процесса региональной коррупции,- ревизор же может рассчитывать разве что на неделю роскошной жизни.
За столько Раскольников убил старушку-процентщицу
Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»
1865 — 317 рублей | 2015 — 320 000 рублей
Добыча Раскольникова - 317 руб. 60 коп.: именно столько было в кошельке старухи-процентщицы, помещенном им под приметный камень после двойного убийства и ограбления.
Точные статистические данные по беднейшим слоям населения мы имеем только по 1901 году. Раскольников, учившийся ранее на юриста, входит в нижний дециль населения по доходам: в начале XX века это мастеровые, рабочие, нищие, арестанты. За 50 лет национальные доходы в России увеличились на 60%, вряд ли мы ошибемся, сказав, что со времен Раскольникова до начала нового века доходы беднейших слоев населения России увеличились до статистически зафиксированного 161 руб. в год с суммы, которую он на самом деле в год имел,- это 100 руб.
Итак, старуха-процентщица хранила в кошельке трехлетние доходы Раскольникова. В 2013 году, согласно исследованию Института социологии РАН, 23% беднейших людей России имели медианный доход в месяц около 8,8 тыс. руб. Трехлетние доходы Раскольникова сейчас составляли бы 320 тыс. современных рублей.
Столько Настасья Филипповна бросила в камин
Ф.М. Достоевский «Идиот»
1868 — 100 000 рублей | 2015 — 8 000 000 000 рублей
«Идиот» сплошь проложен купюрами: «рубли» упоминаются там вразнобой в семи десятках мест, а «миллионы» - еще в трех десятках. Между тем речь идет о второй половине 1860-х годов. Общество после отмены крепостного права перемешалось так, что два (якобы) миллионных наследства лечившегося в Швейцарии в неврологической клинике князя Мышкина мешаются то с четвертными, то с четырьмя сотенными, то с тремя рублями, то с двумя тысячами,- и обладатели всех этих сумм так перемешаны друг с другом, что цена денег решительно неопределима.
Так же не определить и место князя Льва Николаевича в этой новой России. Если хотя бы отчасти верно то, что пишут о Мышкине в газетных пасквилях (а пишут там, что у него около 30 млн рублей состояния), он - один из 1,5 тыс. русских людей, на долю которых приходилось около 6-7% национального дохода России. Сейчас годовые денежные доходы всей 145-миллионной России - порядка 40 трлн. рублей, то есть, если слухи правдивы, князь - обладатель эквивалента нынешних $35 млрд. Впрочем, сам Мышкин говорит, что на деле у него на самом-то деле в восемь-десять раз меньше, то есть, порядка $4 млрд сегодня.
То есть абсолютно не интересующийся деньгами идиот Мышкин все-таки знает, сколько их у него. Поэтому 100 тысяч рублей, которые Настасья Филипповна бросила на сожжение в камин, - сумма хоть и очень немалая при любом рассмотрении, но Мышкина, на этот камин смотрящего, не изумляющая. В загоревшейся пачке (как мы помним, ее вытащили почти не пострадавшей) примерно в 30 раз меньше, чем у него есть: по нынешнему счету - около $130 млн наличными. Сейчас бы такое ни в какой камин не влезло: 8 млрд рублей.
Столько Николай Ростов проиграл Долохову
Л.Н. Толстой «Война и мир»
1806 — 43 000 рублей | 2015 — 70 000 000 рублей
Безусловно, отец Николая, граф Илья Андреевич, до ухода в отставку пребывал на госслужбе - и, исходя из его окружения, сейчас местом его работы, аналогичным XVIII веку, была бы администрация президента РФ.
Мир Ростовых - это мир нескольких сотен фамилий, владеющих и управляющих большей частью страны. В этом круге, например, Пьер Безухов и князь Василий ждут большого наследства - «сорок тысяч душ и миллионы», это заведомо больше того, на что сможет когда-либо рассчитывать Николай Ростов. Между Николаем и Пьером тот барьер, который отделяет в Москве 2015 года очень богатых людей от людей из списка Forbes. У Ростовых максимум десять тысяч душ и сотни тысяч рублей годового дохода.
Разумеется, в то время вельможи были богаче: русская знать в начале 1800-х имела сто-, а то и двухсотлетнюю историю, тогда как постсоветская - в лучшем случае 30 лет. Но принципы те же - браки внутри своего круга, приумножение семейных состояний выдающимися представителями фамилии и расточение обычными. И, разумеется, мы знаем, что отнюдь не каждый человек, делавший карьеру в администрации президента Бориса Ельцина в 1990-х, имеет сейчас бизнес стоимостью $150-200 млн: чаще это $30-50 млн.
Илья Ростов дает сыну Николаю на несколько месяцев на расходы 2 тыс. руб.- сейчас это были бы $50 тыс. Проигрывает Николай Долохову в 20 раз больше - то есть около $1 млн. Понятно, что Илья Андреевич за несколько дней соберет эту сумму и окончательно она семейство Ростовых не разорит.
В банке, который обслуживал бы Ростовых в XXI веке, знали бы: бесспорно, это все еще очень богатые люди.
Столько было обещано тому, кто вспомнит лошадиную фамилию
А.П. Чехов «Лошадиная фамилия»
Ок. 1880 — 5 рублей | 2015 — 10 000 рублей
Отставной генерал-майор Булдеев в «Лошадиной фамилии» совсем не похож на представителей блестящей аристократии начала XIX века, метавших банк на тысячи империалов. Но у Булдеева есть большой дом, и пять рублей, которые он обещает тому, кто вспомнит фамилию бывшего акцизного чиновника из Саратова,- для него точно не деньги. Ведь акцизный умеет заговаривать зубы даже на расстоянии!
Но что такое пять рублей для тех, кто толпами ходит за приказчиком Иваном Евсеичем, который, собственно, и должен вспомнить лошадиную фамилию акцизного? Дом Булдеева - это пара десятков людей, мини-предприятие по обслуживанию отставного высокопоставленного военнослужащего и его семьи. Обычное дело, это и сейчас так же устроено со многими отставными генералами в провинции, может быть, дворни чуть меньше.
Согласно «Опыту исчисления народного дохода» Степанова, изданному в 1906 году, средний ежемесячный доход прислуги и поденщиков в России в 1901 году, не так далеко отстоящем от времен Булдеева, составлял 10 руб. 43 коп. Заработная плата провинциального парикмахера или сантехника не из лучших составляет сейчас порядка 20-25 тыс. руб. Тому, кто вспомнит фамилию Якова Овсова, мог бы достаться приз примерно в 10 тыс. руб.
Но не достался: Булдеева вылечил земский врач, чей годовой доход в конце XIX века составлял 1200-1500 рублей в год.
Сейчас бы это были 150-190 тыс. руб. О заработках саратовского народного целителя Овсова неизвестно.
Столько общественных денег растратил брат Лары
Б.Л. Пастернак «Доктор Живаго»
1910 — 700 рублей | 2015 — 750 000 рублей
«Родя! Нет, ты с ума сошел! Соображаешь ли ты, что говоришь? Ты проиграл семьсот рублей? Родя! Родя! Знаешь ли ты, в какой срок обыкновенный человек, вроде меня, может честным трудом выколотить такую сумму?»
Так говорила юная Лара, будущая Лариса Антипова, своему брату Родиону, проигравшему почти эту сумму общественных денег в карты. Лара - дочь инженера-бельгийца и обрусевшей француженки: жив был бы отец, не пришлось бы Родиону пугать сестру, что застрелится.
Отец, работавший на Урале, получал тогда никак не меньше, чем сегодня иностранные специалисты-буровики в Тюмени. Но отца больше нет, а Амалия Гишар, овдовевшая матушка Родиона и Лары, в 1910 году живет жизнью среднего класса, имея собственную швейную мастерскую в Москве. Доходы ее заведомо меньше доходов 10% богатейших людей в России в начале века: в среднем они составляли для этой группы в 1901-1904 годах 934 рубля в год. Напротив, беднейшие 10% в среднем зарабатывали максимум 214 рублей. Карточный долг Родиона - 700 рублей, то есть доход его семьи (забудем об альтернативных источниках средств Амалии Гишар, ведь речь о честном труде) примерно за два года.
Семья Гишар - довольно типичная семья малого предпринимателя: в современной России это именуется микропредприятием (до 15 наемных сотрудников), его годовой оборот предельно - 60 млн современных рублей в год; будем считать, что в случае с швейной мастерской матери Лары и Роди - 5 млн рублей. 400 тыс. руб. выручки в месяц, несколько наемных швей. Нормальной по нынешним меркам можно считать 15-процентную рентабельность этого бизнеса: за два года все доходы Гишар сейчас составили бы 750 тыс. рублей.
Столько Шариков украл у профессора Преображенского
М.А. Булгаков «Собачье сердце»
1924 — 2 червонца | 2015 — 5 500 рублей
Украденные два червонца положили начало грандиозной пьянке главного подопытного в булгаковском «Собачьем сердце». Стоит поинтересоваться истинным размахом этой пьянки.
Термин «червонец » - типичный «ложный друг переводчика»: это не «десять рублей», а наименование денежного знака, такое же, как рубль или доллар, во всяком случае, подпись председателя правления Госбанка РСФСР в 1922 году ставилась на купюре, на которой черным по белому писалось: «Один червонец». Червонец был обеспечен золотом и, по существу, был привязан к царской золотой десятке (какое-то время он и обменивался на металлическую монету, аналогичную царскому «лобанчику»), рубль - нет. Курс рубля к червонцу колебался до следующий весны, и лишь в 1925 году действительно установлен был твердый и привычный курс, державшийся до последней эмиссии этой твердой валюты в 1937 году: за один червонец - десять обычных рублей. Но к этому моменту с Шариковым было уже покончено.
По крайней мере, на спиртное и закуску цены 1924 года выставлялись в рублях, а не в червонцах. Рубли были у крестьян, основных производителей самогона и поставщиков спиртного в Москве. Госмонополия на водку введена только в 1925 году. Критикуемая Преображенским «рыковка» появилась в декабре 1924 года, стоила она рубль пять копеек за пол-литра - самогон же, по многочисленным сведениям, был вдвое дешевле. Так или иначе, на украденные два червонца Шариков в состоянии был приобрести около 15 литров водки с неприхотливой закуской. И можете не сомневаться: раз был в состоянии, следовательно, приобрел.
Минимальная цена водки (а Шариков с друзьями, безусловно, употребляли самую дешевую) в 2015 г. составляет 185 руб. за поллитровку. Таким образом, сейчас на те же цели без пяти минут сотрудник подотдела очистки коммунхоза на застолье, стоившее в 1924 году два червонца, потратил бы порядка 5500 руб.
Зарплата машинистки Васнецовой, которая чуть не вышла замуж за Шарикова, соблазнившись его обеспеченностью, составляла 4,5 червонца в месяц - 12 750 современных рублей. За операцию на дому по вставлению пожилой даме яичников обезьяны Филипп Филиппович Преображенский просил, по-нашему, 137 500 руб.
Столько Коровьев дал Никанору Босому в валюте
М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Ок. 1930 — $400 | 2015 — $9 000 рублей
Никанор Босой, замглавы МУП УК «ЖКХ-сервис» ЦАО г. Москвы. Напрасно вы полагаете, что глава жилтоварищества Босой, которому в «Мастере и Маргарите» Коровьев дает взятку в 400 рублей (они обращаются в $400 в сортирной вентиляции - отличный курс!),- персонаж простой и юмористический.
Никанор - человек, занимающий крайне прочное социальное положение. В Москве ранних 30-х обедать в «маленькой столовой» отдельной квартиры мог себе позволить лишь тот, кому в Москве 2010-х обед готовит и подает прислуга, а не жена. О тяжести квартирного вопроса в сталинской уже Москве мы знаем, в частности, из описанных в романе литераторских распрей - некоммунальное жилье доставалось лишь самым доверенным. (В отношении Осипа Мандельштама сомневались, сомнение было истолковано в пользу подследственного. Квартиру дали - и чем он отплатил? «Присевших на школьной скамейке / Учить щебетать палачей» - ничего себе благодарность за отдельную жилплощадь!)
К тому же надо понимать: Никанор не просто глава жилтоварищества. Дом, которым он управляет, в сущности, кооперативный (это еще нормально для начала 30-х), потому и можно сдавать в нем квартиры иностранцу. Поэтому 400 рублей взятки (а в сущности, и не взятки, а просто подарка Босому) никак не большие деньги. Обычные. Легальный доход за месяц, не больше. $400 - это уже другое дело. Даже пачка выходит солидная: купюру номиналом более $20 в те времена в Европе мало кто видел, кроме банкиров, скорее всего, это были купюры по $5 и $10, самые ходовые у настоящих валютчиков. В североамериканских Соединенных Штатах эти деньги в качестве суперинтенданта жилого кондоминиума Босой заработал бы за три-четыре месяца - в Нью-Йорке годовая зарплата лица тех же занятий составляла в 1932 году $1,5 тыс. Но не надо и преувеличивать. По курсу $400 того времени с учетом инфляции в США - это сейчас $9 тыс.: дома не купишь.
Данный эпизод романа описывает момент «мирной жизни» в семье Ростовых. Мы видим, как молодежь этой семьи проводит свое время. Основными действующими лицами этого эпизода является Наташа Ростова и ее старший брат Николай.
Писатель подчеркивает, что вначале эти герои находились в кардинально противоположном расположении, состоянии духа. Наташа была полна радости, ощущения полноты жизни. К ней в очередной раз пришел Денисов, который ухаживал за девушкой. Наташа чувствовала, что нравится этому молодцеватому гусару: «Вот она я!» - как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней». Все это добавляло радости, счастья, ощущения прелести жизни героине.
Николай же, наоборот, был в расстроенном состоянии – он проиграл большую сумму денег в карты, и все виделось ему в пессимистическом свете. Толстой показывает, что радостное состояние Наташи раздражает ее брата, он искренне не понимает ее, ему тяжело смотреть на этот молодой восторг: «И чему она радуется! - подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!»
Толстой с большим психологическим мастерством передает внутреннее состояние своего героя. Действительно, когда находишься на одном «полюсе чувств», понять и разделить другие эмоции, тем более, противоположные твоим, просто не под силу.
Такова была обстановка в комнате до главного события – пения Наташи. Основой момент данного эпизода, его кульминацией является воздействие голоса сестры, ее пения на состояние Николая. Сначала он просто рассеянно отметил про себя, что пение его сестры как-то изменилось. Но потом… весь мир сосредоточился для него на пении Наташи. Все заботы, невзгоды, печали отступили назад. Больше того, Николай вдруг осознал всю никчемность, пустоту, суетность своих забот: «Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор... а вот оно настоящее...»
И, что самое интересное и важное, герой вдруг осознал, что он счастлив. И счастье его заключается в том, чтобы правильно взять ноту в такт Наташе, усилить ее пение, чтобы получилось хорошо, чтобы мелодия зазвучала еще более сильно, красиво.
В этом эпизоде писатель показывает нам силу воздействия искусства на человека, его эмоции, мировосприятие. Искусство каким-то тесным, почти мистическим способом связано с человеческой душой. Оно способно моментально сделать человека счастливым. Больше того, искусство может очистить душу человека, его сознание, показать, что ложно, а что истинно, способно направить жизнь человека в нужное русло.
Но все это возможно, конечно, при двух условиях, как мне кажется. Во-первых, произведение искусства должно быть исполнено искренне, по-настоящему, «с душой». Наташа Ростова была способна на это. И ее пение – это характеристика героини, ее внутреннего мира, ее натуры.
Во-вторых, человек, воспринимающий произведение искусства, также должен быть чист душой, искренен, в нем должен быть свет. Не думаю, что если бы Элен или Анатоль Курагины послушали пение Наташи, в их душе что-то шевельнулось или изменилось. А Николая это коснулось.
И еще одну важную мысль доносит до нас Толстой: «Можно зарезать, украсть и всё-таки быть счастливым...» Неоднозначное суждение, тем более, из уст Л.Н. Толстого, известного своей религиозностью. Думаю, с помощью этого парадокса писатель хотел подчеркнуть роль искусства в жизни человека, его силу и важность, способность затмить все в мире.
Таким образом, данный эпизод дает характеристику Наташе и Николаю Ростовым, их внутреннему миру, раскрывает мастерство Толстого-психолога, а также показывает роль настоящего искусства в жизни человека.
Сколько стоила шинель Акакия Акакиевича, что было в кошельке у старухи-процентщицы, какую взятку Городничий дал Хлестакову, а Коровьев Никанору Босому, сколько Шариков стащил у профессора Преображенского, а Николай Ростов проиграл в карты, и какую сумму Настасья Филипповна бросила в камин — в год литературы и финансовой паники Дмитрий Бутрин пересчитал русскую классику на наши деньги
Русская литература только прикидывается бессребреницей: деньги ее интересуют всегда. Видно это хотя бы по тому, с какой блестящей рассеянностью она отрицает возможность для своего героя, которого автор не желает показать с дурной стороны, быть материально заинтересованным. От денег возможно только зависеть, если уж невозможно их игнорировать. Но по болезненному обсуждению почти всяким русским классиком того, как именно устроена эта зависимость, и видишь: деньги тут интересуют и писателя, и читателя. Слух классика не упустит, как звенит и подпрыгивает на мостовой пятак,— и безошибочно определит по звону: пятак звенит, не пятиалтынный.
Впрочем, денежные суммы в русской литературе всегда не равны номиналу, ибо важно, кто и кому и за что платит. И каждое новое поколение читателей вынуждено решать задачу много сложнее, чем учет тонкостей денежных курсов в XIX веке.
Карамзинская бедная Лиза продает Эрасту за пять копеек ландыши, а тот говорит — мало просишь, возьми за ландыши рубль. Понятно, что пять копеек всегда не бог весть какая выгода,— но что рубль для Лизы и что рубль для Эраста? Отец Лизы за два года до этого был "зажиточный поселянин", а Эраст сейчас "довольно богатый дворянин". Какова для Лизы цена ста рублей, которыми Эраст от нее откупается ("...Вот сто рублей — возьми их,— он положил ей деньги в карман,— позволь мне поцеловать тебя в последний раз — и поди домой" ), понятно: на пятнадцать рублей ребенка можно кормить год, ста хватит, чтобы вырастить его до семилетнего возраста, а дальше он и сам сможет ландышами торговать. (Разумеется, вырастить ребенка на эти алименты придется тоже поселянином, не в гусары же.) Но стесняет ли эта сумма Эраста, как стесняет его сложившаяся ситуация, велика ли его потеря, вздохнет ли он хотя бы по ста рублям?
Цену гоголевской шинели, из которой все вышли, эти сто пятьдесят рублей,— их пересчитывали на современные им рубли сонмы литературных критиков. Я-то полагаю, что тут считать ни к чему. Шинель Акакия Акакиевича — это нынешний аналог недорогой иномарки, без которой зимой надует жабу по дороге в ведомство. $10 тыс. ей цена, наличными: автокредиты тогда еще не были выдуманы, а вот автоугонщики, увы, уже были.
Постепенно выработался относительно приемлемый инструментарий такой оценки, не чуждый и самой литературе. Надлежит обнаружить в современности более или менее адекватный аналог социальной роли, которую играет литературный герой с некоей суммой в руке. Так, в пересчете на современные рубли, можно примерно представить, какого рода чувства испытывал расстающийся с деньгами прошлого времени бедный человек (ведь все люди бедны, если не безумны). На месте вишневого сада Чехова можно, например, построить коттеджный поселок — его цену прикидывал еще в бытность театральным критиком Александр Минкин. Тогда выходило что-то вроде $3 млн, но ведь это было еще в 1990-х, а ведь что сейчас $3 млн?
Смотря для кого. Да и курс скачет ежедневно. Пересчитаем же, пока денег нет.
1773
15 рублей
Столько Савельич просил за заячий тулупчик
А. С. Пушкин «Капитанская дочка»
2015
140 000 рублей
Имя Савельича из "Капитанской дочки" не всякий вспомнит, а вот то, что заячий тулупчик, подаренный в 1773 году Петрушей Гриневым разбойнику Пугачеву, оценен в 15 рублей, общеизвестно: Савельич его в эту сумму и оценил. Между тем найти спутнику Петруши Гринева подходящую социальную роль в современности, чтобы через нее оценить тулупчик независимым способом,— занятие не из простых. Савельич — крепостной холоп, работающий одновременно нянькой, охранником, интендантом, бухгалтером. Последнее, впрочем, позволяет думать о том, что для него был заячий тулупчик,— ведь Савельич, в отличие от Гринева, делает экономические расчеты всю жизнь.
Как пишет сам Гринев, Савельич был "и денег, и белья, и дел моих рачитель " (тут Пушкин цитирует современника Петруши — Фонвизина). С конца XVIII по начало XXI века представление о том, сколько должна служить одежда, сильно меняется. Заячий тулупчик того времени при правильном хранении и использовании служил и 20, и 30 лет, мундир — 10 лет и больше. В любом случае не будет большой неправдой сказать, что одежда носилась тогда примерно в десять раз дольше, чем сейчас.
Вот Савельич и лезет в девятой главе под руку к самозванцу Пугачеву с реестром белья, одежды и постели, утраченных Гриневым при взятии Белогорской крепости. В совокупной цене всех этих тряпок (это 90,5 рублей) знаменитый тулупчик составляет одну седьмую часть. В расходах современных москвичей (а Гринев, несомненно, может ориентироваться в расходах на одежду на жителей столицы — он хоть и провинциал, но совсем не беден) одежда — это порядка 10-15% расходов, или около 100 тыс. современных рублей в год. Сейчас Гринев потратил бы на все утраченное около 1 млн руб. (покупать-то надо в 10 раз больше), а заячий тулупчик, исходя их этого, был бы эквивалентом 140 тыс. руб. И впрямь --дороговат подарок бродяге.
Тут надо сделать вот какую поправку. В высшей степени вероятно, что Савельич, оценивая постель и одежду, исходил не из их объективной стоимости, а просто хотел вернуть выданные им Петруше со слезами 100 рублей, которые тот проиграл в дороге в бильярд. Старинный холоп Архип Савельев, человек в высшей степени экономический, утрату денег переживает тяжелее, чем пропажу гардероба. И прав, конечно: при твердом рубле деньги дороже тряпок.
ок.
1830
396 000 рублей
Столько составил бы выигрыш Германна
А. С. Пушкин «Пиковая дама»
2015
2 500 000 000 рублей
Германна почему-то принято причислять к кругу маленьких людей, которые все сплошь бедны,— но шутка Пушкина о маленьком капитале , который Германну достался от отца, обрусевшего немца, не более чем шутка.
Получив от призрака старухи указание на три верные карты, Германн в первой игре с Чекалинским ставит на карту, в этом случае тройку, "банковый билет" — 47 тысяч рублей. Очевидно, что это была не купюра с невероятным номиналом, а нечто вроде справки из банка о состоянии счета. Некруглость суммы первого дня игры — явное указание на то, что Германн ставит на карту весь свой "маленький капитал".
То есть Германн кто угодно, но не бедняк. Да и не пустили бы бедняка играть ни в конногвардейские казармы, ни в новенький, с иголочки, салон миллионера Чекалинского,— вопроса о том, кто такой этот Германн, у хозяина дома не возникло, Германну было предложено не церемониться .
На семерке герой выигрывает 96 тысяч рублей, а не обдернись пушкинский герой (об этом слове "Пиковой дамы" написаны десятки текстов), капитал его на третью ночь составлял бы 396 тысяч рублей.
Со времен Средневековья ко временам Пушкина обычный процент на капитал упал с 10-11% годовых до 4-5%: Германн, откажись он от идеи жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее, мог бы тратить в год около 2 тысяч рублей полученного дохода на капитал, даже не пускаясь в риски коммерческих предприятий. Мечта же Германна — иметь 15-20 тысяч рублей в год: десятые и сотые доли процента населения Российской империи могли похвастаться такими состояниями.
Сегодня нам несложно понять Германна: он желает из просто богатого человека, унаследовавшего какие-то жалкие 4-5 миллионов долларов в банке, иметь $40 млн, выиграв их у мультимиллионера Чекалинского. Или, если уж мы считаем на рубли, 2,5 млрд рублей. Чекалинский, кстати, проигрыша Германну на третий день опасался, но с ума бы, выиграй Германн, точно не сошел.
Но забудем на секунду о безумных мечтах Германна, вспомним о его реальных жалованье и карьере. Пушкин ничего о них не говорит; мы знаем, однако, что он инженер. В его времена это значило — военный инженер, скорее всего, выпускник Военно-инженерного училища в Санкт-Петербурге; ежегодный выпуск в те годы — не более 50 офицеров в год, редкая профессия. Вопрос большой карьеры для Германна — просто вопрос времени. Хотя в николаевской России более не жалуют деревнями, как при Екатерине, через 20 лет после 1830 года стать генералом для военного строителя с образованием и приумножить капиталы пусть не в десять, но в два-три раза — дело более чем обычное. Да и в современной России — тоже: военное строительство, система Спецстроя, не стало менее доходным: в XIX веке строили мосты, в XXI — космодром "Восточный", и никто не оставался внакладе. Так что свои $10 млн Германн имел бы в любом случае.
1826
100 рублей
Столько левша получил за работу над блохой
Н. С. Лесков «Левша»
2015
800 000 рублей
Тульский косой левша — инженер на оборонном предприятии. Судьба российского оборонно-промышленного комплекса русскую литературу, по крайней мере до изобретения соцреализма, почти не беспокоила — да и Николай Лесков не то чтобы задумывался о том, сколько стоит ОПК российскому бюджету. Но повесть создал весьма актуальную и по сей день.
Сюжетная канва такова. Молодой сотрудник оборонного предприятия в г. Туле получает от смежников из группировки войск на Северном Кавказе важное задание: продемонстрировать для высшего государственно-партийного руководства превосходство отечественных технологий в ОПК над западными. Задача блестяще решается, и инженера отправляют в Великобританию для дальнейшего обучения. Большого интереса к британской промышленности левша не проявляет (хотя кое-что важное примечает), а по дороге обратно вообще впадает в запой.
Инженера в белой горячке, с переломом черепа и, видимо, с крупозной пневмонией отправляют в районную клинику. Его сообщение государственно-партийному руководству об уникальном британском ноу-хау, позволяющем существенно улучшить кучность стрельбы стрелкового оружия, до главнокомандующего не доносится. Итог — проигранная Крымская война. Да, и еще: левша, которому имя с большой буквы — Левша — школьники дадут лишь лет через 70, в больнице умирает.
Нет смысла обсуждать "миллион" серебром, который государь Александр I в 1815 году или около того дал англичанам, не знающим бумажных денег, за механическую блоху. Но атаман Платов выдал левше 100 рублей за подковы, приделанные этой нимфозории в российской оружейной столице. (Не думайте, кстати, что Лесков, не знал цены 100 рублям: в тех же "Отечественных записках" он начинал как экономический журналист "Очерками винокуренной промышленности Пензенской губернии".)
Интересно представить, как чувствовал себя левша в Лондоне с таким капиталом. 100 рублей — это около 16 британских фунтов того времени, то есть заработная плата беднейших британцев (более 50% населения страны) за семь-восемь месяцев. Так что при том, что Альбион тогда был примерно в три раза более богат, чем Россия, левша в Лондоне, выпивая с полшкипером, должен был чувствовать себя вполне платежеспособным по мировым меркам пьяницей.
А чем были бы 100 рублей для левши в России? Качественных данных о том, сколько в то время в России было рабочих, а тем более инженеров, не существует (вероятно, порядка 150-200 тысяч — и 4-5 тысяч инженеров на всю страну), но, в отличие от Британии, они по доходам от крестьян не отличались. 100 рублей позволили бы левше, кабы не его лондонский загул, не работать дома 3-4 года, сохраняя привычные траты.
В пересчете на среднюю зарплату в Туле в 2014 году — порядка 25 тыс. руб.— на руки левша получил от Платова за подковку блохи примерно 800 тыс. руб. текущими рублями.
Впрочем, сейчас то, чем был занят левша, называют "нанотехнологии", и ставки там совсем другие.
1831
200 рублей
Столько Хлестаков получил от Городничего
Н. В. Гоголь «Ревизор»
2015
200 000 рублей
Райцентр — средоточие русской жизни, а город, которым управляет Антон Сквозник-Дмухановский, есть райцентр. Традиционно в России завышают статус города, в котором без денег в гостинице обнаруживает себя Хлестаков, однако уезд в нынешнем понимании — это муниципальный район или округ, а не область. Если это понять, то многое становится на свои места. В райцентрах, умеющих жить в мире с областным начальством, но до паники боящихся всего с федерального уровня, появление человека, знакомого с начальниками департаментов Минфина, помощниками аудиторов Счетной палаты, рядовыми сотрудниками Генпрокуратуры — это всегда чума на горизонте. А что если он действительно следователь Следственного комитета или сотрудник управления внутренней политики АП? Ведь сядем же все — и "Почта России", и МЧС, и соцзащита.
Поэтому, когда Хлестаков (сейчас бы он, конечно, намекал на службу в ФСБ или ФСО — так ставки выше) впервые просит у Антона Антоновича взаймы, тот может лишь вздохнуть с облегчением. 200 рублей ассигнациями (вчетверо меньше, чем серебром) — неужели это большая взятка? Продовольственный минимум в России тогда обеспечивался доходом в 1,5-2 рубля серебром в месяц: если считать этот минимум для регионов РФ сейчас равным 7-8 тыс. руб. (это обычно так), то Хлестаков, поиздержавшийся в дороге, немедленно получил взаймы на мелкие расходы теперешние 200 тыс. руб.
Для людей, которые фиктивно выписывают стройматериалы на строительство городского моста на 20 тыс. рублей (сейчас это 15-20 млн руб.), это, в сущности, ерунда. Но рассказы Хлестакова о том, сколько он получает авансами у издателя Смирдина за свои сочинения ($700-800 тыс. на теперешние деньги, да столько сейчас и Гоголю в "Эксмо" не дали бы!), показывают, что и о настоящих деньгах 23-летний чиновник из Санкт-Петербурга уже слышал. Ну и, как мы помним, взаймы он взял не только у городничего, так что "вместе за тысячу перевалило ".
Но и сейчас в райцентре взятки больше 1,5-2 млн рублей не получишь. Именно такие суммы теперь обыкновенно фигурируют в уголовных делах о региональном взяточничестве. Чтобы заработать в провинции состояние, нужно быть частью процесса региональной коррупции,— ревизор же может рассчитывать разве что на неделю роскошной жизни.
Или же — на благосклонность женщин. "Да у меня тесть — глава администрации в Мичуринске": не воротите морду, как минимум хорошая квартира в Москве Хлестакову уже обеспечена.
1865
317 рублей
За столько Раскольников убил старуху-процентщицу
Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание»
2015
320 000 рублей
Добыча Раскольникова — 317 руб. 60 коп.: именно столько было в кошельке старухи-процентщицы, помещенном им под приметный камень после двойного убийства и ограбления. Точные статистические данные по беднейшим слоям населения мы имеем только по 1901 году. Раскольников, учившийся ранее на юриста, входит в нижний дециль населения по доходам: в начале XX века это мастеровые, рабочие, нищие, арестанты. За 50 лет национальные доходы в России увеличились на 60%, вряд ли мы ошибемся, сказав, что со времен Раскольникова до начала нового века доходы беднейших слоев населения России увеличились до статистически зафиксированного 161 руб. в год с суммы, которую он на самом деле в год имел,— это 100 руб.
Итак, старуха-процентщица хранила в кошельке трехлетние доходы Раскольникова. В 2013 году, согласно исследованию Института социологии РАН, 23% беднейших людей России имели медианный доход в месяц около 8,8 тыс. руб. Трехлетние доходы Раскольникова сейчас составляли бы 320 тыс. современных рублей.
1868
100 000 рублей
Столько Настасья Филипповна бросила в камин
Ф. М. Достоевский «Идиот»
2015
8 000 000 000 рублей
"Идиот" сплошь проложен купюрами: "рубли" упоминаются там вразнобой в семи десятках мест, а "миллионы" — еще в трех десятках. Между тем речь идет о второй половине 1860-х годов. Общество после отмены крепостного права перемешалось так, что два (якобы) миллионных наследства лечившегося в Швейцарии в неврологической клинике князя Мышкина мешаются то с четвертными, то с четырьмя сотенными, то с тремя рублями, то с двумя тысячами,— и обладатели всех этих сумм так перемешаны друг с другом, что цена денег решительно неопределима.
Так же не определить и место князя Льва Николаевича в этой новой России. Если хотя бы отчасти верно то, что пишут о Мышкине в газетных пасквилях (а пишут там, что у него около 30 млн рублей состояния), он — один из 1,5 тыс. русских людей, на долю которых приходилось около 6-7% национального дохода России. Сейчас годовые денежные доходы всей 145-миллионной России — порядка 40 трлн. рублей, то есть, если слухи правдивы, князь — обладатель эквивалента нынешних $35 млрд. Впрочем, сам Мышкин говорит, что на деле у него на самом-то деле в восемь-десять раз меньше , то есть, порядка $4 млрд сегодня.
То есть абсолютно не интересующийся деньгами идиот Мышкин все-таки знает, сколько их у него. Поэтому 100 тысяч рублей, которые Настасья Филипповна бросила на сожжение в камин,— сумма хоть и очень немалая при любом рассмотрении, но Мышкина, на этот камин смотрящего, не изумляющая. В загоревшейся пачке (как мы помним, ее вытащили почти не пострадавшей) примерно в 30 раз меньше, чем у него есть: по нынешнему счету — около $130 млн наличными. Сейчас бы такое ни в какой камин не влезло: 8 млрд рублей.
А вот Настасья Филипповна могла бы с этой суммой стать абсолютно независимой: в современной Москве по пальцам можно пересчитать женщин, столь свободных материально.
1806
43 000 рублей
Столько Николай Ростов проиграл Долохову
Л. Н. Толстой «Война и мир»
2015
70 000 000 рублей
Безусловно, отец Николая, граф Илья Андреевич, до ухода в отставку пребывал на госслужбе — и, исходя из его окружения, сейчас местом его работы, аналогичным XVIII веку, была бы администрация президента РФ. Мир Ростовых — это мир нескольких сотен фамилий, владеющих и управляющих большей частью страны. В этом круге, например, Пьер Безухов и князь Василий ждут большого наследства — "сорок тысяч душ и миллионы", это заведомо больше того, на что сможет когда-либо рассчитывать Николай Ростов. Между Николаем и Пьером тот барьер, который отделяет в Москве 2015 года очень богатых людей от людей из списка Forbes. У Ростовых максимум десять тысяч душ и сотни тысяч рублей годового дохода.
Разумеется, в то время вельможи были богаче: русская знать в начале 1800-х имела сто-, а то и двухсотлетнюю историю, тогда как постсоветская — в лучшем случае 30 лет. Но принципы те же — браки внутри своего круга, приумножение семейных состояний выдающимися представителями фамилии и расточение обычными. И, разумеется, мы знаем, что отнюдь не каждый человек, делавший карьеру в администрации президента Бориса Ельцина в 1990-х, имеет сейчас бизнес стоимостью $150-200 млн: чаще это $30-50 млн.
Илья Ростов дает сыну Николаю на несколько месяцев на расходы 2 тыс. руб.— сейчас это были бы $50 тыс. Проигрывает Николай Долохову в 20 раз больше — то есть около $1 млн. Понятно, что Илья Андреевич за несколько дней соберет эту сумму и окончательно она семейство Ростовых не разорит.
В банке, который обслуживал бы Ростовых в XXI веке, знали бы: бесспорно, это все еще очень богатые люди.
ок.
1880
5 рублей
Столько было обещано тому, кто вспомнит лошадиную фамилию
А. П. Чехов «Лошадиная фамилия»
2015
10 000 рублей
Отставной генерал-майор Булдеев в "Лошадиной фамилии" совсем не похож на представителей блестящей аристократии начала XIX века, метавших банк на тысячи империалов. Большинство высших офицеров русской армии конца XIX века уже уверенно из низов — они получали потомственное дворянство вместо урожденного мещанства или купеческого звания вместе с чином полковника. Не было еще генералов разве что из крестьян (первые дослужатся до этих чинов уже в XX веке). Но у Булдеева есть большой дом, и пять рублей, которые он обещает тому, кто вспомнит фамилию бывшего акцизного чиновника из Саратова,— для него точно не деньги. Ведь акцизный умеет заговаривать зубы даже на расстоянии!
Но что такое пять рублей для тех, кто толпами ходит за приказчиком Иваном Евсеичем, который, собственно, и должен вспомнить лошадиную фамилию акцизного? Дом Булдеева — это пара десятков людей, мини-предприятие по обслуживанию отставного высокопоставленного военнослужащего и его семьи. Обычное дело, это и сейчас так же устроено со многими отставными генералами в провинции, может быть, дворни чуть меньше.
Согласно "Опыту исчисления народного дохода" Степанова, изданному в 1906 году, средний ежемесячный доход прислуги и поденщиков в России в 1901 году, не так далеко отстоящем от времен Булдеева, составлял 10 руб. 43 коп. Заработная плата провинциального парикмахера или сантехника не из лучших составляет сейчас порядка 20-25 тыс. руб. Тому, кто вспомнит фамилию Якова Овсова, мог бы достаться приз примерно в 10 тыс. руб.
Но не достался: Булдеева вылечил земский врач, чей годовой доход в конце XIX века составлял 1200-1500 рублей в год.
Сейчас бы это были 150-190 тыс. руб. О заработках саратовского народного целителя Овсова мы сведений не имеем.
1910
700 рублей
Столько общественных денег растратил брат Лары
Б. Л. Пастернак «Доктор Живаго»
2015
750 000 рублей
Родя! Нет, ты с ума сошел! Соображаешь ли ты, что говоришь? Ты проиграл семьсот рублей? Родя! Родя! Знаешь ли ты, в какой срок обыкновенный человек, вроде меня, может честным трудом выколотить такую сумму? Так говорила юная Лара, будущая Лариса Антипова, своему брату Родиону, проигравшему почти эту сумму общественных денег в карты.
Знает ли он — не ясно, а мы, разумеется, не знаем: между 1910 годом и 2015 годом многое произошло не только с героями "Доктора Живаго" Пастернака, но даже и с деньгами. Лара — дочь инженера-бельгийца и обрусевшей француженки: жив был бы отец, не пришлось бы Родиону пугать сестру, что застрелится. Отец, работавший на Урале, получал тогда никак не меньше, чем сегодня иностранные специалисты-буровики в Тюмени. Но отца больше нет, а Амалия Гишар, овдовевшая матушка Родиона и Лары, в 1910 году живет жизнью среднего класса, имея собственную швейную мастерскую в Москве. Доходы ее заведомо меньше доходов 10% богатейших людей в России в начале века: в среднем они составляли для этой группы в 1901-1904 годах 934 рубля в год. Напротив, беднейшие 10% в среднем зарабатывали максимум 214 рублей. Карточный долг Родиона — 700 рублей, то есть доход его семьи (забудем об альтернативных источниках средств Амалии Гишар, ведь речь о честном труде) примерно за два года.
Семья Гишар — довольно типичная семья малого предпринимателя: в современной России это именуется микропредприятием (до 15 наемных сотрудников), его годовой оборот предельно — 60 млн современных рублей в год; будем считать, что в случае с швейной мастерской матери Лары и Роди — 5 млн рублей. 400 тыс. руб. выручки в месяц, несколько наемных швей. Нормальной по нынешним меркам можно считать 15-процентную рентабельность этого бизнеса: за два года все доходы Гишар сейчас составили бы 750 тыс. рублей.
Застрелиться как много!
1924
2 червонца
Столько Шариков украл у профессора Преображенского
М. А. Булгаков «Собачье сердце»
2015
5 500 рублей
Украденные два червонца положили начало грандиозной пьянке главного подопытного в булгаковском "Собачьем сердце". Стоит поинтересоваться истинным размахом этой пьянки.
Термин "червонец" — типичный "ложный друг переводчика": это не "десять рублей", а наименование денежного знака, такое же, как рубль или доллар, во всяком случае, подпись председателя правления Госбанка РСФСР в 1922 году ставилась на купюре, на которой черным по белому писалось: "Один червонец". Червонец был обеспечен золотом и, по существу, был привязан к царской золотой десятке (какое-то время он и обменивался на металлическую монету, аналогичную царскому "лобанчику"), рубль — нет. Курс рубля к червонцу колебался до следующий весны, и лишь в 1925 году действительно установлен был твердый и привычный курс, державшийся до последней эмиссии этой твердой валюты в 1937 году: за один червонец — десять обычных рублей. Но к этому моменту с Шариковым было уже покончено.
По крайней мере, на спиртное и закуску цены 1924 года выставлялись в рублях, а не в червонцах. Рубли были у крестьян, основных производителей самогона и поставщиков спиртного в Москве. Госмонополия на водку введена только в 1925 году. Критикуемая Преображенским "рыковка" появилась в декабре 1924 года, стоила она рубль пять копеек за пол-литра — самогон же, по многочисленным сведениям, был вдвое дешевле. Так или иначе, на украденные два червонца Шариков в состоянии был приобрести около 15 литров водки с неприхотливой закуской. И можете не сомневаться: раз был в состоянии, следовательно, приобрел.
Минимальная цена водки (а Шариков с друзьями, безусловно, употребляли самую дешевую) в 2015 г. составляет 185 руб. за поллитровку. Таким образом, сейчас на те же цели без пяти минут сотрудник подотдела очистки коммунхоза на застолье, стоившее в 1924 году два червонца, потратил бы порядка 5500 руб.
Зарплата машинистки Васнецовой, которая чуть не вышла замуж за Шарикова, соблазнившись его обеспеченностью, составляла 4,5 червонца в месяц — 12 750 современных рублей. За операцию на дому по вставлению пожилой даме яичников обезьяны Филипп Филиппович Преображенский просил, по-нашему, 137 500 руб.
Знать, сколько стоила зимой 1924 года починка чучела предварительно разъясненной Шариком совы, решительно невозможно.
ок.
1930
$400
Столько Коровьев дал Никанору Босому в валюте
М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»
2015
$9 000
Никанор Босой, замглавы МУП УК "ЖКХ-сервис" ЦАО г. Москвы. Напрасно вы полагаете, что глава жилтоварищества Босой, которому в "Мастере и Маргарите" Коровьев дает взятку в 400 рублей (они обращаются в $400 в сортирной вентиляции — отличный курс!),— персонаж простой и юмористический.
Никанор — человек, занимающий крайне прочное социальное положение. В Москве ранних 30-х обедать в "маленькой столовой" отдельной квартиры мог себе позволить лишь тот, кому в Москве 2010-х обед готовит и подает прислуга, а не жена. О тяжести квартирного вопроса в сталинской уже Москве мы знаем, в частности, из описанных в романе литераторских распрей — некоммунальное жилье доставалось лишь самым доверенным. (В отношении Осипа Мандельштама сомневались, сомнение было истолковано в пользу подследственного. Квартиру дали — и чем он отплатил? "Присевших на школьной скамейке / Учить щебетать палачей" — ничего себе благодарность за отдельную жилплощадь!)
К тому же надо понимать: Никанор не просто глава жилтоварищества. Дом, которым он управляет, в сущности, кооперативный (это еще нормально для начала 30-х), потому и можно сдавать в нем квартиры иностранцу. Поэтому 400 рублей взятки (а в сущности, и не взятки, а просто подарка Босому) никак не большие деньги. Обычные. Легальный доход за месяц, не больше. $400 — это уже другое дело. Даже пачка выходит солидная: купюру номиналом более $20 в те времена в Европе мало кто видел, кроме банкиров, скорее всего, это были купюры по $5 и $10, самые ходовые у настоящих валютчиков. В североамериканских Соединенных Штатах эти деньги в качестве суперинтенданта жилого кондоминиума Босой заработал бы за три-четыре месяца — в Нью-Йорке годовая зарплата лица тех же занятий составляла в 1932 году $1,5 тыс. Но не надо и преувеличивать. По курсу $400 того времени с учетом инфляции в США — это сейчас $9 тыс.: дома не купишь.
И конечно, Никанору Босому не угрожают ни тюрьма, ни расстрел. Валютную монополию в РСФСР введут лишь в 1937 году, валюта в Москве на каждом шагу — вы что же, всерьез полагаете, что Торгсины (ближайший от его дома — в десяти минутах ходьбы против часовой стрелки по Садовому, Аннушка не даст соврать) нужны для того, чтобы продавать за валюту и золото продовольствие и ситец иностранцами? Сдался иностранцам этот ситец.
Конечно, ОГПУ в 1926-1927 годах вовсю гонялось за настоящими валютчиками. Но там счет шел на десятки и сотни тысяч долларов, и речь шла о черной бирже — а Босой, проходящий по ведомству НКВД (да-да, до 1937 года управление ЖКХ находилось именно в этом ведомстве — ничего удивительного, правда?), об этой бирже разве что слышал на базаре. Расстрел ему точно не грозит. Да и Сибирь тоже — максимум дом предварительного заключения, ДОПР. Ведь Уголовный кодекс РСФСР 1926 года сулит Никанору Босому в статье 59.12 за "нарушение правил о валютных операциях" от года лишения свободы со строгой изоляцией лишь в том случае, если обнаружится, что доллары в вентиляции — это взятка. Но какая ж это взятка, какое злоупотребление служебным положением, где ж тут статья 109 того же УК? А значит, гласит кодекс, Босому угрожает конфискация долларов (да гори они огнем!) и дисциплинарное взыскание.
И все? Ну да. Плюс лишение поста в ЖАКТе, доходов, маленькой столовой, борща; погружение в социальную страту, из которой Босой исхитрился в 20-е выпрыгнуть в советскую элиту. Говорят, что в управляющих компаниях ЦАО Москвы управдомы зарабатывают правдами и неправдами $150-200 тыс. в год сверх зарплаты. Черт знает, может, и так.